Светлана Гамаюнова - Сказки Гамаюн
– Вась, давай поедем назад в замок, а по дороге поговорим, может, полегчает.
Василиса покачала головой.
– Я назад к Кощею не вернусь, – отчаянно произнесла она.
– Все равно, поехали отсюда. Давай остановимся возле того симпатичного прудика, мимо которого проезжали. На бережке посидим, в себя прийти попробуем. Поехали.
По тому, как обреченно девушка стала собираться, было видно, что она что-то задумала – что-то эдакое, неожиданное. Мы сели на коней, молча доехали до прудика и присели на бережок.
– Вась, пожалуйста, если сможешь, расскажи про Клеопатру – откуда она и что произошло. Мне и самой хочется понять. Не может быть, чтобы выхода не нашлось.
– Оптимистка ты молодая, Лотта. Нет выхода, во всяком случае, я его не вижу и не чувствую. Уезжать надо. Может, попытаться вернуться в тот мир, где существовала Клеопатра. Надо искать, как туда попасть.
– Ты что, подожди, вдруг всё не так плохо. Постарайся рассказать.
– Ты даже не представляешь, как всё плохо. Я предала, и, если будет возможность, опять предам Кощея. Он этого не заслуживает совсем, а я не смогу разорваться в выборе. Проклятье Клеопатры начало работать.
– Ну уж так и проклятье.
– Хуже, много хуже – проклятье и страсть вместе.
– Всё-таки попробуй рассказать про неё. Я хоть и не имею почти никакого жизненного опыта и вряд ли смогу посоветовать что-то путящее, но тебе может стать легче, если расскажешь.
– Рассказать? Ты не представляешь, сколько там грязи. Не хочу её показывать, чтобы ты не испачкалась.
– Вась, эта грязь касается той девушки, а ты – это ты.
– Не совсем, к сожалению, не совсем, кое-что осталось, и это будет отравлять жизни и Копиею, и Антонию, и мне. Мне надо уйти, но как – не знаю.
– Про уйти я поняла, но все-таки расскажи по порядку. Начни с того, чем она так плоха, и что осталось от неё у тебя.
– Попробую. Пока я не появилась у Кощея, я себе ощущала жительницей этого мира, которую звали от рождения Василисой, и которой позже к имени не понятно за что добавили эпитет Премудрая. Ещё в самом начале ученичества у Кощея я удивлялась, почему он как-то странно на меня сморит и ведёт себя по отношению ко мне тоже странно: как будто высматривает во мне что-то. Списывала на его, скажем прямо, некоторое своеобразие. Однажды он заговорил про души. Что, мол, души человеческие после смерти могут присоединиться ко вновь рождённому человеку и даже человеку, уже имеющему свою душу. Не все, конечно, а души некоторых людей, чаще всего с удивительной судьбой, что осталась нереализованной. Или души, которые не выполнили своей миссии в своё время, или ещё из-за чего-то – не знаю. Этот человек не всегда вспоминает и понимает, кем он был в прошлой жизни. В основном это происходит в определённых, часто чрезвычайных обстоятельствах или в результате осуществления некоторых техник, направленных на вспоминание. Кощей сказал, что, вероятно, у меня была яркая жизнь в прошлом, и предложил провести некоторое действо по вспоминанию этой прошлой жизни. Я сдуру согласилась. И, о ужас, – я выяснила, что раньше была Клеопатрой – царицей Египетской. Тебе это ни о чем не говорит, но, когда я начала вспоминать, что было в её жизни, я серьезно заболела, и было от чего. Я не представляла, какой ужасной была её жизнь, её время и она сама. Никакие сказки и страшилки не сравнятся с её судьбой – войны, убийства, постоянные интриги, ожидание, что тебя предадут, расчёты, с кем быть правильнее, и что делать, чтобы завоевать власть, удержать власть, возвратить власть. Всё вокруг власти, господства над людьми и страсть, страсть, которую она распространяла вокруг себя. Аромат её очарования! Он лишал мужчин разума, а она знала это и умела пользоваться.
– Что, и Кощей был в той твоей жизни?
– Да, наша планета тогда была безлюдна, и ему стало скучно. Он пробрался на Землю и стал Императором самой могучей империи того времени – Римской. Те времена отличались жестокостью, да и он был жесток, хотя старался как-то загладить это по возможности: вводил право, какие-то законы. Но всё равно кровь, война, война – и ему это нравилось. Пойми, Кощей не Леля, а родственник Чернобога, жестокость у него в крови. Это сейчас он осознанно старается контролировать себя, победить нетерпимость, агрессивность и многое другое. И у него это получается. Так вот, вернёмся к истории с Клеопатрой. Когда его земному телу было пятьдесят три, в его жизни появилась Клеопатра. Надо сказать, сообразительность у неё (или у меня) имелась в избытке. Чтобы попасть к Цезарю, она залезла в корзину для белья и уговорила раба отнести эту ношу в его покои. Эффектное явление в спальне красавицы, заявляющей, что она царица Египетская, удивило и заинтриговало императора. Клео была хороша собой, молода – ей было тогда двадцать два года, и удивительно обаятельна. Как она двигалась, как говорила, как пела! Хитрая, умная, страстная. Великий Цезарь влюбился, и могучий Кощей тоже.
