Элспет Купер - Дикая охота. Посланник магов
– Айша, – позвал он. – О Богиня, Айша!
Ответа не было. Она не могла его слышать. Ему придется подбираться ближе, каким-то образом вновь менять форму и лететь. Гэр приложил снег к ране на шее и опять потянулся к хрупкой, ускользающей мелодии.
* * *Когда стемнело, Альдеран поднялся по ступеням на колокольню, захватив с собой запасной плащ. Весна была близко, но снег до сих пор покрывал поля толстым одеялом, перламутровым в свете второй луны. В такую ночь не следовало выходить без плаща – да и вообще выходить из дома.
Альдеран закрывал и запирал ставни, одну за другой, оставляя только западное окно. Раскинув руки, он призвал «светлячка», раздул его шире своих объятий и повесил вращаться в центре комнаты. Луч белого света высветил путь над спящим островом, прямой, как имперский тракт. Альдеран надеялся, что парню этого хватит. Должно хватить. Большего он сделать не мог. Оставалось лишь сесть на скамью и ждать.
Прошел час, и в луче света что-то затрепетало: пустельга влетела в окно и устроилась на скамье рядом с ним. Птица топорщила перья и дико поводила глазами.
«Где он? Я уже все обыскала!»
«Не знаю, Айша, – ответил Альдеран. – Он где-то там, но я не знаю где».
«Но я его СЛЫШУ! – завопила она. – Слушай!»
Цвета Айши затопили его сознание, и отчаянный вой эхом заметался в его голове. Цвета Айши содрогнулись. Альдеран осторожно отстранил ее.
«Ты говорила с ним?»
«Он меня не слышит».
«Попробуй еще раз, сейчас. Мы должны привести его домой».
Альдеран увидел, как пустельга замирает, и почувствовал, как она тянется в ночь, но зова ее не слышал. Он никогда не видел Айшу такой, за все годы их знакомства, никогда не видел, чтобы ее цвета так растягивались или так ярко сияли алым. Сколько она это выдержит? Альдеран выглянул в окно, высматривая что-то в темноте, что угодно, что подсказало бы: Гэр нашел дорогу назад.
«Нет ответа». Цвета Айши замерзли, застыли.
«Или же у него недостаточно сил для ответа, – сказал Альдеран. – Продолжай попытки».
Пустельга снова опустила голову и прервала контакт с его разумом. Альдеран был даже рад: иначе он почувствовал бы всю ее боль от безнадежного вопля, который она издавала. Что-то случилось, что-то невероятно мерзкое. Гэр был слишком силен, чтобы не справиться с плетением и потеряться в форме, Альдеран знал это наверняка, как знал это и о себе, но сомнения продолжали грызть его изнутри: время шло, а вестей от мальчишки все не было.
Гэра Альдеран искал с того момента, как закончился совет, но не обнаружил его ни в комнате, ни в столовой, ни в библиотеке. Дарин не видел его с самого завтрака, остальные тоже. Альдеран обеспокоенно начал искать его цвета, но не нашел ни намека на них на всем Пенгласе. Альдеран потянулся дальше, к внешним обитаемым островам, показал их обитателям узор леанца: зелень и янтарь, но один за другим следящие повторяли одно и то же: где бы Гэр ни был, на Западных островах его нет.
«Что это? – Присутствие Айши вернулось без предупреждения. – Там, со стороны Пяти Сестер. Кажется, я что-то заметила».
«Твои глаза острее моих, сестричка. Я ничего не вижу».
«Я могу… это он, это должен быть он!» Она вспорхнула на подоконник, потянулась сознанием вперед и отшатнулась.
«Что такое?»
«О Богиня, он ранен! – прошептала Айша. – Он едва удерживает форму. Помоги ему, Альдеран!»
«Отсюда я ничего не могу сделать, и ты это знаешь. На такое не способны даже сильнейшие из нас. Гэр должен вернуться сам. Если не сможет, мы отправимся к нему».
«Но если он потеряет форму, падение его убьет!»
«Он не потеряет форму, Айша. Крепись».
Она выругалась, ее цвета взвихрились от ярости, а Альдеран уставился в ночь. Да, Гэр был там, мерцающей точкой в луче серебристого света. Альдеран сосредоточился на этой точке, пожелал ее приблизить и наконец смог рассмотреть форму.
«Иди, Айша. Возвращайся к себе».
«Но я хочу быть здесь!»
«Нет, не хочешь, – сказал Альдеран. – Иди. Я позову тебя, когда все наладится».
Айша снова возразила, но он перебил ее, ненавидя себя за то, что знает, как будет лучше. Пустельга неохотно поднялась в воздух и исчезла в ночи.
