Луи Бриньон - Кифа, или Святой Пётр
— «Спасите сына…звезда семь четыре семь». Получается, что последние четыре слова и есть то самое, что должно спасти сына. Иначе, зачем они следуют сразу же вслед за этим уже понятным нам выражением? А если это и есть тот самый путь спасения, по которому мы должны пойти? Но как понять значение этих странных слов? По моей просьбе Метсон нашла всю возможную информацию о существующих звёздах. Но ни одной с таким названием не существует. Так что это за странные слова?
Глава 10
«Все дороги ведут в Рим»
Воцарилось короткое молчание. Оба профессора осмысливали услышанное и делали собственные выводы. Боуд убрал ручку в карман и, отпив глоток остывшего кофе, устремил взгляд на Александрову. Заметив этот взгляд, она коротко спросила:
— А вы пробовали переставлять цифры местами?
Боуд молча кивнул.
— Следовательно, речь может идти о некой иносказательности. Возможно, слову «звезда» придаётся несколько иное значение, — предположила Александрова. Боуд сразу же заинтересовался этими словами и попросил выразить эту мысль конкретней.
— Возможно, имеется в виду некий человек, ну не знаю,…король или другая великая личность, — пояснила свою мысль Александрова. — И тут имеется в виду событие, связанное с его правлением.
— Звучит вполне логично! — одобрительно отозвался Боуд, но тут же поправился и добавил. — Правда, в этом случае нам придётся сделать выборку всех царей в истории человечества и остальных выдающихся личностей, изучить биографию этих людей едва ли ни день за днём. Как мне думается, понадобится несколько лет…
Александрова хмуро покосилась на Боуда. Затем перевела взгляд на профессора Коэла. Слово за слово, между ними завязался оживлённый разговор. В ход пошли даты, люди, происшествия. Боуд, как ни в чем не бывало, налил себе новую чашку кофе и стал пить медленными глотками. Он делал вид, что не обращает внимания на разговор, хотя на самом деле не упускал и слова.
— А что, если речь идёт об известных тиранах? — неожиданно выпалила профессор Коэл и продолжала развивать свою мысль. — Посуди сама, Ольга, ну кто ещё, кроме этих чудовищ, запомнился так хорошо в истории? Уж если и есть зло во плоти, так это они. Невозможно представить, что нормальные люди способные на подобные зверства. Возьми, к примеру, правление «красных кхмеров» в Камбодже.
— Палачи! — поддержала её Александрова, — уничтожить больше двух миллионов человек собственного народа. Смотришь, как судят этого тщедушного старичка…Каинг Гуик Ива и поражаешься. Какой злой силой он обладал? Как сумел внушить такой животный страх миллионам людей? Превратить школу в инквизицию с камерами пыток…бррр… там сейчас располагается музей геноцида Туол — Сленг. Подумать только, из семнадцати тысяч заключённых выжили только четырнадцать человек. Что же там творилось?! А знаешь, ведь мысль хорошая, — Александрова осеклась и, по–особому посмотрев на профессора Коэл, неожиданно предложила: — Давай пройдёмся по всем известным истории тиранам? Может, что и получится найти?
— Отличная идея! — обрадовалась профессор Коэл. — С кого начнём?
Боуд расположился поудобней на диване и, скрестив руки, сосредоточил всё внимание на разговоре двух профессоров.
— Давай с Калигулы? — предложила Александрова.
— Почему все начинают с него? — недовольно бросила профессор Коэл, но тут же кивнула головой и добавила. — С него так с него. Какая разница. Обойти–то все равно не удастся эту зловещую фигуру. Итак, что мы о нём знаем? Ты предложила, тебе и отвечать.
— Легко! — Александрова впервые за разговор улыбнулась. Было понятно, что здесь она чувствует себя как рыба в воде. — Калигула. Настоящее имя Гай Юлий Цезарь. Родился в двенадцатом году нашей эры. Плохое было у него детство: когда ему исполнилось семь лет, его папа, римский полководец Германик, был отравлен из зависти наместником Сирии. Его мать была убита в тридцать третьем году по приказу императора Тиберия. По приказу того же Тиберия, оба его старших брата были заморены голодом. Однако Калигуле повезло. В тридцать первом году Тиберий приблизил его к себе с целью сделать своим наследником. До самой смерти Тиберия в тридцать седьмом году Калигула жил в роскошной императорской резиденции на острове Капри и предавался обычным развлечениям римской знати той поры, пьянству и оргиям. Тиберий, большой шутник, не раз восклицал при виде Калигулы: «О, какую змею для римского народа я вскормил!»
