Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
Сильвен провел так несколько минут, словно заряжаясь от льва энергией, которая помогла бы ему лучше видеть в темноте. Когда он поднялся и двинулся дальше, он видел почти так же хорошо, как днем. Впрочем, Сильвен не заблудился бы тут и с завязанными глазами — он знал это место как свои пять пальцев. Он шел вдоль клеток, рассеянно проводя рукой по стальным прутьям.
Дальше было длинное строение с матовыми стеклами — виварий, к которому примыкал обычный прозаический курятник. Дальше, на краю небольшого пруда, терлись друг о друга две свиньи-пекари. К их шкурам кое-где пристали остатки еды.
Сильвен медленно, как сомнамбула, шел мимо клеток, загонов, вольеров, различая каждого из обитателей с удивительной четкостью.
Габриэллу всегда поражала эта его способность. «Ты — мои глаза!» — говорила она, нежно проводя рукой по его лицу в подражание слепым, изучающим чужие черты на ощупь.
В те времена, как и в этот вечер, животные дружелюбно принимали юных гостей, словно инстинктивно сознавали, что те принадлежат к тому же виду, что и они сами.
Полюбовавшись при лунном свете на хищных птиц, Сильвен вернулся к диким зверям. Ему нравилось ощущение скрытой угрозы, исходящее от их громадных сильных тел.
Медведи спали в своем рву, похожие на три заросших густой травой холма. Недалеко от них спали волки, прижавшись друг к другу. При малейшем шорохе голова каждого животного инстинктивно подергивалась.
Единственным не спящим часовым в этом сонном царстве оказался огромный нахохлившийся филин, который недружелюбно взглянул на незваного гостя.
— Привет, — прошептал ему профессор. — Все в порядке.
Филин сидел не шелохнувшись. Только голова его поворачивалась, словно сама по себе. Потом он гулко ухнул.
Сильвен улыбнулся, но почти сразу же ощутил внезапный резкий спазм в груди.
— Что-то здесь не так… — прошептал он, охваченный недобрым предчувствием.
В следующее мгновение ночную тишину прорезал громкий крик.
Глава 6
— Да что ж такое?..
Охваченный паникой, Сильвен бежал от одной клетки к другой, не в силах понять, что происходит. Все животные выли, ревели, визжали в ночи, и этот общий хор разрывал не только его барабанные перепонки, но и все тело — он с детства ощущал испытываемый животными страх как собственную физическую боль, и сейчас она нарастала с каждой минутой, поднимаясь откуда-то из живота. Он чувствовал жжение в груди и в горле. Голова буквально взрывалась изнутри.
— Что случилось? — простонал Сильвен, хватаясь за голову. — Что на вас нашло?..
Он понимал, что лучше остановиться и не двигаться какое-то время, поскольку любое движение лишь усиливало боль. Но он должен был понять! Органическая эмпатия, связывающая его с животными, побуждала его действовать.
Мечась от одной клетки к другой, он вглядывался внутрь сквозь прутья и стальные сетки и с ужасом убеждался, что ВСЕ животные присоединились к адскому хору.
Волки выли, вскинув голову к небу. Хищные кошки издавали глухое рычание, которое постепенно усиливалось. Обезьяны испускали вопли, напоминающие истерический хохот — резкий и отрывистый, как треск автоматной очереди. Птицы тоже проснулись, и каждая издавала громкий боевой клич. Что уж говорить о слоне? Он трубил, словно иерихонская труба, перекрывая все остальные звуки. Он явно был солистом этой звериной оратории.
Сильвен дрожащим голосом окликал животных по кличкам, пытался успокоить — но тщетно.
Когда он заметил, что хищные птицы пристально смотрят на него, не переставая при этом кричать, он понял, что все его усилия бесполезны.
Впервые в жизни профессор, выросший рядом с этими неожиданно обезумевшими животными, чувствовал, что совершенно не владеет ситуацией.
«Ты не понимаешь, — казалось, говорили ему их жестокие и в то же время отчаянные взгляды. — Ты больше не один из нас».
— Я схожу с ума!.. — произнес Сильвен, стискивая пальцами виски, чтобы вернуть себя к реальности. — Схожу с ума…
Но это и есть реальность.
Не могло быть ничего более реального, чем эти крики.
В этот момент луна вышла из-за облаков.
И тогда он увидел…
— Господи, я совсем про них забыл!..
Сильвен вздрогнул, чувствуя, как боль еще усиливается.
Все это время он как будто бессознательно избегал той клетки. Как будто старался к ней не приближаться.
Это из-за них начался весь этот безумный концерт?..
