Александра Салиева - Обречены и одиноки
Создатель! Конечно, он завязал мне глаза – сама бы я в жизни не пришла сюда!
Отступила на несколько шагов, прислонившись спиной к стене. Всегда так делаю, когда сильно нервничаю. Так кажется немного безопаснее. По крайней мере, сзади точно никто не нападет.
– Что это значит? – спросила как можно спокойнее.
Супруг подарил мне ироничную улыбку и сделал шаг навстречу.
– Скоро все поймешь, – снова повторился он.
Задержала дыхание, когда он коснулся холодного металла платины на моей голове. Не потому что волнительно. Просто пыталась сфокусироваться на своей стихии и понять, что будет дальше. Почему-то вспомнился обмен репликами между Праймом Алнаира и кесарем Альтерры. Про все стороны супружеского бытия, усмешкой судьбы звучащих именно в моем отношении.
– Если ты решил, что пришло время для супружеского долга – могу заверить, это не самое подходящее время, – пригрозила я.
Он не ответил. Снял мой обруч и бросил прямо под ноги. Запустил руки в мою прическу и шпильки стали падать туда же одна за другой.
– Пришло время доверять друг другу, – пояснил Прайм миролюбиво.
«Бездна! А заранее сообщить не мог? Вот сейчас как узнает, сколько раз я его обманула!
Твою ж… Вселенную. Он же уже считывает меня! Вот я – дура!», – пронеслось вихрем в моей голове, вызвав легкий смешок с его стороны.
«Угольный – мой любимый цвет. Еще люблю фрезии, люблю шелест осенней листвы под ногами, люблю капучино без сахара с корицей…», – тут же перевела поток мыслей на абстрактные вещи. Сейчас главное думать «ни о чем».
Отступила в сторону, обращая свое внимание к книгам. География, политическое устройство, ботаника, религии разных миров, военная тактика, летописи времен незнакомых мне измерений, названия которых я раньше даже и не знала. Так вот как проводит свое время Прайм – изучая другие миры.
Тогда почему он, храня так много знаний, ничего не делает со своим миром?
Ах, да – ему же запретил кто-то. Жаль, из него бы вышел отменный правитель. Наверное.
Супруг только ласково улыбался и смотрел на меня все это время. Точно знаю, что поток моих мыслей улавливает. Сволочь бесчувственная.
– Так уж и бесчувственная? – поинтересовался он тут же.
«Ага, значит с определением „Сволочь“ – согласен», – возникла новая мысль ему ответом.
– Согласен, – подтвердил с охотой Прайм. – Это очень полезно временами.
Уже было хотела попросить книги для личного пользования, что бы хоть как то сменить тему странного разговора, но осеклась, потому что Киринион снял свой обруч. Венец своей власти снял, но при этом не закрылся от меня в эмоциональном плане.
Волна жгучего и ледяного одновременно в своей безграничности пламени желания окатила меня и снаружи и изнутри. Его желания.
«Дыши. Просто дыши. Вдох. Выдох. Дыши, Ками. Просто дыши. Обряд на крови еще ничего не значит. Вдох. Выдох. Просто дыши, Камелия. Бывало и похуже», – поддержал меня в трудную минуту внутренний голос.
Попыталась отгородиться, но не вышло. Поток его эмоций был слишком силен и сокрушительно ломал все мои попытки к обретению самообладания. Сердце стало биться все чаще и чаще. Пульс отбивал удары прямо в виски. Я уже откровенно задыхалась от неконтролируемого желания, проснувшегося и во мне. И, уже приготовившись сдаться, еле выдавила из себя:
– Так вот о каком доверии ты хотел мне сообщить. Что же прямо не сказал, когда я спросила?
Прайм спокойно принялся расстегивать верхние пуговицы своей рубашки, и словно между делом бросил мне в ответ:
– Это не долг. Это только исполнение желаний, Аэлин.
Я точно понимаю где-то в глубине сознания что сейчас должна ответить отказом. Что должна остановить его или сделать еще что-то, но просто не могу.
И куда так легко и быстро делась моя многовековая выдержка?!
Пока я размышляла, супруг уже успел снять верхнюю часть одежды. Прижал меня к стене своим телом. Холодные пальцы коснулись молнии моей куртки. Прикрыла глаза, в ожидании, пока он не снимет предмет осенней коллекции от Джанфранко Ферре.
– Расскажи мне, как так получилось, что ты поглотила чужие эмоции, Аэлин? – спросил Прайм еле слышно.
Куртка с легкостью соскользнула с моих плеч, а затем упала, накрывая собой платиновый обруч и шпильки. Его рука коснулась выреза лимонного джемпера и замерла на линии декольте, чтобы сжать ткань тонкой вязки между пальцев.
