Ева Никольская - Чужая невеста
– Так-то лучше, – довольно потирая руки, сказала Грэта. – Теперь давай сама, Иль. У нас не так много времени. Йен-ри подосланный мной лэф сможет задержать еще шахров пять, а потом он наверняка бросится на поиски своей нар-ученицы. В том, что его остановит записка о твоем возвращении в Миригор, я сомневаюсь. Хоть Кимина со мной и не согласна. Так что давай, милая, пей, – она протянула мне второй пузырек, – не огорчай любимую тетушку. – Ее голос был пропитан ядом, не менее мерзким, чем тот, что прятался за темным стеклом. Стерва, гадина, тварь… как бы мне хотелось ударить ее, а потом влить в ее накрашенный рот густую отраву! Но вместо этого я медленно поднесла флакон к губам и… выпила до дна. – Умница, – улыбнулась «тетушка» и, вытащив из недр своего объемного плаща блокнот с карандашом, положила их передо мной. – Пиши прощальную записку, маленькая самоубийца. Что все вспомнила, устыдилась, что жить не можешь с таким позором… пиши-пиши, – подстегнула она меня очередным приказом. И я покорно начала выводить буквы на желтоватом листе бумаге. Слез не было, боли тоже… была одна только всепоглощающая ненависть и страстное желание выжить. – Прекрасно! – вырвав из-под моей руки готовое послание, воскликнула Грэта. – Теперь выпей это. – Она подтолкнула ко мне последний пузырек. – И… сладких снов тебе, Ильва Ир-с-с-с, – зловеще прошипела «королева тьмы», поднимаясь. – К моменту, когда учитель тебя найдет, никакое противоядие уже не подействует.
Странно, но смерть, как оказалось, очень похожа на сон. Серый унылый сон, единственным ярким пятном которого был образ моего рыжеволосого норда. Я видела его бледное лицо, нахмуренные темные брови, наросты на лбу и обычно голубые глаза, в которых сейчас отражалось грозовое небо. Мой милый, добрый, нежный, любимый мужчина… как же все-таки жаль, что мы не успели проститься.
– Прощай, – прошептали губы, едва шевелясь.
– Я тебе дам, прощай! – донеслось до моего уплывающего в небытие рассудка. – Пей, говорю! Ильва, не смей меня бросать! Слышишь, не смей! – и всхлип, а потом протяжное: – У меня ведь никого, кроме тебя, нету-у-у.
В пересохшее гордо попала влага. Чуть кисловатый вкус, не яркий, не противный. Вода или сок какой-то? Образ Йена растворился в беспросветной серости сновидения. И почему-то сильно зачесалась голень.
– Ильва, орна ты безголовая! Ну, давай же… глоток, еще. – Кто-то пытался разжать мне зубы, чтобы влить в рот кислую жидкость. – Ну, пожалуйста, не оставляй меня, а? – И снова всхлип. Короткий, судорожный. И мокрые капли на моем лице. Дождь? Или чьи-то слезы. – Ты мне очень-очень нужна, сестренка.
А в следующую секунду мою щеку обожгла звонкая пощечина.
– Да ты охренела! – резко распахнув глаза, воскликнула я, причем, кажется, по-русски.
– Живая! – взвизгнула Тина и повисла у меня на шее, едва не завалив нас обеих. Потом спохватилась, отстранилась и снова принялась поить меня кислой водой. – Я думала, что опоздала, – тараторила она, вынуждая меня пить. – Что тебя больше нет, как не стало мамы. Боялась, что эта гадина распознала подмену и…
– Подмену? – сделав несколько больших глотков, я отодвинула ее руку с бутылкой в сторону и сфокусировала взгляд на Тинаре.
Растрепанная, неопрятная. Она была не похожа сама на себя. По лицу ее скользили тени, а в всклокоченных волосах то и дело вспыхивали серебристые блики. В парке было тихо, мрачно, но не совсем темно, ибо на звездном небосклоне уже вовсю красовались два ночных светила. Цвета казались неяркими и серыми, но это не мешало различать детали.
– Я ее коллекцию ядов заменила на сонные зелья, – призналась девчонка, нервно дернув плечом. – Они похожи по цвету и тягучести. Только запах другой.
– Зачем? – В голове медленно ворочались какие-то обрывки мыслей, пытаясь слиться в логичные конструкции. Слишком медленно.
– Боялась.
– Чего? – продолжала тупить я.
– За тебя боялась, – вздохнув, призналась «сестра». – И за себя. Прости меня, Илечка, я ведь правда не знала. Глупая была, мелкая… ревновала тебя к этому… к… – Девчонка сглотнула и, поморщившись, сама выпила настойки. – Я думала, он тебя любит больше, чем меня, поэтому везде таскает за собой и даже ночи у твоей постели проводит. Я правда так думала… ы-ы-ы-ы, – взвыла она, вцепившись в собственные волосы, что лишь добавило им лохматости. – Если бы я только знала, что это за любовь такая… Прости, сестренка. Я слепая идиотка, которая дальше своих желаний ничего не видела. Прости.
