Вековуха. Беляна из рода Рарога - Елена Геннадьевна Бабинцева
Вот так размышляя, я понемногу провалилась в тревожный сон. Изредка я вздрагивала и просыпалась, но все ещё была где-то на границе сна и яви. В такие моменты я чувствовала, что меня надёжно обнимают, тихо гладят по волосам. Я обняла теплую надёжную руку и прерывисто вздохнула.
— Спи, бельчонок… никто не тронет тебя.
И я поверила этим словам. Стало спокойно. Мерное ровное дыхание рядом со мной успокоило меня.
Утром я проснулась от тихой возни рядом с печкой. Но глаза открывать не спешила. Рука осторожно прошлась по тому месту, где раньше лежала Ясва. Наверное, приснилось.
— Беляна…?
Я встрепенулась и, вскочив на лавке, потёрла заспанные глаза. Маар стоял у печи, и держал в белой тряпице только что испеченный хлеб. Я с облегчением выдохнула.
— Плохо спала?
— Тоска накатила… маялась.
— На стол я накрыл, одевайся, а я пока из избы выйду.
Едва он произнёс эти слова, как я, не помня себя, вскочила с лавки, и успела поймать его за край рубахи. Маар удивлённо обернулся ко мне, но даже не прикоснулся, хотя его руки были почти на моих плечах, но он их отдёрнул, словно обжёгся.
— Не ходи.
— Беляна, ты что?
— Я… — слова застряли в горле, стало стыдно. А что я ему скажу? Что переживала вчера, глаза не могла сомкнуть? И скажет он мне, что глупая девка, опять себе что-то придумала.
Я, молча, отпустила рубашку и отошла в сторону.
— Ничего… прости.
Наступила неловкая тишина. Маар так и стоял напротив двери и смотрел на меня.
— Если хочешь, останусь. За печь отойду. Подглядывать не буду.
— Хорошо.
Мужчина кивнул и, пройдя мимо меня, ушёл за печь, где была его лавка.
Я тихонько отошла к кровати и села. А потом поняла, что стояла перед ним в одной рубашонке! Стыд, какой…!
Я закрыла лицо руками, чувствуя, как пылают щёки. Да что ж это я… совсем на душе неспокойно стало. Словно в холодную воду окунули.
Я быстро оделась, расплела косы, чтобы их расчесать. Гребень путался в волосах, все время норовил застрять, а дрожащие руки не желали слушаться. Я стала нещадно дёргать гребень, рвать непослушные волосы и клясть себя за эту странную слабость!
— Ну чего творишь…
Мою руку с гребнем перехватил Маар. Я так и осталась стоять столбом, пока он осторожно расчесывал мои косы. Гребешок в его руках ни разу не запнулся, не зацепился, словно волосы сами перед ним ложись ровными рядочками.
Быстрые пальцы сплели мне косу, которую он перехватил тонким тканым ремешком, со своего пояса.
— Спасибо… — тихо проговорила я.
— Не за что.
Сели мы за стол в полной тишине. Маар опять думал о чём-то своём, а я просто не хотела заводить разговор, потому что до сих пор помнила, как его руки осторожно расчесывали мои волосы.
Пока я ещё была Беляной, той самой Беляной, которая была самой красивой девицей в округе, то помню, как на ночных посиделках меня норовили обнять мужские руки. Но тогда всё было как-то по-другому. Дружков всех я знала, знала их семьи да родню. И те ласки больше как забава ребячья была. Не трепетало так сердце, словно в силки поймали.
Я мельком глянула на Маара, и тут же наткнулась на внимательный и сосредоточенный взгляд. Краюха хлеба встала поперёк горла. Я чуть не закашляла, но заставила себя успокоиться.
— Я тут подумал… надобно будет перед зимой по деревням сходить. Обереги на грядущие холода раздать. Может и выменяем что.
— У меня и шерсти столько нет… как же я столько сделаю? — удивленно проговорила я. — Вот тебе поясок доплету и всё…
— Я по дереву немного умею резать, — сказал Маар. — Сделаю.
— Здорово… у меня батюшка по дереву резать умеет. Да так складно и красиво! Гребешки делал красивые. Жалко, что не разрешила мне Ясва из дому ничего брать…
— А много ли у тебя братьев и сестёр?
— Братьев у меня пятеро. Один в деревне родной остался, а прочие разъехались. А сестра я одна у них была.
Маар вздохнул.
— Тяжело было родне дочь единственную от рода отлучать…
Я повела плечом и грустно улыбнулась.
— Уж лучше, чем смотреть, как за малую провинность людьми же и придуманную, камнями забьют. Я не сержусь…
Я кинула взгляд на Маара и тут же отвела взор. Спросить ли? Не обижу?
Однако едва я открыла рот, как в дверь с шумом влетела запыхавшаяся девичья фигурка. Я в изумлении узнала Любомиру! И как она нашла дорогу сюда?
Жена брата упала на колени, и сипло дышала от скорого бега. Маар тут же оказался около неё и поднял на ноги. Я зачерпнула воды из бочки и поднесла чашу к её рту. Неужто беда какая? А если дети заболели?! Или с Желаном чего?!
Любомира выпила почти всю чашу и помутневшими от слёз глазами, наконец, посмотрела на меня. А когда поняла, кого она перед собой видит, то снова упала на колени и вцепилась в мою юбку.
— Помоги… не оставь на погибель! Беляна…!
— Чего приключилось?! Любомира! Ну?!
— Медведь…!
В ушах зашумело от воспоминаний. Неужто тот самый медведь…?
Маар поднял женщину и усадил за стол. Я подала ей теплый отвар с травами, чтобы успокоилась и всё рассказала.
Любомира сделала пару глотков, и правда немного присмирела. Я взяла её за руку и посмотрела в глаза.
— Расскажи, всё как есть.
Любомира кивнула и стала сбивчиво говорить.
— Мужики на охоту собрались… Желан же… охотник, тоже мне! Увязался за ними. Три дня их не было. Уже все подумали, чего приключилось. А на третий день они из лесу вышли с огромным медведем. В верёвки замотали, и тащили. Я уж думала, поди, мертвый. А он… как вскочит! Мужиков здоровых раскидал, как тряпочных! И Желана…! Желана за ногу ухватил. И давай им во все стороны… успели в пасть палки-то поставить, а он пасть не разжимает! Держит! А подойти к нему как? Желан кровью уж истёк весь…! Того и гляди помрёт! Беляна…! Не оставь! Помоги! Ты же ведьма! Ты знаешь!
Маар бросил на меня взгляд, словно ждал моего ответа.
Я нахмурилась. Не могу я брата бросить. Быстро накинула платок на плечи, поясок с травами и мазями закрепила на талии. В берестяной короб сложила чистые тряпицы. Маар тут же взял короб и повесил себе на плечо. Значит, со мной пойдёт. Пока бежали в обратный путь,