После того, как Тиберий умер, Калигула становится императором. Произошло это восемнадцатого марта тридцать седьмого года. Начало правления было неплохим. Калигула неоднократно устраивал раздачи продовольствия и роскошные зрелища. Однако очень скоро больной мозг нового императора проявил себя в полной мере. Огромное наследство Тиберия он промотал за год. После чего он потребовал от римлян денег, причем сделал это в несколько оригинальной форме. В первый день нового года Калигула встал на пороге своего дворца и как последний нищий просил подаяние у проходивших мимо людей. Кто же мог отказать императору? В результате такого процесса он «настрелял» немалую сумму. Затем Калигула решил почувствовать эти деньги на ощупь и, рассыпав огромные груды монет по полу, катался по ним всем телом. Процессы об оскорблении императорского величия шли не переставая. Приговор был один — смерть, и после приведения приговора в исполнение Калигула завладевал имуществом убитого. Девизом его правления были слова: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись!». Двадцать четвёртого января сорок второго года Калигула вместе со своей малолетней дочерью и проституткой–женой был убит в результате заговора. Вот коротко и всё! — выдохнула Александрова.
— Похоже, Калигула не наша звезда; ни одна дата не сходится с нашими цифрами, — скептически заметила профессор Коэл. — Пошли дальше! Полагаю, сейчас моя очередь! Я, пожалуй, остановлюсь на Нероне!
Профессор Александрова сморщилась, но не стала возражать.
— Итак, Нерон! Луций Домиций Агенобарб стал императором в пятьдесят четвёртом году, после смерти императора Клавдия. Его учителем был знаменитый Сенека. Но это не сделало его лучше: Нерон был просто диким зверем и сумасшедшим садистом. Вскоре, после прихода к власти Нерон, кстати, по наущению того же Сенеки, убивает свою мать. По свидетельству историка Тацита, когда убийцы обступили ее ложе, императрица задрала юбки и воскликнула: «Поразите меня туда, откуда я родила это чудовище!». В шестьдесят втором году нашей эры Нерон убивает свою жену. В шестьдесят четвёртом году начинается тот самый знаменитый пожар в Риме. В шестьдесят пятом он выходит на сцену театра в Неаполе с сольным выступлением. В шестьдесят восьмом кончает жизнь самоубийством.
— Тоже ничего? — Александрова вопросительно посмотрела на профессора Коэл.
— Ничего! — согласилась та. — Твоя очередь, Ольга.
— Коммод! Коммод стал римским императором в сто восьмидесятом году. Его отцом был император Марк Аврелий, вошедший в историю как император–философ. В сочинении Марка Аврелия «К самому себе» были такие слова: «Всегда ревностно заботься о том, чтобы дело, которым ты в данный момент занят, исполнять так, как достойно римлянина и мужа, с полной и искренней сердечностью, с любовью к людям, со свободой и справедливостью». Но сынок папу не послушал. Кроме красивой внешности и огромной силы, других достоинств у Коммода не было. Полностью истощив казну, он прибегнул к старому способу добывания денег — казням сенаторов. Одновременно он ввел практику продажи всего, что можно было продать за деньги: смертных приговоров, решений суда, должностей и т. д. От беспрерывных попоек у Коммода вскоре окончательно съехала крыша. Для начала, он приказал приносить себе жертвы как богу, для чего водрузил в Риме свою статую, на которой он был изображен в виде Геракла и в шкуре льва. В это же время он серьезно подумывал над переименованием города Рима в Коммод. Но и этого ему показалось мало. Коммод стал первым римским императором, который взял в руки меч и вышел на арену цирка как гладиатор. Такого позора Рим до него не знал! Коммод на потеху публике сражался с дикими зверями, другими гладиаторами и, обладая нечеловеческой силой, выходил победителем из поединков. Всего он выступал на арене как гладиатор семьсот тридцать пять раз. Дикие выходки императора истощили терпение римлян, и в сто девяносто втором году Коммод был убит. Римский сенат постановил разбить его статуи и уничтожить его имя.
— Семьсот тридцать пять? — профессор Коэл вопросительно посмотрела на Александрову. — Близко к нашим цифрам, но не то.
Александрова кивнула, соглашаясь с ней.
— Кто у нас следующий из тиранов? Кто остался из Римских императоров?
— А почему вы выделяете только Римскую историю? — неожиданно для обеих спросил внимательно слушающий Боуд.