Я не сердилась, я недоумевала. Было в облике Тинары что-то странное, непривычное и оттого цепляющее. Но что? Ссадина на щеке? Да нет. Съехавший набок лиф платья, сбившийся за спиной плащ, порванная о какую-то ветку юбка или этот едва уловимый запах вина и ржавой воды… что? В реальность из сонного плена я возвращалась медленно: зрение восстанавливалось постепенно, и голова пока что соображала плохо.
– Прости, что опоздала, Иль. Просто… у отца плохо с головой стало после того, как ты у нордов осталась. Сначала я думала, что он сильно переживает, волнуется за твое благополучие. Но после того как я тебя навестила и рассказала, что… что ты там счастлива и не вернешься, и… Короче, он совсем спятил… – запинаясь, говорила она. – Ударил меня, наорал. Потом сильно пить стал… и смотреть странно… и… Прости, сестра. Я эгоистка, – повинилась девушка. – Глупая и завистливая дурочка. А сегодня Брэд вылакал три бутылки крепкого вина и начал… – Тина всхлипнула и передернула плечами, будто стряхивая что-то. – А я, я… – По лицу ее текли слезы, но она все еще пыталась улыбаться. Вот только все это как-то очень уж отдавало истерикой. – Я разбила о его голову бутылку и рванула сюда. Про то, что затевает Грэта, услышала, когда она встречалась с одной белокосой женщиной из Стортхэма. Я следила за тетей, Иль, и, как выяснилось, не зря, – скороговоркой выдала девушка. – И сюда я хотела поехать сразу за ней, но не успела. Он так не вовремя меня поймал, а я… Я боялась опозда-а-а-ать… – Слова перешли в громкий плач, и я, невольно зевнув, обняла малышку, позволив ей рыдать на своем плече.
– Тебе сейчас пить надо. Много, – немного успокоившись, сказала сестра. – Лучше настойку каржевника: он бодрит. Ну и постарайся бороться с сонливостью. Я все еще не уверена… понимаешь? Просто чудо, что ты так быстро очнулась.
Соображала я медленно, но все-таки соображала. И как только до меня окончательно дошло, что яд был не совсем ядом, а я не на том свете, а на этом, причем вполне дееспособная, мягко отстранила сестрицу и, едва не свалившись со скамьи из-за нарушенной координации движений, схватила со стола недопитую бутылку и рванула к своему керсу. Упала на колени, прижалась ухом к его груди и… счастливо улыбнулась – Рыж спал.
Кот едва слышно посапывал и время от времени дергал во сне задней лапой, странный нарост на которой привлек мое внимание. Глотнув еще каржевника, я потянулась к звериной конечности, желая посмотреть, что это. И тут же снова отшатнулась. На мохнатой голени сидел похожий на паука глаз и быстро шевелил своими отростками, часть из которых впилась в кошачью кожу. Последний раз подобное создание я видела в чародейской лавке на Земле.
– Что это? – испуганно прошептала Тина, спустившаяся следом за мной. – Оно живое? Кусается? Что оно делает? – не повышая голоса, спросила девчонка.
А я почему-то покосилась на свою щиколотку, потрогала рисунок мелких ранок на ней, снова посмотрела на «присосавшийся» к керсу глаз и неуверенно предположила:
– Либо кровь пьет, либо… сводит на нет эффект твоего снотворного.
Второй вариант мне казался более вероятным. Просто потому, что я не верила в милосердие поганки Кимины, которая стала бы заморачиваться с противоядием. А вот фирсы могли. И, если паукообразный «глаз» был их посланником, мозаика моего чудесного спасения в мини-борделе Стортхэма складывалась.
– Уверена? А может, палкой его? – на всякий случай предложила сестра.
– Не надо, – почесав собственную ногу, ответила я и, обняв любимого питомца, сказала: – Рыж фыркает и шевелит усами. Просыпается, значит.
– Рыж?
– Мой керс.
– А можно и мне такого? – с поистине детской непосредственностью попросила девчонка.
– Как только разбудим его и вернемся в Стортхэм, спросим, – улыбнулась я ей.
По пути в Стортхэм…
Мы встретились на дороге, на первом же повороте за границей Миригора. И, как это ни печально признавать, не появись в той беседке Тинара с каржевниковой настойкой и странный глаз, который забрался в седельную сумку, норды не успели бы меня спасти, ведь доза снотворного была слишком большой. Не зря же девчонка так нервничала. И то, что они спешили как могли, направляя своих керсов по следу Рыжа, ничего бы не изменило. Разве что едва не стало причиной «дорожной аварии». Мужчины мчались с такой бешеной скоростью, что чуть не сбили в темноте медленно бредущего Рыжа, на спине которого ехали мы с сестрой.
