Алина Лис - Школа гейш
Страшнее всего выглядела левая рука мужчины с запекшимися кровавыми пятнами на месте трех вырванных ногтей. По сравнению с ними синяки и следы плети на теле казались мелочью.
Тануки был прав. Откуда в горах израненный незнакомец с ножом? Кто он? На крестьянина не похож. Разбойник? Дезертир? Убийца?
Кто пытал его?
В дверь с шумом, отдуваясь, вломился тануки, волоча полное воды ведро и давешнюю чашу с неощипанным петухом.
– Вот! – объявил он, бухнув ведро перед Мией. – Вода. Добрая ты душа, Мия-сан. Подбираешь всякую тварь.
– Не тебе жаловаться. Помоги мне!
Следующие полчаса она обмывала раны. Ножом, найденным у раненого, обрезала грязные тряпки и швырнула в огонь. Всю спину незнакомца занимала татуировка в виде атакующего тигра. Над левым глазом тигра торчало обломанное древко стрелы.
Мужчина глухо застонал, когда она попыталась выдернуть наконечник.
– Кровью истечет, – предупредил тануки. Он уже смирился с присутствием на своей территории чужака и помогал, чем умел, а больше суетился и сыпал жалобами, советами и шутками.
– Что же делать?
– Бинты нужны. Лекарства. А мне нужно поесть. А тебе – обратно в школу, пока не хватились.
Мия еще раз поглядела на раненого. После того как она смыла с его лица грязь и потеки, стало видно, что он молод. Наверное, его даже можно было назвать красивым, если бы не был таким измученным.
– Готовь ужин, Дайхиро. Бульон не пей, оставь для него. Я вернусь через пару часов.
– Но как же… – попробовал возразить тануки, однако Мия была уже за дверью.
Оборотень нахмурился, поворошил палкой костер.
– Эх, Мия-сан, упрямая девочка, доброта тебя погубит. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
Раньше Мия никогда не брала чужого.
Даже когда она нашла в горах Дайхиро – только что осиротевшего, совсем крохотного и неспособного о себе позаботиться. Тогда она таскала малышу свою еду. Тануки и в детстве был прожорлив, скромной плошки риса, завернутой в лист нори, и куска рыбы ему никогда не хватало, и Мия собирала в лесу грибы и орехи, удила рыбу в озерце чуть выше в горах.
Но сейчас грибами не обойтись. Нужны бинты, мази, целебные травы.
Она кусала пальцы от нетерпения, ожидая, пока девочки в домике заснут. Потом неслышно выбралась из-под одеяла, прихватив кимоно.
Одевалась она уже снаружи, дрожа от холода на зимнем ветру. Полная луна – солнце мертвых – заливала двор белыми лучами. Такими яркими, хоть читай в их свете.
Госпожа Оикава хранила лекарства в школе. За ширмой в комнате, где будущих гейш обучали массажу и основам акупунктуры.
Фонарь Мия зажигать не стала. С тихим шелестом отъехала в сторону бамбуковая дверь. Знакомая до последней трещинки на стене школа ночью казалась чужой. Пространство словно раздалось вглубь. Мия кралась в тенях, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце стучало часто-часто.
Что сказать, если ее сейчас здесь найдут? Как оправдаться? После заката ученицам запрещалось приходить в здание школы.
Некстати вспомнилась предвкушающая улыбка на лице нового директора, когда он обещал «наказать» Мию в случае оплошности.
Она без приключений добралась до комнаты. Запалила маленькую масляную лампу на низеньком столике. Поминутно прислушиваясь, отобрала все, что нужно для спасения раненого: бинты, едкий сок жгучевицы, молотую кровохлебку, травяные сборы для лечения лихорадки, заживляющие мази на целебном медвежьем жире.
Потом, когда она станет гейшей, она вернет все, что взяла, и много больше.
Обратно Мия кралась с еще большей опаской, ощущая себя презренной воровкой. Звук, донесшийся из танцевального зала, чуть не заставил ее выронить узелок с лекарствами.
Внутри кто-то был. Рисовая бумага на двери чуть светилась, как бывает, когда горит факел.
Проклиная себя за любопытство, Мия приникла к щели меж дверью и стеной…
Акио Такухати стоял в центре зала – полуобнаженный, подняв над головой катану. Колеблющиеся блики огня рисовали узор на его смуглом теле, гладили стальные мышцы. Собранные в высокий хвост на затылке волосы чуть разметались по широким плечам.
Стремительный, почти незаметный для человеческого глаза рывок, короткая песнь меча в воздухе, шелест входящего в ножны лезвия. И снова пауза.
Против воли Мия залюбовалась. Такухати в этот миг был красив не внешней красотой. Он был прекрасен, как Такэмикадзэти-но О-ками – бог войны, воплощение идеи и духа меча.
