Карина Демина - Механическое сердце. Искры гаснущих жил
– Замерзнешь, – сказал ей Брокк. А она рассмеялась и, наклонившись к самому лицу, коснулась губами губ. И он потянулся навстречу, боясь, что она исчезнет.
Обнял.
Притянул к себе, сдавил, и желая причинить боль, и боясь обидеть, понимая, что находится во сне, и женщина, черты лица которой плавились, – такой же призрак, как и дед. И ее-призрака он волен оставить.
Поцеловать.
Зло, выказывая обиду. И нежно. Укусить. Отпустить, снова привлечь к себе. Скользнуть губами по влажноватой от слез щеке, утешить, попросить прощения, не словами, но мягким касанием. Отвести с лица растрепавшиеся волосы, которые пахнут земляникой…
…белые…
И сон рассыпался. Со снами так бывает, когда они выворачиваются, оставляя пряное послевкусие несбывшейся мечты. А нынешний обманул.
Брокк, не в силах скрыть разочарования, оттолкнул женщину, которую только что целовал.
…белые волосы, коньячные глаза.
Что она здесь делает?
– Простите. – Голос звучал хрипло, надсадно.
Кэри ждала. Извинений? Наверное. Нажрался как скотина, а потом полез к ребенку… непонятно, что этот ребенок здесь делает. И сегодня все еще более запутано, чем вчера.
– Я не думал, что это вы…
Не то следовало сказать.
– Понимаю, – Кэри вздернула подбородок, – вы думали, что это не я.
Голос дрогнул. И показалось – расплачется, но нет, только желтые глаза погасли.
– Простите, что побеспокоила. – Ровный спокойный тон. – Но полковник Торнстен настаивает на немедленной встрече с вами. Он ждет вас в янтарной гостиной.
Она отвернулась.
– Кэри…
– Да?
Прямая спина, а волосы и вправду растрепались, и прядка свернулась на плече. Светлый завиток, мягкий. Так и тянет коснуться. Обнять. Успокоить. И она позволит, но… что будет дальше? Да и выглядит Брокк сейчас отвратно. Грязный, взъерошенный и с крепким духом коньячного перегара.
– Подобное не повторится. Клянусь.
– Да, конечно.
Равнодушный ответ, в котором читается обида. И все-таки она уходит, его девочка в светлом платье…
Проклятье.
Ничего. Он как-нибудь разберется… потом. Сначала протрезветь и встретиться… полковник Торнстен. Паршивая овца Великого дома, правда, вряд ли в городе найдется кто-то, кто скажет это, глядя в глаза. У Полковника хорошая память.
Зачем он здесь?
Та встреча и его обещание. Полковник славится тем, что держит слово, и значит, Кэри ничего не угрожает, но знает она слишком много.
…и деньги.
Саквояж, набитый пачками банкнот. Много?
Пожалуй. Нерационально носить деньги саквояжами, чек выписать проще, но, быть может, у тех, кто платил, не было чековой книжки? И за что платили?
Безумный мир.
И сам Брокк – часть его. Надо протрезветь, хотя бы немного. И переодеться. Умыться. Времени нет. У Кэри прощения попросить, так чтобы действительно простила.
Брокк вздохнул и потрогал голову, которая вроде бы довольно прочно держалась на шее. Все, хватит себя жалеть, работать надо. И он, добравшись до ванной комнаты, стащил одежду, скомкал, швырнул на пол. Вывернул на себя кувшин ледяной воды, стиснув зубы, чтобы позорно не заорать. Холод опалил кожу докрасна. А рубцы на левой руке стянуло резкой диковатой болью, сжались с беззвучным скрежетом пальцы.
Дышать. И, наклонившись, сунуть голову под воду. Терпеть. Дышать, отплевываясь, отфыркиваясь и ловить струйки губами, силясь утолить жажду.
Выбраться.
Вытереться насухо, наспех.
Одеться. И пригладив взъерошенные, стоящие дыбом волосы, выйти из комнаты. Он нетрезв, но в сознании, разговаривать, во всяком случае, способен. Только руку по-прежнему дергает, но пройдет. Так случается: выпивка ослабляет контроль, и тонкие нити живого железа рвутся, опаляя нервы. Ничего, срастется наново.
Полковник удобно расположился в кресле, а напротив, непозволительно близко, сидела Кэри. Сидела и улыбалась. Так искренне, так… очаровательно.
Не Брокку.
Полковник что-то рассказывал, размахивал рукой, вырисовывая в воздухе фигуры, и негромкий мягкий голос его царапал приятной хрипотцой. Вот он наклонился, произнес что-то – Брокк не расслышал, что именно, – и словно невзначай коснулся ее рукава.
А Кэри рассмеялась. И тут же спохватилась, прикрыла губы ладошкой.
– Добрый день, мастер. – Полковник поднялся и руку подал. – Рад, что вам стало лучше.
В этих словах, в самом рукопожатии, излишне осторожном, почудилась насмешка.
– Добрый день.
– Ваша очаровательная супруга сказала, что вы не совсем здоровы.
– Был.
