Карина Демина - Механическое сердце. Искры гаснущих жил
Он замолчал. И Кэри не знала, что ответить.
Уродство?
Рука не выглядела отвратительно, скорее уж необычно… и странно… и совершенно…
– Вы ее сделали? – Преодолев робость, Кэри потянулась к железу, но прикоснуться ей не позволили.
– Я. Сначала хотел просто… деревянную, как люди носят, чтобы внимание не привлекать. Неприятно, когда все смотрят, и… первое время я вообще из дому не выходил. – Брокк спешно натянул перчатку. – Но всю жизнь прятаться не выйдет. Вот и пришлось… что-то придумать. Я пойму, если и вы решите держать дистанцию.
– Из-за руки?
Он разглядывал перчатку, и указательный палец правой руки скользил по линии шва. И Кэри следила и за пальцем, и за швом, выполненным жесткой шелковой нитью. Сама кожа тонкой выделки успела растянуться и пойти тонкими трещинами, которые складывались на внутренней стороне ладони в рисунок.
– Вы должны были выйти замуж не за меня.
– Знаю. – Она все еще мяла платок, но слезы исчезли.
– И наверняка вы разочарованы.
Чем?
– Нет, – ответила Кэри. Но ей не поверили.
– Оден куда лучше подходил вам.
– Почему?
Какой-то не такой у них получается разговор. И ужин, о котором Кэри напрочь забыла, остыл. А вот вино согревалось уже от ее собственных рук.
Все было не так, как должно бы, но…
Разве плохо?
– По происхождению. По статусу. По… – Брокк запрокинул голову. – По способности защитить вас… свою семью.
Тень дождя ложилась на его лицо, и кожа обретала синеватый металлический оттенок.
– Дважды я был помолвлен. И обе невесты от меня отказались. Первая – узнав, что моя сестра наполовину альва. Вторая – когда я лишился руки.
– И вы думаете, что и я… – Кэри прикусила губу.
– Вам сложнее, вы не невеста – жена.
– Пожалуй…
Узоры обручального браслета сроднились с кожей.
– Именно. – Брокк краем глаза заметил ее жест и подвинул манжет. Он смотрел на застывшее железо со странным выражением на лице, словно раздумывая, как снять его.
Никак.
К счастью.
– Чего вы опасаетесь? – Кэри не знала, имеет ли право задавать ему такие вопросы.
– Пожалуй, того, что однажды вам надоест быть женой калеки, который ко всему много ниже вас по происхождению. Вам захочется иного. И я не вправе буду вас останавливать. Этот брак обречен, Кэри.
– Потому что вы так решили?
Он поклонился.
– Но… – Кэри проглотила обиду. – Мы… можем попытаться.
– Вам попытка будет стоить нескольких лет жизни, возможно, что не самых неприятных. Мне она обойдется дороже.
– Вы… просто боитесь! – Кэри вскинула руку и пальцы к губам прижала. Нельзя говорить такое!
– Боюсь, – не стал отрицать Брокк и, протянув руку, коснулся ее ладони. Кожа, под ней металл, но кожа все равно теплая, живая. – И поверьте, для этого страха у меня все основания.
– И… что нам делать?
У него красивая улыбка. Печальная только.
– Мы можем попытаться стать друзьями.
Дружить с собственным мужем? Какая нелепость! Но если ему так будет легче.
– И для начала разберемся с Ригером.
Ладонь Кэри дрогнула, и Брокк поспешно убрал руку.
– Он просил пятьдесят фунтов? Заплатите.
– Но…
Ригеру будет мало! И потратив полученное – а Кэри не сомневалась, что пятидесяти фунтов хватит ему ненадолго, – он вернется и попросит больше, и так будет повторяться снова и снова.
– Пейте вино, – велел Брокк.
Он больше не выглядел растерянным и печальным, напротив, улыбка его стала жесткой, а на щеке проступили капли живого железа.
– Пейте. И поймите, я не боюсь скандалов, но мне интересно, сколь далеко готов зайти Ригер… – Брокк упер сложенные щепотью пальцы в подбородок. – Передавая деньги, упомяните невзначай, что я вам не уделяю внимания. Это, к слову, правда, хотя и обязуюсь исправиться. Скажите, что я все время провожу в мастерской. У меня какая-то новая идея, но вы не знаете, какая именно… однако я весьма ею увлечен.
– Вы хотите…
– Я хочу, чтобы вы мне подыграли.
– Если он мне поверит, то… заинтересуется вашей работой?
– Именно. – Брокк наклонил голову, и пальцы уперлись в висок. Темные швы выделялись на светлой коже перчатки. Белели в полумраке манжеты. Поблескивали искры в камнях запонок.
– И если он проявит интерес…
– Я надеюсь, что он проявит интерес. Кэри, я понимаю, что он не самый приятный собеседник и ты бы хотела избавиться от него поскорей, но… потерпи. Пожалуйста.
