Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей
Несправедливо?
Наверное.
Испытываю ли я стыд и сострадание?
Последнее – возможно, но вот стыдиться причин не вижу.
– Правда про Императора? – спросил вдруг Добрей.
– Что именно? То, что скончался Павел Петрович – то да, сама его последнюю минуту видела.
Трактирщик охнул, для него дворцовая жизнь представляется чем-то далеким и призрачным, а тут перед ним сидит девушка, имеющая к ней самое прямое отношение. Которая общается и с императорами, и с содержателем притона. Я усмехнулась:
– Ты вот с Николаем Порфирьевичем знаком был.
– Был, прими Господь его душу.
– А он был другом моего отца. А папа при этом дружил с Павлом Петровичем, самодержцем русским. Вот так бывает.
Делать в «Малиннике» больше было нечего, и я велела править туда, где нашли тело пристава. Ехать пришлось долго, дороги оказались забиты грузовыми телегами, шатающимся людом и марширующими солдатами. В городе царило странное настроение ожидания перемен: как оно будет при новом правителе? Наверное, не лучше, главное, чтобы хуже не стало. А простому человеку имя персоны на троне без разницы, у него свои заботы, от властных высот далекие.
– Александра Платоновна, позвольте вопрос? – это Григорий.
– Конечно, Гриша.
На козлах сейчас Тимофей, поменялись они.
– Вы так легко с этими негодяями общаетесь, словно своя у них. Отчего так?
Я улыбнулась. Знакомство и в самом деле странное, и слава Мани, что в высоком свете о нем еще не проведали, а то обсуждений было бы на годы.
– Это нас Спиридонов и познакомил когда-то, просил помочь в одном деле. А потом получилось, что все это оказалось связано с покушением на Императора. Добрей – человек преступный, заведение его – суть притон, в котором воры украденное ему сбывают, да тратятся на веселых девок, которых он же и содержит. Но в той кампании его помощь оказалась очень полезной. Так что в какой-то мере у меня долг перед Добреем есть. И перед еще одним человеком, встречаться с которым в темной ночи не стоит.
– Некоторые долги не грех и забыть.
– Может быть, – не стала спорить я и отвернулась.
По берегам Фонтанки здесь ютились неказистые строения, казармы, родильный дом – ничего такого, что радовало бы глаз. На Екатерингофском, куда мы свернули, вовсю велось строительство, свежевозведенный купеческий дом о двух этажах соседствовал с новой пивоварней. Разительный контраст со строгим центром.
Николая Порфирьевича нашли в траве между двух заборов на просеке, идущей параллельно Болотной[11]. И хотя совсем рядом перевоз через Новый канал, обнаружить его можно было разве что случайно. Тело уже увезли, но на месте все еще трудились несколько городовых. Впрочем, все их усилия оказались исключительно в охране места происшествия. Меня они восприняли изначально за блаженную зеваку, однако Тимка споро поставил их на место, после чего из числа служивых был выделен сопровождающий. Он и повел меня по следам, показывая, где тащили пристава. Гриша внимательно смотрел под ноги, выискивая любые странности, и он и обнаружил примятые кусты справа на Пещаной[12] в стороне от Екатерингофского.
– Кровь, – кратко пояснил охранник, показывая на едва заметные бурые пятнышки. – Если труп тащили, то крови должно было много вылиться, ведь ножом рану делали. А ее почти и нет, но именно что почти. Я ее и выискивал. А вся она тут.
Тимофей раздвинул ветки, открывая моему взору заброшенный пустырь, скрытый со стороны проспекта убогим желтым домом. И никаких сомнений в том, что убийство произошло именно тут, уже не было – трава оказалась измазана кровью настолько, что можно было бы предположить работу мясника.
– Куда ранен был пристав? – спросил Гриша городового.
– В шею, сударь. С левой стороны.
– Покажи точно.
– Грех на живом показывать.
– Грех от следствия скрывать, – сказал охранник и для убедительности сжал кулак.