Огненный орел летел прямо по лучу в сторону башни. Красно-золотой плюмаж перьев потемнел от крови, крылья били невпопад, словно силы уже покинули его и теперь орел летел на чистой силе воли. Он едва смог подняться над деревьями, чтобы перелететь стену.
«Держись, Гэр!»
Альдеран уменьшил «светлячка», чтобы расчистить место. Еще одно сознание ворвалось в его мысли и завыло. Искалеченная птица налетела на перила и рухнула на пол, осыпая все вокруг каплями крови и перьями. И почти сразу форма замерцала и растаяла: Гэр потерял контроль над Песнью. Лицо леанца было мертвенно-бледным. В окровавленных прорехах одежды виднелись рваные раны, рубашка насквозь пропиталась кровью.
Альдеран опустился рядом с ним на колени.
– Молодец, мальчик, – сказал он, оборачивая плечи Гэра плащом. – Ты теперь дома.
Гэр всхлипнул, когда плащ задел рану на шее. Его дыхание было рваным, кровавый пот склеил волосы, прилипшие ко лбу.
Альдеран помог ему подняться, но юноша тяжело навалился на него.
– Ну давай же, упрямый леанский ублюдок, – пробормотал он, просовывая плечо под руку Гэра. – Останься со мной. Я привел тебя сюда не без причины, и будь я проклят, если позволю себе тебя потерять!
* * *Гэр парил в темноте. Безбрежной, как ночное небо, беззвездной, как смерть. Темнота окружала его и затягивала в невообразимые глубины. Он не чувствовал ни жара, ни холода, не видел движения, не слышал ничего, даже собственного дыхания. Не ощущалось течения времени, не было привычных измерений, только бесконечность. Абсолютная пустота.
А затем в темноте мелькнул свет. Поначалу смутный, как луна за облаками, он становился все сильнее и ярче. Тьма неохотно отступала, сгущалась, словно свет только усиливал ее черноту. Свет заполнил все поле его зрения, и Гэр почувствовал, как его тянет туда. Что-то тянуло его к себе. А он слишком устал, чтобы сопротивляться. Устал, выбился из сил. Проще было поддаться.
Какой-то силуэт мелькнул против света, растянутый и перекрученный. Цвета скользили по нему, как по поверхности мыльного пузыря. Еще один силуэт, более темный, расширился, а затем поблек до сине-серебристого света. Он был чем-то ему знаком, вызывал какие-то воспоминания. Несмотря на чудовищную усталость, Гэр ощутил любопытство и потянулся к свету и мерцающим силуэтам.
И в нем взорвалась боль. Цвета жалили его глаза, как осколки битого стекла, разум забился в огне. Гэр закричал, и на этот раз у него заложило уши. Голоса гремели и шептали в его голове, скрежетали по нервам, усиливали агонию. Сильные руки держали его, прижимали бьющиеся руки и ноги, сжимали голову тисками до тех пор, пока он не испугался, что череп лопнет от хватки этих стальных пальцев. Волны боли захлестнули его, и он завыл.
В тумане перед глазами проступило лицо женщины. Она нежно улыбнулась и положила ему на лоб что-то холодное. Ее губы шевелились: она что-то говорила, но голос был громким и глухим, словно из бочки.
Гэр не мог разобрать слова. Не мог думать от боли.
Женщина продолжала улыбаться и говорить, гладила его по лицу, и постепенно боль отступила. За болью ушел свет, за светом ушло сознание, и Гэра снова поглотила привычная темнота.
28
Письмо
Даниляр сидел в своем кабинете и, глядя поверх чашки с остывающим чаем, наблюдал за тем, как занимается рассвет. Первый день того, что согласно календарю было новым годом, оказался белым с просинью и хрустящим, как яичная скорлупа. Если верить в приметы, это было добрым предзнаменованием. Как капеллан ордена Сювейона Даниляр не мог полагаться на народные поверья. Он лучше всех знал, что пути Богини неисповедимы, но Она стремится всюду оставлять подсказки.
Сегодня определенно был один из таких дней. Внутренний дворик под окнами засыпало снегом, и теперь там лежали сугробы по пояс – везде, кроме небольшого участка, где он кормил птиц. Огромные сосульки свисали с карниза, но в них отражалось небо и солнце, даруя надежду на будущее тепло.
Допив чай, Даниляр промурлыкал пару псалмов, расчищая дорожку, а затем налил воду и насыпал крошки для воробьев. Несколько самых голодных птиц тут же вспорхнули с колонн и запрыгали у его ног, подбираясь к пиршеству и то и дело косясь на него ясными черными глазками. Птички не ведали слов и не могли поблагодарить его, но Даниляр верил, что у них есть душа, так что возблагодарил Богиню молитвой за диких тварей, а затем отложил метлу.