Нужно было бежать, пока ее не обнаружили. В горах Мию ждали друг-оборотень и безымянный раненый, но она медлила, зачарованная мастерством и красотой движений самурая.
Снова напряглись четко прорисованные мышцы на спине, снова почти неуловимое глазу движение и шелест лезвия о ножны.
Акио повернулся. Сейчас его красивое лицо не портила гримаса самодовольного превосходства, оно было одухотворенным и даже счастливым, и Мия вдруг почувствовала стыд. Словно подглядывала за чем-то интимным, не предназначенным для чужих глаз.
Она отпрянула от щели и осторожно попятилась. Половица под ногой предательски скрипнула.
– Кто здесь? – раздался из-за двери резкий окрик директора.
Проклиная мысленно свое любопытство, Мия в два неслышных прыжка оказалась за ближайшей ширмой. В этом хозяйственном закутке хранились татами, ведра и веники из пальмовых листьев. Юркой змейкой Мия заползла под гору циновок, моля божественную Аматэрасу, чтобы директор ее здесь не заметил.
Дверь в зал отъехала в сторону, и на пол лег бледный прямоугольник света. Черный мужской силуэт с мечом в руках выделялся на нем, словно фигурка в театре теней.
Мия лежала под циновками, скорчившись и закусив губу, и слушала приближающиеся шаги. Все ближе, ближе…
От пыли на циновках засвербело в носу. Стук сердца отдавался в ушах.
– Показалось, – разочарованно буркнул Такухати над головой. Меч с шелестом вошел в ножны.
Он ушел, а Мия еще долго не могла успокоиться и уговорить себя вылезти.
Джин плыл в кипящем озере. Вода бурлила, обваривала кожу, и та покрывалась уродливыми белыми пузырями.
Волны озера окрасились красным, и Джин понял: это не вода, но кровь. Несущая огонь кровь поколений предков рода Хо-Ланг-И Аль Самхан. Кровь сменилась раскаленной лавой, и он увидел, что тонет в жерле вулкана…
…совсем как тогда, на обряде, когда он призвал, но не смог укротить демона.
Прохладные тонкие пальцы легли на лоб, помогая вынырнуть из полного огня и боли озера.
– Потерпи, – произнес нежный, как перезвон колокольчиков на ветру, голос. – Сейчас будет больно.
Джин хотел сказать, что и так больно, куда уж больнее, но вместо этого застонал. Левое плечо жгло огнем не только снаружи, но и внутри. Словно туда забралась огромная ядовитая многоножка и теперь копошилась, выгрызая себе логово.
– Ты неправильно делаешь, Мия-сан. – Второй голос был куда менее приятным – хрипловатый, ворчливый и явственно мужской. – Это стрела с зазубринами, ее не выдернешь так просто, надо вырезать.
Влажная губка прошлась по лбу Джина.
– Потерпи, пожалуйста, – снова попросил нежный голос, и Джин подумал, что готов терпеть столько, сколько потребуется. Лишь бы она не уходила. Лишь бы снова положила ему на лоб прохладные пальцы – ее присутствие так верно отгоняет кошмары…
Боль резкая, потом облегчение от того, что ядовитая многоножка все же покинула его тело. Блаженство от прикосновений холодной влажной ткани…
– Не надо, Дайхиро. Я зашью.
– Точно справишься, Мия-сан?
– Точно.
Осторожные и нежные касания – тонкие пальчики втирают целебную мазь.
Он с трудом разлепил свинцовые веки, но не увидел ничего, кроме охапки пальмовых листьев. Их запах мешался с запахами лекарских трав и вонючим дымом от костра.
Повернув голову – это почти невозможное усилие чуть не отправило его снова в беспамятство навстречу кипящему озеру, – он увидел ее.
Она была ослепительна. Словно сама богиня Аматэрасу спустилась на землю, чтобы сесть рядом с Джином и исцелить его раны.
Губы Джина дрогнули, произнося одно короткое слово.
Она улыбнулась нежно, чуть смущенно:
– Спи.
И он послушался, погрузившись во тьму, где не было ни боли, ни огня.
Глава 4
Поцелуй
Мия зевнула. После ночного бдения над раненым глаза закрывались сами собой. Вернуться бы сейчас в домик, расстелить футон да поспать пару часов. Но нельзя. Нужно идти на занятия, а потом бежать в горы. Дайхиро тяжело будет управиться с раненым в одиночку.
Она вздохнула, вспомнив нечеловеческую колдовскую зелень, глянувшую на нее из глаз незнакомца. И еле слышный шепот «красивая» – не почудилось ли ей?
Маг, а значит, отпрыск знатного рода. Что он делает здесь, так далеко от столицы, на юге?
За стенами раздались голоса, ученицы просыпались, прихорашивались и выглядывали во двор. Вот-вот должен зазвонить утренний гонг, призывая всех к завтраку, а значит, не стоит медлить.
