Елена Звёздная - Урок четвертый: Как развести нечисть на деньги
– Что? – Тихий, полный ожидания вопрос.
– У нас не нужно скрывать, кто ты есть! – ответ вышел не столь благожелательным, скорее жестким. – И подчиняться правилам «добренькой» морали тоже не нужно. У нас можно вести себя так, как требует твоя сущность, и не винить себя за это.
Может, Ликаси и была ребенком, но смотрела она сейчас на Эллохара совсем как взрослая – серьезно и осознанно.
– А приезжая на каникулы к маме, папа тебе явно не родной, будешь снова вести себя как их милая, добрая и примерная доченька. Что скажешь?
Ликаси просто кивнула. Согласно кивнула. И это было абсолютное и безоговорочное «да».
Улыбнувшись, лорд Эллохар потрепал ее по щеке и приказал:
– Беги, попрощайся с мамой. Ничего из вещей не бери, все получишь на месте. Беги, Ликаси.
И малышка, кивнув, действительно побежала вниз по лестнице, а вскоре из глубины дома мы услышали: «Мамочка, там такое!»
Магистр Эллохар медленно поднялся, и теперь ни доброты, ни благожелательности в его взгляде не было, только холодная ярость, которую он не стал скрывать, гневно спросив у мастера Ойоко:
– Во имя Бездны, откуда столько жестокости?
Мы с Юрао непонимающе переглянулись, а несчастный гном и вовсе не знал, за что с ним так. Эллохар пояснил:
– Девочка на последней стадии истощения.
На мой взгляд, выглядела Ликаси очень даже упитанной. А потом я поняла, в чем дело, и поспешила вмешаться:
– Вы все не так поняли! – Директор Школы Искусства Смерти стремительно ко мне развернулся, правда, когда на тебя так смотрят, сложно что-либо рассказывать. Но выхода особого не было. – Магистр Эллохар, мы с партнером в этом доме расследовали дело о краже драгоценностей, которые пропали два года назад, после смерти госпожи Ойоко.
– Та-а-ак, – недобро протянул Эллохар, – малышка последний раз питалась примерно два года назад, и, я так понимаю, вы об этом уже знаете.
– Что она выпила жизнь госпожи Ойоко и ее брата – да, – не стала скрывать я, – а вот то, что это было для нее в последний раз, нет, мы не знали.
Величественно кивнув, Эллохар призадумался и произнес:
– Господин Ойоко… госпожа Ойоко… То есть данный бледный и несчастный гном не верил в то, что является ее отцом?
– Нет. – Я ободряюще улыбнулась гному, – почтенный мастер-стекольщик просто помогал девочке и ее маме на протяжении многих лет, о том, кем является Ликаси, он не знал, даже не подозревал. Девочку он любит как родную, и только сейчас Юрао догадался, что она… не из лесных.
Смерив офицера Найтеса недовольным взглядом, магистр, тем не менее, одобрительно произнес:
– Неплохо. Вовремя догадался, у нее не более четырех месяцев оставалось. Судя по тому, что я сумел определить, Ликаси слишком любит родителей, чтобы их расстраивать, вот и вела себя как примерная девочка. И вот чем больше живу, тем страшнее осознавать, что ради любви народ идет практически на все, даже на медленную смерть от голода. Пойду, пообщаюсь с мамашей – вряд ли она сама осознаёт, от кого родила ребенка, и все же.
И неторопливо, величественно и совершенно не смущаясь босоногости, лорд Эллохар отправился вслед за Ликаси.
Я, Юрао и несчастный гном остались стоять на лестнице. Мы так и простояли, пока магистр не скрылся в дверях, после чего партнер, со свойственным ему умением не думать о плохом, весело спросил:
– Ну, где там комната покойной?!
Незабываемый взгляд гнома, но после, махнув рукой куда-то вперед, мастер Ойоко помчался за Эллохаром, бросив нас на произвол судьбы.
– Пошли, партнер, – Юрао, взяв меня за локоток, повел вверх по лестнице. – Ну и дельце.
– И не говори… – Я была откровенно потрясена случившимся.
– Она бы напала, Дэй, – глухо произнес дроу.
– Я бы на ее месте тоже напала. И ты…
– Наверное… – Мы поднялись на жилой этаж, и Юрао толкнул первую дверь. – Жутковато было, если откровенно. А с лордом Эллохаром это ты здорово придумала. Кстати, как додумалась?
– А-апчхи, – входя в темную захламленную комнату, выдала я. – Есть же у него шайгены, а они тоже запрещены.
– И не напоминай мне про Эрху. – Юрао зажег два огненных шара, и те поднялись под потолок, освещая все внушительное пространство. – Я Эллохару и официальный запрос отправлял, он молчит, гад. Только ухмыляется, а я… – И едва слышно: – Она мне понравилась.
Мы начали осмотр комнаты покойной.