Пытаясь не думать о том, что он делает, отвечаю как есть:
– Во время коронации кесаря, я очень хотела получить ответ на один вопрос, а потом чужие мысленные потоки просто накрыли меня. Тебя не было, и я справилась, как смогла.
Хотела добавить что-нибудь еще, но Киринион прошелся губами по моим, заставляя забыть связность мысли. Жестко, властно, как и все, что он делает в своем мире. Абсолютно и неотвратно подчиняя своей воле. Ненасытно, алчно и требовательно. И снова все так, как хотелось мне самой.
– Не находишь что одежда не по сезону? – вдруг спросил он.
За вопросом последовал треск нитей джемпера, и он разделился на две части под воздействием его рук. Последнее, что было на мне поверх белого кружевного бюстье, кануло в сторону остальной кучи на полу. Вопрос был неожиданным, но вполне закономерным. Действительно, для тропиков что-то не правилен мой наряд.
– Когда стынет сердце и душа, стынет и тело, Аэлин, – продолжал объяснять он.
И не только объяснять. В этот раз поцелуй был не таким жестким, как в прошлый. Но такой же настойчивый и властный, пусть и разбавленный чем-то смешавшимся с чувствами надежды и нежности.
– Если позволишь венцу преобладать, обратно вернуться будет трудно, – услышала я от него вновь. – Ненависть и гнев, сменяющиеся холодностью и равнодушием – только начало, Аэлин. Дальше будет только хуже. Но, если позволишь, я помогу справиться с этим. Помогу не стать таким как я.
Да, конечно он был прав, только вот сейчас я испытывала как раз противоположные чувства. Как-то не думалось мне совсем о холодности. Ни о своей, ни уж тем более о его. И такой какой он есть, должна признать, в данный момент меня устраивал более чем. Мужские ладони уже начинали свое путешествие по изучению сначала моей спины, потом поясницы, потихоньку добираясь до бедер. Его полуобнаженное тело так близко и заставляет прижиматься еще ближе. Так, что хочется раствориться в прикосновениях, хочется почувствовать каждой клеточкой все, что оно может дать.
– Так согрей меня, – прошептала, отдаваясь на его милость. – Согрей нас обоих.
Создатель, как я вообще могла сказать такое вслух?!
С другой стороны, той, которая сейчас волновала меня больше – да катись все в Бездну!
Прикоснулась губами к уголку его рта. Осторожно, бережно. Нежно провела прикосновение вдоль нижней линии его губ, коснулась ладонями его шеи по бокам. И сразу же получила ответный ураган. Мужчина вжал меня в стену так, что дышать стало больно. Сильные руки подняли вверх, позволяя моим ногам расположиться вдоль его поясницы. И поцелуи – страстные, глубокие и чрезмерно желающие продолжения. Бесконечные, в своей чувственности. Исключительные, в своей необузданности. Притягательные, поглощающие и сметающие все, что было в моей жизни раньше. Теперь существовал лишь он. Только он один. Единственный мужчина, которому хотелось принадлежать столь же сильно, сколь он заставлял меня подчиниться его воле.
И тут я почувствовала чей-то отчаянный призыв!
– Сумрак, мать его… через Гондурас! – вслух выругалась я.
С большим трудом возвращаясь к реальности, слезла вниз и поспешно надела куртку. Киринион поступка не понял. Но отступил, задумчиво следя за тем, как я наглухо застегиваю замок у шеи.
– Я вернусь, – бросила напоследок. – Скоро.
Получила в ответ удивленный взгляд и быстрыми шагами направилась в сторону зова Арноры. Идти пришлось довольно долго. Спустя несколько длинных коридоров и семь лестничных узких пролетов, я, наконец, нашла ее.
Среди полумрака и обитого необтесанными досками пола она лежала, истекая кровью, с закрытыми глазами и негромко постанывая от боли. Разорванная нитка, повязанная мною, валялась рядом в багровой уже запекшейся лужице. В это время ее с размаху пинал прямо в живот довольно здоровенный по комплекции алнаириец, смачно ругаясь при этом на всеобщем.
– Что здесь происходит? – спросила не за тем, что узнать причину, а просто, чтобы он знал, что ему придется остановиться, даже если он этого не желает самостоятельно.
Видимо мужчина уже совсем озверел, потому как даже ответить не посчитал нужным. Чтобы остановить зверство, мысленно сжала горло будущего приговоренного как минимум к пыткам, а воздух вокруг мгновенно повиновался, повторяя все в реальности.
– Моя женщина, – только и ответил он.
Не считая, что виноват в чем-то, он пытался бороться со средой в попытке освободиться. Я с сожалением посмотрела на Арнору. Девушка тихо плакала, подбирая руками кусочки разорванного платья.