– А Клео тоже его любила? – как зачарованная слушала я рассказ про чужую жизнь.
– Любила, он был очень умным и интересным человеком и великолепным любовником. Клеопатра ценила знания. Она была исключительно образованная для того времени женщина – знала около десяти языков, увлекалась философией, поэзией, магией. Прекрасно знала, как подстегнуть и усилить и свои, и чужие любовные желания – все-таки внучка куртизанки. В ней была гремучая смесь обаяния, беспринципности и желания властвовать.
– Все-таки ты не совсем отождествляешь её с собой, говоришь о ней отстранённо. То есть она – не ты.
– Конечно, я не она. Моё воспитание, мои принципы, мой жизненный опыт – они никуда не делись. Но, к сожалению, и слишком на многое оказывает влияние душа Клеопатры. И есть то, что я не в силах изменить и забыть.
– Что ты имеешь в виду? Что между Вами общего?
– По-моему, это прежде всего воспоминания, но, как говорит Кошей, ещё и обаяние, любознательность, хороший голос, умение общаться с людьми и обобщать информацию, делать выводы. Но я не подлая, не такая жестокая, совершенно не властолюбивая, – как бы оправдываясь, добавила Василиса.
– Но это же хорошо – иметь то, о чём ты сказала. Что тебя так огорчает?
– Очень многое, слишком многое.
– Ну, объясни мне, я же вижу, что ты в отчаянии.
– Во-первых, наверное, память. Я помню весь кошмар её жизни, её поступков, её побед и просчётов, ее ухищрений и мерзостей, от которых меня тошнит. Я помню её отчаяние и страшный конец жизни и еще… – Василиса замолкла.
Я попыталась вернуть её назад к этому тяжелому разговору:
– А нельзя воспринимать это просто как то, что было в другой жизни и не с тобой, как будто ты прочитала это в книжке. Пусть ярко написано, но не про тебя.
– Ты права, Лотта, маленькая, но умненькая девочка. Ты права. Конечно, можно постараться забыть, что отравила брата, что приказала казнить сестру. Не я, и хата не моя. Можно, но очень трудно. Мой ум и опыт постоянно перекрывают воспоминания, но, к сожалению, не эмоции. Вот тут невероятная проблема. Когда Кощей увидел, что я всё вспомнила, он обрадовался. Даже с его умом он сразу не подумал, какой конфликт разбудил во мне. Он думал только о том, что я вспомню, что мы были вместе, и брошусь в его объятья. Так и случилось. Любовь и страсть – всё вспомнилось. Мы поженились. Кстати, и до ритуала воспоминания прошлой жизни мне уже очень нравился Кошей, да что там нравился – я была влюблена в него по уши, только и себе, и тем более ему боялась это показать. Я осознала, как трудно ему было все эти века. Он любит меня, хотя, скорее, Клео. Меня это мучает и сейчас: кто ему нужен – я или Клео? Сколько же силы и обаяния в этой женщине, что даже Кощей больше не мог по-настоящему никого полюбить, она стала его наваждением. Две тысячи лет, ну почти две тысячи без малого, он вспоминал её, придумывал и украшал её облик, сделал из неё нечто удивительное, неповторимое. Его богатая фантазия украсила образ и убрала лишнее, создала эдакое божество из обаяния и страсти, с которым он нянчился эти годы. Ум – он сказочник, он со временем стирает полутона и оставляет от прошлого или белое, или черное. Вот и Кощей оставил себе белую и пушистую Клео. Оставил придуманную Клео и ждет её продолжения во мне. А я не она, совсем. Да, много общего, но повторю – я не она, и ему это трудно осознать. Может, я утрирую, но картина в целом верная. Годы одиночества и замкнутый образ жизни всё равно не помогли ему во всем разобраться. Ты знаешь, у него появлялись женщины, но они были не Клео, он ждал и, наконец, дождался. Иногда мне кажется, что он жалеет, что я не Клео, иногда наоборот. А иногда мне самой невмоготу от мысли, что он ищет во мне черты другой женщины. Всё непросто, Лотта, я и она, мы и Кощей. Но я стараюсь, честное слово. Я разорвала круг его одиночества, помогала залечивать раны прожитых лет и неверие в счастье. Мы подумывали о наследнике, ведь Цезариона, сына от Клео, убили, а Кощей в это время с трудом восстанавливался после своей смерти и ничем не мог помочь. Теперь он спрятал свою смерть в более надёжном месте. Вместе мы начали думать об интересных делах, он постоянно консультирует правителей, пишет книги, он стал общаться с людьми, просто стал жить.