Обуздав свой страх, Сильвен осторожно приблизился к большой клетке, как будто опасаясь, что каждое его движение может стать причиной чего-то непоправимого.
— Не может быть! — наконец выдохнул он, не веря своим глазам. — Белые обезьяны исчезли!
Глава 7
Жервеза, бледная как смерть, проговорила:
— Ничто не разрушено, не взломано…
На всякий случай потрогала замок, после чего подтвердила:
— Заперто.
— Но все белые обезьяны исчезли, — констатировал Сильвен.
Хранительница ничего не ответила и отошла от клетки, пораженная и испуганная. Взглянув на мать, Сильвен только сейчас осознал, до чего экзотично она смотрится: в кашемировом халате, мягких сиреневых шлепанцах и неизменном разноцветном шарфе, Жервеза Массон выглядела английской леди времен Второй мировой войны, разбуженной авиационным налетом. В бледном свете луны вся сцена напоминала какой-то романтический кошмар.
— Но что же могло случиться? — наконец произнесла она, поворачиваясь к сыну. — Ты уверен, что ничего не заметил? И кстати, что ты вообще делал в зоопарке в такое время? Я думала, ты прогуляешься по саду минут десять и пойдешь домой…
Она не ждала ответа на свои вопросы. Сильвен знал свою мать и понимал, что она произносит все эти риторические фразы, чтобы как-то справиться со смятением, вызванным отсутствием обезьян… а также любых объяснений их загадочного исчезновения. В случае чего на нее ляжет вся ответственность. И было из-за чего беспокоиться: в связи с угрозой новых терактов, вызвавшей массовый психоз, многие должностные лица уже лишились своих мест. Поэтому сейчас Жервеза в волнении расхаживала из стороны в сторону, словно львица, у которой похитили львят.
«Ну и дела!» — подумал Сильвен, пытаясь собраться с мыслями.
Хотя для него самого эта история не могла иметь никаких неприятных последствий, он был потрясен не меньше матери. Прошло десять минут с тех пор, как он разбудил ее отчаянным стуком в дверь и привел к опустевшей обезьяньей клетке. Животные к этому времени успокоились, хотя их крики продолжали отдаваться в ушах Сильвена. Но белые обезьяны… не могли же они испариться! Он пытался вспомнить, были ли вообще случаи похищения животных за всю историю Ботанического сада. Даже знаменитый жираф, подарок тунисского бея, приведенный из Марселя летом 1827 года, мирно прожил в зоопарке до конца своих дней, и никто не пытался его украсть — разве что каждый посетитель непременно желал его погладить.
— Может быть, они спрятались? — предположил Сильвен. У него не укладывалось в голове, что пять обезьян размером с двенадцатилетних подростков могли вот так просто исчезнуть из небольшого зоопарка в центре современного мегаполиса с десятью миллионами жителей!
— Исчезли, и все! — нервно сказала Жервеза, доставая из кармана какой-то черный футляр. — Я часто думала — а что, если они умнее нас?
— Мам, но они ведь животные, — попытался возразить Сильвен.
Раскрыв футляр, Жервеза вынула из него два небольших черных предмета и ворчливым тоном произнесла:
— Я имела в виду природный ум, Сильвен. Иначе говоря, способность быстро оценить ситуацию…
В руках у нее оказались два раздвижных карманных фонарика, похожих на мини-телескопы. Один фонарик она протянула Сильвену со словами:
— Лучше помоги мне их найти…
И прежде чем Сильвен успел что-то сказать, шагнула в темноту. Луч ее фонарика замелькал по клеткам, между тем как она говорила вполголоса, будто сама себе:
— Вот как раз в такое время я их и нашла. В весеннюю ночь, такую же теплую и приятную… И луна была такая же, как сейчас: яркая, круглая…
Когда мать почти полностью скрылась из вида, Сильвен вдруг осознал, до чего странно ее поведение: ведь вместо того, чтобы играть в бойскаутов, лучше было бы позвонить в полицию! Нужно было действовать — организовывать поисковые группы, оцеплять квартал, обыскивать дно Сены… кто знает?..
Сильвен взглянул на часы, подумав о том, что с каждой секундой беглецы все дальше уходят от Ботанического сада. Было полтретьего ночи. Обезьяны уже вполне могли добраться до садов, окружающих Сальпетриер… или того хуже — пробраться в само здание психиатрической больницы…
Молодой человек повернулся, посмотрев на видневшийся вдали силуэт старого величественного здания. И вдруг его внимание привлекла огромная стеклянная крыша Аустерлицкого вокзала.
