Светлана Гамаюнова - Сказки Гамаюн
Я счастлива сегодня, а завтра будет завтра.
Признание
Прошел час, а я всё сидела и смотрела на реку.
Вот и попробовала побыть принцессой, что толку-то, сама ведь сбежала. О т страха неизвестности, от страха изменений, страха ответственности за свою жизнь, за жизнь любимых мне людей. Кто я, и кто они? Ну, побыла вечерок красавицей, да и вернулась в свой прежний облик, что удивительного?
И так жалко стало себя. Мне всего-то семнадцать лет, я маленькая. От всеохватывающего чувства счастья ничего не осталось, и я заплакала так горько, как не плакала уже много лет. Хотелось, чтобы кто-то прижал к себе, погладил по головке и сказал:
– Лотта, все будет хорошо.
Я сидела и вытирала лопухом слёзы, а они все текли и текли.
Вдруг (люблю и ненавижу это слово) рядом выросли две до боли знакомые фигуры – Карен и Михел. Они плюхнулись в траву рядом со мной в своих нарядных костюмах.
– Лотта, не плачь, всё будет хорошо, – услышала я, как и мечтала. – Лотта, слава Богам, мы нашли тебя.
– Ну и нашли, и что? – вытерла остатки слез кулаком. – Я рада вас видеть. Как дела?
– Лотта, не придуривайся. Давай поговорим. Скажи, что будем делать?
Я притворилась, что ничего не знаю, ничего не было, а я вообще только что тут появилась. Сижу такая обычная.
– Лотта, не придуривайся, мы тебя узнали.
– А что узнавать-то? Я тут сижу, отдыхаю, приехала по делам, вот на реку смотрю. А к Вам думала завтра заглянуть.
– Лотта, не морочь голову, вот твои хрустальные башмачки, мы их принесли и теперь хотим с тобой поговорить.
Я сделала еще более придурковатое лицо и спросила:
– Какие еще башмачки? А, эти – так они мне маловаты, видите, ноги какие большие, не налезут. А если уж так хотите поговорить, так разве я когда-либо отказывалась, почти целый год разговаривали.
Ребята начали закипать, я это отчетливо видела.
Карен опустился на одно колено, за ним последовал Михел, они заговорили, перебивая друг друга, и я услышала совершенно неожиданное:
– Лотта, прости нас, неразумных. За то время, что мы не видели тебя, мы поняли, что жизнь без тебя не имеет смысла. Так уж получилось, что мы влюбились в тебя, и никакие принцессы не могут с тобой сравниться. Мы можем разговаривать между собой только о тебе, мы видим тебя во сне, мы бредим тобой наяву, мы хотим слышать твой смех, улыбаться твоим шуткам, думать над твоими словами, сидеть рядом возле костра, греть твои замёрзшие руки, скакать рядом на конях – просто быть рядом. Без тебя жизнь потеряла смысл. Мы столько раз пытались проникнуть в лес, но нас не пускают. Лотта, скажи, есть ли у нас хоть малейшая надежда? Лотта, мы любим тебя. Не оставляй нас.
Я не поверила. Неожиданно и удивительно.
– А как вы меня нашли?
– Просто, Лотта, мы так долго были вместе, что чувствуем тебя, как ты путь. Кроме того, в этой маленькой золотой подвеске смешана наша и твоя кровь, и она нагрелась, когда ты появилась, и мы догадались, что на балу под видом принцессы была ты. Она красивая девушка, но нам нужна ты, такая, как есть, а не эта воздушная богиня.
Я обиделась.
– А чем это она вам не понравилась?
– Она не ты. Мы не могли не узнать тебя по глазам, по смеху, по легкости прикосновения, по дыханию, словам, робкой улыбке. Ни одна девушка, кроме тебя, не смогла бы погрозить пальцем Ветру. Не отпирайся, это была ты. Не знаю, кто сделал тебя такой необыкновенной принцессой, но та, что я вижу сейчас, лучше. Лотта, стань моей женой, – вдруг сказал Карен и опустился на колено.
– Я не хочу быть королевой, – выпалила я, не подумав.
Тогда Михел сказал:
– Я не буду королём, за меня выйдешь замуж?
– Да кто меня пустит во дворец в таком виде? – сказала я.
– Отцу и матери неважно, кто ты, важно, чтобы я любил тебя, – сказал Карен.
– И я тоже, – сказал Михел.
– Ты лучшая для меня, – сказал Карэн.
– И для меня, – сказал Михел.
Я не ожидала такого и просто растерялась. Макошь, помоги!!!.
И вдруг меня закрутило. Окутало дымкой, тело пронзило, как молнией, грянул гром и послышался голос:
– Проклятье разрушено. Предсказание осуществилось!!! Она снова получила сущность, какой была по рождению – Ловелия.
Я, как полагается нежной девушке, грохнулась в обморок.
Когда очнулась, меня поддерживали аж четыре руки, голова моя лежала на коленях у Хи. А ноги держал Ха. И у меня была внешность как у девушки на балу.
Я попыталась подняться, но когда послышался треск рубахи, в которую я была облачена, и появились кончики крыльев, ребята почему-то очень быстро отреагировали и схватили меня за руки – один за правую, а второй за левую.
