Карина Демина - Леди и война. Цветы из пепла
– Ты неисправим.
– Наверное. Лучше… – Кайя почти позволил себе отступить. К чему продолжать разговор, который, скорее всего, не имеет смысла. Прошлое мертво во всех его проявлениях, а через пару дней решится, выживет ли будущее. – Лучше расскажи мне, почему мой отец был… таким, как был. Он меня ненавидел, и в то же время у него получилось не убить.
– Нет, – скрюченные пальцы Магнуса коснулись щеки, на которой проступала рыжая щетина, – в нем никогда не было ненависти к тебе. Во всяком случае, когда Арвин еще отдавал отчет в том, что происходит. Он пытался научить тебя защищаться. Кайя, ты… ты был…
– Не таким.
– Таким. Но мягким, понимаешь? Ты всегда и во всем искал компромисс. Уступал, где только можно было уступить. И где нельзя, тоже, пытаясь найти какое-то равновесие в обстоятельствах. Тем, кого ты любишь, ты готов простить и спустить все.
В этом мире не так много людей, которых Кайя любит.
Дядя его предал.
Изу предал он.
Урфину молчаливо позволил ввязаться в авантюру с почти гарантированно смертельным исходом.
Дочь его никогда не видела, и Кайя не представляет, как завоевать ее любовь. А сын видел совсем не то, что следовало бы показать ребенку, и вряд ли когда-нибудь сможет забыть увиденное.
– Доброта – это хорошо. И умение прощать – тоже. Для человека, но не для правителя. Арвин боялся, что не ты будешь управлять протекторатом. Тобой будут. И не Совет.
Магнус скребет щеку, оставляя красные яркие следы.
– Взять хотя бы Урфина. Ты никогда не умел его остановить, принимая все, что он делал как должное.
– Надо было по зубам?
А ведь так и получилось в конечном итоге.
– Надо было научиться его сдерживать. Любым способом. Ты почти позволил ему превратиться в чудовище. Он хороший мальчик. И, возможно, сам бы справился. А возможно, рано или поздно уверился бы в собственной безнаказанности.
Все верно. И мерзко до тошноты, до знакомой дерущей боли в горле, которая остается от сорванных связок. До дрожи в коленях и слабости.
…Кайя? Что ты делаешь? Не надо. Пожалуйста.
…я должен.
Это тоже болезнь, от которой пора бы избавиться. Дойти до дна и вернуться назад.
– Ты дал ему свободу. Титул. Деньги. Власть. Ты закрывал глаза на шалости, не замечая, что раз за разом он позволяет себе чуть больше. И чем все закончилось?
Чумой на острове Фарнер.
И если бы Кайя не вынудили соблюдать закон, то…
– Ты знал про блок?
– Нет. Я ушел почти сразу после Фризии.
Верно. Сходится. Тогда кто посоветовал его создать? Кормак? Или отец сам додумался? Естественное развитие безумной идеи. Закон защитит Кайя. И закон защитит от Кайя. Великолепно в теории. А на практике – сложно, мучительно в воплощении и почти смертельно по результату.
– При мне Арвин просто пытался выбить тебя из равновесия. Разозлить.
Выбивал, это точно.
Дурь. Слабость. Что там еще в списке было? Действительно, без ненависти. Деловито. С точным расчетом, от которого до сих пор вкус крови во рту стоит. Как портовую собаку, которую для травли готовят, избивая до тех пор, пока собака не утратит остатки разума.
Зато и страха в ней не останется.
Ничего, кроме ярости и желания рвать. Разве от этого хоть кому-то стало бы легче?
Лучше бы отец и вправду ненавидел. Было бы честнее.
– Почему он не позволил ей родить ребенка? Почему все вообще получилось так… как получилось.
Кто виноват? Кайя подозревал, что все и никто конкретно, как оно обычно бывает. И все-таки жаль, что у него не было брата, такого, который оправдал бы надежды отца. Глядишь, Кайя оставили бы в покое.
Отправили куда-нибудь с глаз долой, то-то было бы счастье.
– Да сядь ты, наконец! – не выдержал дядя. – Я могу сказать лишь то, что знаю и думаю. Насколько оно правде соответствует – другой вопрос. Ты знаешь, что у нас с твоим отцом большая разница, что нормально. Твоя бабушка, моя мама, была уже немолода и… Она так и не оправилась после родов, жила, но это была жизнь на грани. Высокая цена за ребенка. И от Арвина с почти рождения стали требовать быть лучшим. Всегда и во всем. У него получалось. Я понимаю, что вряд ли ты поверишь, но у него были и ум, и характер, и воля.
Которых Кайя, ко всеобщему огорчению, не унаследовал.