– Она волновалась. – Полковник Торнстен не спешил убирать руку. – Впрочем, мои дражайшие сестрицы тоже постоянно пребывают в волнении. Им кажется, что моя работа вредна для здоровья. И не могу сказать, чтобы они вовсе были не правы.
– Думаю, – Брокк меньше всего хотел обсуждать сестер полковника, а уж тем паче его работу, – беседу стоит продолжить в моем кабинете.
Возникло иррациональное желание выставить неудобного гостя.
Запереть дверь.
И жену тоже запереть.
С этим хрупким кружевным воротничком, от которого на шею ее ложится кружевная же тень. С пуговками квадратными числом семь. С тонкой лиловой полосочкой, прочертившей темно-зеленую ткань платья. С белым завитком, касавшимся мраморной щеки.
С запахом земляники.
И обидой, что притаилась на дне янтарных глаз.
Брокк сумел бы все исправить, он пока не знал как, но постарался бы…
– Ходят слухи, что брак этот вас тяготит. – Полковник Торнстен первым нарушил молчание. Он осматривался, не скрывая своего интереса. И как знать, был ли тот искренним либо же очередной маской.
– Вам так интересны слухи?
– Конечно. – Полковник сел и вытянул ноги, трость же, белую, с золоченым излишне пафосным набалдашником, прислонил к столу. – Вы не представляете, сколько всего полезного знают сплетники, сами того не ведая, как бы парадоксально это ни звучало.
– И вы явились сюда проверить?
– Отнюдь. А сейчас я имел возможность убедиться, что слухи врут.
Он замолчал, разглядывая Брокка.
Паршивая овца? Бастард, признанный домом, но… его и вправду за человека принять можно. Высокого, чрезмерно костлявого, но все же человека. И полковник всячески подчеркивал это сходство.
– Есть надежда, что мои дети будут более соответствовать породе, – заметил он, принимая бокал. – А вот вам бы от выпивки я рекомендовал воздержаться. Кажется, это расстраивает вашу супругу.
Брокк и без совета воздержался бы.
Светский визит. И Полковник подчеркнул это, в кои-то веки выбравшись из мундира, хотя поговаривали, что и ночная рубашка его была скроена по форме.
Злословили.
Ему к лицу костюм из светлой шерсти, скрывает и худобу, и общую несуразность фигуры – узкое, какое-то веретенообразное тело и непропорционально длинные руки.
– Моя жена…
– Очаровательна. И в чем-то наивна, несмотря на то что ей довелось пережить. – Улыбка исчезла. И, пожалуй, она непривычна этому лицу, оттого Полковник трет щеку, стирая след. – Вы ведь в курсе… некоторых ее тайн?
– Да.
– В частности, меня интересует та, которая касается заведения одной… дамы.
– Да. – Брокк все-таки сел. В ушах шумело, но странным образом шум этот не мешал. – Кэри рассказала мне об игре. И игроках. О вашей с ней недавней встрече тоже.
– Хорошо. – Полковник Торнстен бокал отставил, не притронувшись к выпивке. И, словно извиняясь, произнес: – Привык к трезвой голове, знаете ли. С моей работой легко переступить грань… а на пьяную голову и вовсе себя потерять. Не хотелось бы.
– И ваша работа привела вас…
– К мадам Лекшиц. Да. Мастер, я нахожусь здесь и сейчас с ведома и разрешения Короля. Он полагает, что вы в достаточной мере благоразумны, ко всему способны хранить тайны, что в общем-то логично, ведь ваша собственная работа накладывает отпечаток.
Брокк кивнул. Предупреждение, высказанное весьма вежливо, церемонно.
– В таком случае хочу прояснить некоторые… моменты.
Полковник поднялся и заложил руки за спину. При том спина его выгнулась, а шея вытянулась.
– Война шла не только за Перевалом. – Он остановился у окна, нимало не заботясь, что стоять спиной к собеседнику невежливо. – И не только с альвами. Люди… здесь, в Городе, людей в двадцать раз больше, чем нас.
– Тоже полагаете, что они представляют угрозу?
– Тоже? Что ж, я не полагаю, я знаю. Проблема эта появилась давно, но война лишь усугубила ее. Война забирает ресурсы, даже вы должны были это ощутить, мастер. И я, и многие другие, но люди… им пришлось сложнее всего. Цены на хлеб выросли втрое. На крупу и масло – вдвое. О мясе я не упоминаю, поскольку большая часть тех, кто живет в Нижнем городе, попросту не может позволить себе покупать мясо. Добавьте к этому дефицит. И безработицу.
Полковник провел ладонью по откосу.
– Вам ведь доводилось бывать в Нижнем городе?
– Проездом.
– Нищета, созданная нами и нас же грозящая уничтожить. Парадоксально, но после войны легче не стало. И не станет. Наши заводы работали на армию, в которой больше нет нужды, во всяком случае, не в такой, как была. А сокращение армии, как вы понимаете, – это уменьшение расходов на ее содержание, и, как следствие, прежние государственные заказы, позволявшие жить многим, уйдут.