То, что это спальня, сомнений не было – огромная кровать, занимающая половину пространства, тому прямое доказательство. Грубо сделанная, украшенная позолотой – явно дорогая, но совершенно не красивая. В спальне также имелся диван, несколько захламленных шкафов, круглый столик на толстой уродливой ножке, и странным диссонансом смотрелась будто невесомая стеклянная фигура, изображающая госпожу Ойоко.
– Талантливый он мастер-стекольщик, – Юрао подошел к статуэтке, – она здесь даже красивая.
Изваяние было в полроста ныне покойной госпожи Ойоко, зато сразу ясно, почему такой столик – это подставка. И точно, подойдя ближе, я увидела, что в столе специальные держатели для статуи, по деревянной же окантовке шла надпись: «Моей обожаемой супруге в день свадьбы».
– Красивый подарок, – произнес дроу, как и я, прочитавший надпись, – но не особо дорогой. Представляю, как «обрадовалась» госпожа Ойоко. Странно, что еще не запустила в женишка таким подарочком.
Я присмотрелась к скульптуре и, заметив трещины, сделала предположение:
– Похоже, что запустила-таки.
– Не удивительно, – Юрао тоже принялся рассматривать изваяние, – у гномов дарить полагается золото и только золото, ну и родовые драгоценности, само собой. Слушай, Дэй, а присмотрись-ка к статуэтке. Ничего не замечаешь?
И притянул огненные шары ближе, чтобы света было достаточно.
Я начала осмотр с головы. Лицо госпожи Ойоко оказалось изображено на редкость хорошо, и она смотрелась здесь как-то воодушевленно, а не рассерженно, как на портрете. Плечи, несмотря на несуразность для такой фигуры, казались нежными и красивыми, грудь, поправ строгие моральные принципы гномов, была видна примерно на одну пятую, красуясь в декольте темно-бордового пеньюара. Да, изваяние действительно только для спальни. А вот от пояса и ниже мастер Ойоко словно изменил себе – кружево местами было проработано грубовато, нога одна больше, другая… То есть все красиво, но нет того изящества, которое мы отметили еще в фигурках на лестнице.
– У меня такое ощущение, – пробормотала я, – что от пояса и ниже эту статуэтку делал не почтенный мастер-стекольщик. Как-то все не так.
– Вот и я о том же, – Юрао взглянул на меня сквозь прозрачную руку госпожи Ойоко. Тело у статуэтки было из прозрачного стекла, волосы, украшения, платье – из непрозрачного цветного.
Мы с партнером еще раз посмотрели на статуэтку, потом друг на друга и начали рассуждать.
– Вряд ли господину Ойоко пришла бы мысль разбить статую, которую он сделал сам, – сказал Юрао.
– И госпожа Ойоко об этом знала, – согласилась я. – Но статуя… это работа опытного стеклодува, такого, как господин Ойоко.
– Ты плохо знаешь гномов, Дэй, – возразил дроу. – У гномов владелец дела обязан знать его в совершенстве, а стекольное предприятие – дело семьи госпожи Ойоко, и если она им руководила, значит, и стеклодувом была отменным.
Мы вновь переглянулись, и офицер Найтес с хитрой усмешкой произнес:
– А ну-ка, Дэй, отойди.
Опрокинуть столик со статуей оказалось не так-то просто – гномы всегда работают на совесть, но и Юрао сдаваться не собирался. Удар мечом – и с оглушительным звоном разбитая скульптура полетела на пол, чтобы повторно наполнить дом звуком разбитого стекла.
А когда звон стих, в свете огненных шаров засверкали осколки и заискрились, заиграли разноцветными огоньками драгоценности, рассыпавшиеся среди останков изваяния госпожи Ойоко.
– Всегда мечтал разбить что-нибудь эдакое, – весело заявил Юрао.
– Мы раскрыли дело, – еще веселее сказала я.
И тут от двери донеслось:
– Убил бы!
Оглянувшись, мы увидели стоящего в проходе магистра Эллохара, уже в своей обычной одежде.
Юрао, отойдя от осколков, сложил руки на груди, и понеслось:
– Слушайте, вы! Я офицер Ночной стражи, и как страж законопорядка обязан был принять меры к задержанию опасного для общественности существа. И уж тем более я не испытываю сожалений по поводу того, что девочка «не питалась».
Устало вздохнув, лорд Эллохар грустно сказал:
– Да причем тут это, – развернулся и ушел.
– И что это было? – удивленно и уже у пустоты спросил дроу. – Или это он за тебя испугался?
Я промолчала, разглядывая родовые драгоценности мастера Ойоко. Два браслета, украшенные рубинами, ожерелье, в котором сверкали как рубины, так и бриллианты, золотые массивные серьги, тоже с рубинами, и золотое кольцо без камней.
– Смотри, видишь мутные осколки? – Кстати, не обратила внимания, пока Юрао на них не указал. – Матовое стекло. Похоже, госпожа Ойоко сначала скрыла драгоценности в матовом сосуде, затем впаяла его в статую. Неплохо, должен признать.