– …и болезненное честолюбие. Он каждую минуту доказывал, что достоин места и положения. Дед им гордился. Это я мог себе позволить быть паршивой овцой и тратить время по пустякам, а на нем с рождения висело ярмо долга. Возможно, проживи папа чуть дольше, все бы сладилось иначе. Но он не стал рисковать, ушел сразу за мамой. Арвину же досталась страна.
Наверное, из всего этого получилась бы интересная сказка о том, как все жили долго и счастливо. В сказках ведь только так.
– Он многое хотел изменить. – Магнус закрыл глаза. Вспоминает? Кайя хотел бы заглянуть в эти воспоминания, увидеть отца другим. Зачем? Он не знал. – Аннет было четырнадцать, когда они встретились. Ее подарили. В то время как раз пошла мода на подобные… подарки. Девушки. Юноши. Из питомника. Здоровые. Красивые. Правильно воспитанные. Никто не знает, где и когда встретит пару. Какой она будет.
Единственно возможной. Это же просто. Как не понять?
– Арвин надеялся на кого-то равного себе. Достойного.
А получил рабыню с правильным воспитанием. Злая шутка? Или все-таки Ллойд прав в том, что сам смысл пары – в дополнении и переменах. Чего же тогда не хватало отцу?
– Арвин оказался просто не готов принять ее. И поступил, как ему казалось, разумно. Он оставил Аннет при себе, но…
– …женился на моей матери.
Добровольно. Без Хаота, договора и угрозы. Это в голове не укладывалось.
– Именно. Неглупая женщина знатного рода с хорошими связями, устойчивым положением в обществе. Подходящая фигура на роль первой леди.
И роль эту мать играла до последней минуты с профессиональным почти артистизмом, не позволяя себе ни на волос отступить от сценария.
– Аннет не возражала. Да и как мог возразить ребенок, который точно знал, где его место? Она радовалась уже тому, что может быть рядом с Арвином. Пожалуй, несмотря ни на что, это было хорошее время для всех.
Но ничто хорошее не длится вечность, это Кайя хорошо усвоил.
– Однажды твоя мать объявила о том, что ждет ребенка. Признаться, новость была… неожиданной. Не обижайся, но я искренне полагал, что их брак – исключительно формальность. И решил, что это – очередной рациональный план, который позволит узаконить ребенка Аннет. Так иногда поступали… дама объявляет себя беременной. Удаляется куда-нибудь в сельскую тишь вкушать дары природы, а через некоторое время возвращается с ребенком. Но я недооценил Арвина. Не знаю, что им двигало: глупость, расчет или чувство долга. Все сразу? Спрашивал, но ответили, что меня это не касается. Главное, что роды проходили в присутствии твоего отца и шести членов Совета. Это исключало всякую возможность подмены ребенка.
Старый обычай. Знакомый. И напрочь лишенный смысла, ведь вопрос не в законности рождения, а в способностях. Кайя от своих отказался бы с радостью.
И от родства такого.
– Тогда же было решено, что появление бастарда недопустимо.
И к леди Аннет приставили доктора, который следил за ее состоянием, ежедневно напоминая о том, что следует принять лекарство.
– Верно. – Дядя разодрал-таки щеку до крови, словно мало ему было шрамов. – Арвину говорили, что он совершает ошибку. Пытались давить. Но к этому времени его уверенность в себе превратилась… скажем так, Арвин не мог допустить и мысли о том, что просчитался.
– Даже после Фризии?
Магнус не сразу ответил. Разжал скрюченные пальцы, посмотрел на них, вытер о подушку…
– После Фризии меня не стало. Но кое-что знаю от других людей. Арвин пошел на уступки. Протекторам. Системе. Аннет. Себе самому. Он, полагаю, воспользовался предлогом необходимости, чтобы получить то, чего сам хотел. Вот только беременность закончилась неудачно.
Кайя не помнил этого.
Или ему только кажется? Если хорошо покопаться в памяти, то…
…внезапная передышка. Отец словно забыл о самом существовании Кайя.
…а мать вдруг вспомнила. Он должен был сопровождать ее повсюду, а визитов и встреч стало неожиданно много. И все они были какие-то неправильные, словно за словами, которые произносились, скрывался особый тайный смысл.
…учителей перестало волновать, что Кайя не проявляет достаточного усердия.
– Она едва не стоила Аннет жизни. И нет, это не было попыткой убить, скорее… или она слишком долго пила травы. Или нервы сказались – девочка выросла и стала воспринимать мир и свое в нем положение иначе. Или Арвин уже начал меняться… выкидыш на позднем сроке.
…тишина, оглушающая, напряженная, которая вдруг воцарилась в замке. Кайя слышал ее, скрытую за словами, случайно пойманными взглядами и шелестом юбок.
Черная ткань на зеркалах.
И мать, которая впервые пила и отнюдь не вино. Кайя никогда больше не видел ее такой, веселой, безумной почти и напуганной. Она не отпускала его до поздней ночи, ничего не говорила, просто пила, смотрела и улыбалась.
