Елена Кароль - Виолетта. Жила-была… лич
– Я тоже очень рада всех вас видеть. С рассказом о том, где я шлялась и почему так долго… – понимающий взгляд на возбужденных старших родственников, – немного обождем. Сначала разберемся с этим болезным. Как вам столь запущенный случай серой гнили? – С легкостью транспортировав бессознательное тело на прозекторский стол, уложила его на живот и тщательно закрепила ремнями. – Работа ректора, между прочим. Как думаете, справимся?
Провокационный вопрос, рассчитанный «на слабо», и усмешка в глазах, когда призраки обступили тело и начали совещаться между собой. Лишь прапрабабуля смотрела на меня, а не на дроу. Внимательно, цепко… Увы, лишь она и я – единственные женщины-некромантки в этой невероятной семье. Остальные – исключительно мужчины. Так что я порой отхватывала ее «заботы»… даже против своего желания.
– Детка, отойдем? На пару ласковых… потолкуем о нашем, девичьем…
– Э-э-э… а может, не надо… – прекрасно понимая, что отвертеться не удастся, сморщила нос.
– Надо, детка, надо.
– Бабуль, не грузи мою дочь. – Как никогда вовремя появившийся отец спас положение, но его последующие слова не порадовали: – В какого бедолагу она влюбилась до радужного сияния ауры, мы узнаем чуть позже. Сейчас главное дело. – Суровый взгляд, под которым стушевалась даже бесстрашная бабуля, а затем строго: – И даже не думай, что сможешь утаить хоть каплю информации. Все, собрались. За работу. Рассказывай, что знаешь по поводу Тразгаардта и что думаешь делать, а я проконтролирую. Начали.
Секунда на то, чтобы отсечь ненужные мысли по поводу его слов о «радужной ауре» и убрать истерику как можно глубже. Так вот на что намекал Хран… собака! Мог ведь сказать! Сволочь! Да мне такого счастья… в гробу я его видала!
– Летта.
– Да, – сосредоточенный кивок, и я поворачиваюсь к нашему пациенту. – Итак, как я уже сказала раньше, перед нами весьма запущенный случай проклятия серой гнили…
Рассуждая вслух, а также пересказывая те скудные подробности, которые узнала от дроу, параллельно перешла на магическое зрение и, закатав рукава рубашки, начала нагнетать в руки всю доступную силу – благо именно здесь я могла делать это без опаски и оглядки.
Потихоньку расплетая стазис и заморозку, не забывала отслеживать состояние пациента и контролировать, чтобы оно не перешло из стабильного в резко критическое. Упустим момент – и он труп без шанса на возврат. Мне-то в принципе по фигу… но перед родней за свою некомпетентность будет неудобно.
– Посмотри в районе печени. – Едва уловимый шепот бабули, и я благодарно киваю – вязь уже почти расплетена, но именно на этом участке зафиксирован один из ключевых узлов. – И вдоль позвоночника… но это не то. Оставь пока.
Ну да, я уже и сама заметила – остатки защитного плетения. Кажется, когда у данного индивида была кожа, то на ней имелась родовая татуировка. А какой непростой у меня пациент, однако! Интересно-интересно… какой же это дом? Если честно, то в этом я не сильна, да и повода не было…
– Ба?
– Пока не пойму. Не отвлекайся.
И то верно. А теперь у нас всего минут тридцать, пока проклятие не сообразило, что его носитель полностью освобожден от тех факторов, которые сдерживали распространение гнили. Пальцы левой руки порхали по ключевым точкам, пальцы правой плели вязь, позволяющую аннигилировать проклятие, а взгляд бегал вдоль спины, отмечая, что пока все идет по плану и я все успеваю.
– Лопатки! – Резкий окрик отца, и я раздраженно морщусь. Да-да… вижу.
– Сердце. – А это уже дед, некромант-боевик, отличившийся в Великую межрасовую войну тем, что вел за собой в бой не живых солдат, а несколько рот умертвий, причем не трогавших «своих». Чего ему это стоило, знает лишь он сам – поседел он не от возраста… – Следи за пульсом, останавливается.
– Вижу… – Стиснуть зубы и не съязвить что-нибудь непечатное в ответ. Я уже поняла, что вмешиваться и помогать силой никто не будет – это лишь мое дело. Можно сказать, дипломная работа. Хм… вариант.
Не буду вдаваться в подробности, какие именно выражения я произносила мысленно, но спустя двадцать три минуты проклятие было ликвидировано и запечатано в одну из герметично запаковывающихся колб. Увы, чтобы аннигилировать его полностью, у меня банально не было возможности – то, что лаборатория находилась глубоко под землей и была полностью экранирована от внешнего мира, немного усложняло задачу, но именно на подобные случаи и были припасены герметичные контейнеры и колбы.