Служивый щуплую стать Григория оценил правильно, нутром почуял, что ему хватит и этого, поэтому подробно описал ранение, лишившее жизни Николая Порфирьевича. Тимофей взял в руку воображаемый нож и несколько раз изобразил удар, пока городовой не признал, что действительно, похоже, что именно таким образом и было совершено злодейство: со спины и сверху пришлось движение, ибо рану он рассмотрел замечательно, подивившись мастерству неведомого злодея.
– Чей это дом? – показал Гриша на соседнее здание.
– Принадлежал Лунину Сергею Михайловичу, преставился он три года назад. Сейчас сыну его Мишке отошел. Он с сестрой своей по наследству собачился, специально из Парижу вернулся. Сергей Михайлыч ему все имения отписал, а он задумал всех крепостных высвободить, вот сестрица и возмутилась. Разрешилось все так, что имения Екатерине Сергеевне достались, а дом Михаил за собой все же оставил.
– Ты-то откуда все это знаешь?
– Так я здешний городовой, мне положено!
Я пока не понимала, почему Григория заинтересовала эта развалюха, но он внимательно осматривал низкое двухэтажное здание. Потом поинтересовался, где пристав, должный расследовать убийство, выяснилось, что тот сейчас с другим полицейским ходит по окрестностям, выспрашивая людей: вдруг кто видел чего.
– Зови его сюда, и чтобы быстро! Хотя погоди. Ты про этого Лунина нового что сказать можешь?
– Образованный, – с уважением ответил городовой. – Из бывших военных, но и теперь к нему в мундирах часто в гости наезжают. Устраивают порой гулянки, но все чинно, больше разговоры разговаривают. Безобразий от них не бывает.
– Понятно. Беги за приставом.
Когда местный блюститель порядка скрылся, я потребовала объяснений. Уж больно складно все охранник выспрашивал. Тимофей, кажется, понял больше, но и он заинтересованно смотрел на товарища.
– Александра Платоновна, сразу же видно несколько странностей. Первое – место убийства, оно не там, где нашли тело. Кровь, если бы было много, всю не затоптали бы, на месте почти и не ходили. Второе – тело зачем-то тащили, то есть пытались укрыть, где, собственно, убили. Зачем?
– Может быть для того, чтобы отвадить от собственного логова, – предположила я.
– Да, – кивнул согласно Гриша. – Было бы случайное место, то там бы и бросили. Третье еще есть. До этого дома, – он показал на все то же желтое здание, – тропинка не топтана, но вон там трава примята. А тело вытаскивали уже через кусты, и тащили вдвоем самое малое. Вот тут не затопчите: следы сапог имеются, две пары точно, каблуки землю вдавили по-разному. Тело тут лежало, а от него к улице два человека его и несли.
Я с интересом посмотрела на своего охранника. Не прост он, ой как не прост. Интересный подарок Макаров Александр Семенович мне сделал, надо будет спросить при случае.
Пристав явился через пол часа, когда я уже начала изнывать от жары и голода. Представитель Управы отнесся к моей компании изначально со скепсисом, я его раньше не видела, он обо мне только слышал, но считал мой интерес к делам полиции исключительно следствием великосветской скуки, а допущение мое к ним – блажью полицмейстера. Вот только после объяснений Григория господин Нестеров заинтересовался сделанными выводами и даже предложил проехать в холодную для осмотра трупа. Я от этой оказии немедленно отказалась, но Гриша испросил у меня разрешения отлучиться в ближайшее время. Пусть едет, конечно, мне же будет больно видеть дядю Колю в скорбной покойницкой.
А вот общение с хозяином убогого особняка не задалось. Дверь отворил сонный слуга, заявивший, что хозяева изволят быть в отъезде, а отъехали они еще три дня назад. Городовой только собрался что-то сказать, как Тимофей наступил ему ногой на сапог, что заметила я, но не хмурый дворецкий в штопанной рубахе на голое тело. И только когда звякнули изнутри запоры, охранники оттащили служивого в сторону, и Григорий спросил:
– На самом деле ты этого Лунина вчера видел?
– И даже сегодня, – подтвердил тот. – В самом деле уезжать собирались-с.