– …Потерпи, пожалуйста. Сейчас пройдет. – Сверр сидит на корточках. Он стянул рубашку, и солнце гладит тощую белую спину, на которой жилой проступает хребет. Ребра торчат. И треугольники лопаток растягивают кожу, покрытую сыпью.
Вчера Сверр переел клубники. А сегодня спина чешется, он дергает то левым плечом, то правым, то, позабыв о том, что расчесывать пятна нельзя, тянется к ним. Но сейчас ему не до собственных бед.
Он рвет рубашку, и ткань трещит.
– Потерпи, – повторяет Сверр и оторванный лоскут полощет в воде. А у воды срывает подорожник и, сунув в рот, жует.
Кэри больше не плачет, она сидит, закинув ногу за ногу, и по стопе стекает кровь, красные капли скатываются на песок и в него же уходят. Чистый такой, желтоватый, темный у самой кромки воды. И стекло на солнце сияет ярче алмазов. Кто и когда оставил его?
Кэри не знала.
– Закрой глаза, – просит Сверр, осторожно стирая со ступни и песок, и кровь. А между пальцами застряла ниточка водорослей.
– Зачем?
– Стекло надо вытащить. Лучше не смотри.
И Кэри кивает, она не будет смотреть на ногу и торчащий из ступни осколок. Сверр справится с ним. Он всегда и со всем справляется. Он самый лучший.
Боль была резкой. И Кэри дернула ногой.
– Прости! – Она едва не опрокинула Сверра на песок, а он показал ей длинный осколок.
– Ты храбрая для девчонки. – Сверр поднес осколок к носу и втянул запах, кисловатый, тревожащий.
– Я крыс боюсь, – призналась Кэри.
Похвала была приятна. И смешно стало оттого, что еще не так давно она дрожала, боясь встречи с братом. Она представляла его другим.
А Сверр замечательный.
И он прикладывает к ране разжеванный подорожник, перевязывает влажной тканью.
– Болит?
– Немного. – Кэри шевелит пальцами.
– До дома дойдешь?
– Дойду.
Сверр помогает натянуть чулок, а вот туфли приходится нести в руке. И, подставив плечо, он идет медленно, придерживая Кэри рукой.
– Хорошо, что ты есть, – говорит она, когда впереди показывается громадина дома.
– Хорошо, – соглашается Сверр и, коснувшись щеки носом, повторяет: – Хорошо, что ты есть…
Он разжимает кулак, и на ладони его лежит осколок стекла, длинный и острый, он пропорол кожу, и на длинной царапине вспухали капли крови. Сверр остановился.
– Больно?
Кэри хотела осколок забрать, но он не позволил.
– Нет.
Сверр поднес ладонь к губам и, вдохнув, слизал каплю.
– Что ты делаешь?
– Кровь сладкая. Ты никогда не пробовала?
– Нет.
Ей вдруг становится страшно. Ничего не изменилось. Луг. И дом, который близок. Лужайка. Лавочки. И кружевная беседка, в которую леди Эдганг выходит пить чай. Пара розовых кустов, усыпанных мелкими бутонами…
Небо. Солнце.
Сверр.
Он прежний и все-таки другой.
– Не бери в голову. – Он вдруг улыбается и, развернувшись, бросает осколок. Вспыхивает стеклянная искра и исчезает в травяном поле. – Я никогда тебя не обижу.
Сверр сжимает ее так, что дышать тяжело, и липкие губы касаются щеки…
…не губы, пальцы, спрятанные в чехол кожаной перчатки. И прикосновение их легкое, едва ощутимое.
– Спокойной ночи, Кэри. – Брокк остается за порогом ее комнаты.
– Спокойной ночи. – Ей не хочется отпускать его. И она медлит.
– До завтра?
– До завтра.
Завтра наступит, и… возможно, жизнь снова переменится к лучшему.
Ее постель холодна, и Кэри прячется под пуховым одеялом, гладит атласную его поверхность и льняное плетение простыней…
…Лежать скучно, но рана воспалилась, и доктор строго-настрого запретил вставать. Нога болит невыносимо, словно тот вытащенный Сверром осколок все еще сидит в ране.
– Завтра ты поправишься. – Сверр забирается в постель, и Кэри подвигается, чтобы ему хватило места.
– Завтра – нет.
Доктор раскручивал бинты и ковырялся в ране, выпуская гной. Было больно и гадко. И Кэри в который раз обещала себе, что больше не будет нарушать правила и убегать из дому.
– Тогда послезавтра. – Сверр забирает половину подушки. – Послезавтра ты точно поправишься. И мы будем играть.
– В прятки?
В старой усадьбе тысяча укромных уголков.
– В прятки, – соглашается он, обнимая Кэри.
– Тогда чур ты водишь!
Прятаться Кэри нравилось куда больше, чем искать.
– Конечно…
…раз-два-три-четыре-пять…
В тишине дома, другого дома, который теперь принадлежал Кэри, раздался знакомый шепот. И тень старого вяза скользнула по стене, норовя дотянуться до постели.