– Все! – Глубокий вдох-выдох и вопросительный взгляд на отца, внимательно осматривающего результат.
– Ну, все так все. – Не сказав ни да ни нет, отец просто кивнул, а затем одними глазами указал туда, где у нас находилась зона «отдыха». – Пора и поговорить.
Не вопрос, а просто констатация факта. А я была настолько утомлена вроде бы и недолгой, но достаточно затратной по силам операцией, что могла лишь обреченно кивнуть, поплестись за отцом и плюхнуться в одно из многочисленных кресел.
– Устала? – прозвучал немного неожиданный вопрос, и на меня уставились девять пар сочувствующих и одна – серьезных, но наполненных нежностью глаз.
– Немного… – Благодарная улыбка всем без исключения. Я откинулась на спинку кресла, чтобы услышать неумолимое и понять, что нежности нежностями, но о допросе никто из них не забыл.
– А теперь рассказывай. С самого начала и с подробностями. Можешь начать с того, что случилось в ночь на Планетарный парад двести восемьдесят шесть лет назад…
Глава 28
– Ну, и вот как-то так…
По возможности опустив самые «скользкие» моменты, я немного напряженно ждала реакции родни на свой рассказ. Вроде бы и не за что краснеть, но… Чувствовала я себя так, словно мне снова девять лет и я без спроса с выпускниками на практику сбежала. Нет, меня не наказали тогда… просто заставили выучить всю нежить и нечисть, которая нам могла встретиться по пути, и все то, что она могла со мной сделать. Эх, веселое было время…
– Так, я не совсем понял про дочь… – решил озвучить общую мысль троюродный дядюшка. – Эльфийка, говоришь? Ты мне вот что объясни: зачем нам в роду эльфийка?!!
– Ну… – изобразив усиленный полет мысли, немного скривилась, – и что? Убить надо было? Камерон, ей всего девять, а выглядит она и вовсе на четыре. Ты понимаешь, что…
– Камерон, действительно. Раса малышки не имеет значения, это даже не обсуждается – если Виолетта решила обзавестись ребенком, то это ее право, как и то… – ироничный взгляд ба остановился на мне, и она ехидно усмехнулась, – кого поиметь в мужья. Ну вот скажи мне, дорогая, почему, мать твою, оборотень?!!
На последних словах ба сорвалась на рычание, и если бы я точно не была уверена, что она чистокровный человек, то заподозрила бы в ней звериные гены.
– Ну а что? – Окрысившись, немного надулась. – Как будто у меня варианты были…
– Были! Почему не демон, допустим?!
– Так, Мелисента, что за расизм? – Отец, судя по строгости тона, откровенно посмеивался над негодованием призрачной родни, а если я правильно расшифровала морщинки у его прищуренных глаз – ему это доставляло немалое удовольствие. – Чем вот конкретно тебя оборотни не устраивают?
Так, кто тут сошел с ума?
– Так, внучек… я понимаю, ты у нас типа нынче магистр и все такое, но намекать бабушке на ошибки молодости… – Моментально переключившись с меня на отца, ба почему-то дико вызверилась и, прошептав несколько весьма заковыристых фраз, вызвавших у меня немалое удивление, фыркнула, а потом, послав мне напоследок многозначительный взгляд, гордо вздернула подбородок и исчезла.
Вау! Кажется, у ба тоже есть свои маленькие «девичьи секретики»!!! Компромат-компромат!!!
– Дочь, без фанатизма. Не сейчас. – Смеющийся взгляд на мои загоревшиеся восторгом исследователя глаза, и чуть построже: – Почему именно Теодор? Почему не его брат, например? Я не совсем понял. Ты сама-то соображаешь, насколько для тебя это сейчас опасно?
– Ой, па… Да прекрасно понимаю! Ты хочешь подробности о «почему»? – Посмотрев на него, как на несмышленого подростка, изобразила нечто непередаваемое пальцами в воздухе. – Ну… купи журнал для мужчин. Ну, ей-богу! Па! Мне уже больше трехсот лет! Ну, могу я…
– Можешь. Как только, так сразу. – Тон отца резко посуровел, а призрачные деды и дяди одобрительно закивали головами и забормотали, что каждый готов проверить моего будущего «муженька» на профпригодность. Особенно сверкал глазами дед-инквизитор, любовно поглаживая клюку и щурясь.
– Па! Даже не думай!
Отец хмыкнул и многообещающе улыбнулся, и это стало для меня последней каплей – чувство дикой ярости от того, что кто-то вторгается в мою личную жизнь, охватило меня. Не помню, как оказалась на ногах, вся в клубах не просто силы, а самой что ни на есть тьмы.
– Повторяю! Никто!.. Не смеет! Лезть!!! В мою! Личную! Жизнь!!!