– Попалась, так просто не уйдешь, – очень резво прошипели два совершенно обалдевших принца.
Вдруг закружились листья, и из их водоворота вышла Макошь. Я узнала её сразу.
– Лотта, поздравляю, проклятье разрушено. Тебя полюбили в образе ужасном за твой нрав добрый, душу беззлобную. Характер верный и сильный, упорный, разглядели обычные люди, не божественные сущности, которым и так понятен твой естественный образ. Теперь ты такая, как тебе на роду написано. Но я пришла должок стребовать. Лотта, мне нужна путница, сущность, которая людей и нелюдей по путям водит, и не только по нашему миру, но и по-иному. Ты подходишь. Дано это тебе. Все подробности работы позже узнаешь.
От всего произошедшего мне опять в обморок упасть захотелось, а ведь вроде не слабонервная. Что-то непонятное происходит.
– Не бойся, Лотта, золотце мое, хотя от рождения имя твое Ловелия – прекрасная, значит. Не буду тебя сразу просить делать то, о чем не ведаешь, сначала ты должна попасть на остров Буян к сёстрам матери твоей родной, твоим теткам, и получить полную силу. И чем быстрее ты туда отправишься, тем легче тебе будет в дальнейшей судьбе.
Значит, снова путь, снова дорога. Только теперь буду ехать одна, без Хи и Ха. Грустно. И я твердо сказала:
– Как только соберусь, сразу уеду. Сборы будут недолги, обещаю, Богиня.
И она пропала.
– Вот так, ребята, я снова в путь, а Вы оставьте свои глупости. Кто Вы, и кто я, забыли?
Принцы растерянно посмотрели на меня и сказали:
– Так теперь наоборот – кто ты, и кто мы? Ты птицедева, почти божество. Лотта, не бросай нас, оставь хоть маленькую надежду. Неужели никто из нас тебе не люб?
– Если бы все было так просто. Просто… Просто… Просто… Да нравитесь вы мне, только не знаю, как это получилось, что двое сразу. Будто две меня разрываются. Очень нравитесь, и пока не разберусь во всем этом – не дам ответа. Завтра я уеду в лес собираться с мыслями, пожиток-то у меня и нет совсем, а потом в путь.
– Лотта возьми меня с собой, – вдруг закричал Михел, – я тебе пригожусь, я буду защищать тебя. Возьми, вдвоём веселей.
Карен грустно опустил голову.
– Я не могу уехать, отец очень плох, королевство теперь на мне. Прости, Лотта, я надеюсь, ты найдешь счастье с Михелом, – и, не оборачиваясь, пошёл во дворец.
Прощанье с Хи
Мое превращение в эту «распрекрасную» птицедеву всё перевернуло с ног на голову. Кто-нибудь представляет себе, каково это – очутиться не в своём теле? А это тело было пока совсем не моё. Ладно уж там, на балу – немного покрасоваться и подразнить принцев неземной красотой, созданной руками эльфочки. Но совсем другое дело понимать, что эти нежные ручки, розовые щёчки, ровные маленькие ножки – это навсегда. Отвратительное ощущение чужеродной внешности мучило меня все дни, которые были запланированы на сборы в дорогу. В лесу это чувство было особенно острым – стою как раздетая, на голове как будто парик из этих длинных, мягких, совершенно непонятно откуда появившихся волос. Кроме того, меня раздражали эти тонкие слабые пальцы, неспособные нормально держать топор и нож, нежные ступни ног, никогда не носившие сапог и как будто приспособленные для хождения по мягким коврам. А эта белая кожа? Разве с такой можно появиться на солнце? А уж о том, чтобы заночевать на ложе из сосновых веток, и подумать страшно. Хотя воспоминания о моих путешествиях с отцом по лесу рождали надежду, что и этим «безобразием» можно нормально пользоваться, только привыкнуть надо и потренироваться. А времени было мало. Просто немыслимо – как я смогу пуститься в таком виде в дорогу? Крылья – это особенная статья, они вылезали сами по себе и в самый неподходящий момент. Они жили своей жизнью и не слушались меня. Из-за их появления в одежде пришлось проделать дырки в спине, а когда крылья таинственным образом прятались, воздух гулял в прорези на одежде, вызывая озноб.
Микулишна моему виду, конечно, удивилась – она же человек, не видит скрытого, а вот Мавка и Русалочка сказали, что такой они меня и видели, только крыльев у меня тогда ещё не было, и поэтому удивлялись, что я себя уродиной считала. Обе погоревали, что мы опять расстаёмся, но для них это было так же естественно, как смена времён года: пришла и закончилась весна, лето, незаметно подступила осень. После моего отъезда лес опять начал пускать людей, хотя они и побаивались в него заходить глубоко. Только некоторые наиболее отважные личности приходили к Микулишне. Она договорилась с Русалочкой, что та не будет до смерти держать у себя купающихся парней, и они будут просто забывать, что с ними произошло или наоборот – вспоминать как прекрасный сон. Она больше не утаскивала их под воду, а иногда забавлялась на берегу. Что поделаешь – она такая, по-другому не может. При этом она всё чаще вспоминала своего принца, томно вздыхая, что таких, как он, ей больше, наверно, не встретить. А перед самым отъездом тихо попросила:
