Наталья Гладышева - Клетка для певчей птицы
Ария преданной, но при этом так и любящей изменника, женщины… Выбор пал на эту вещь. Она была первой из тех, что задумала исполнить. Я погрузилась с головой в сопереживание героине, хоть и тяжело мне было её понять, плакать вместе с ней, тосковать вместе с ней по обманувшему любимому…
— Вашей матери эта ария удавалась лучше, — господин ас Олиани переместился от дверей к роялю и последние аккорды слушал, стоя оперевшись на рояль.
— А вы откуда знаете? — уязвлённая до глубины души его замечанием, забыла о том, что не собиралась этим вечером разговаривать — только петь.
— Видел старую запись, — ответил он лаконично. — Вы передумали?
Боги видят, как мне хотелось сказать гордо: "Нет!" и удалиться. Но, памятуя о том, как отреагировал на моё высокомерие ранее Форух, сдержалась и ответила вполне себе мило и кокетливо:
— Я была не права, господин ас Олиани, — и улыбнулась. — Вы же должны понимать, как тяжело мне приходится сейчас… Я знаю, что вы собираетесь меня убить, — всё это я говорила тоном маленькой, сладкой девочки, при этом мысленно скрежетала зубами. — Я понимаю, что вы не выпустите меня… Не удивительно, что сорвалась. Вы простите меня?
— Графиня, — голос мужчины дрогнул, а он сам поражённо прищурился, рассматривая меня. — Что случилось? Вам плохо?
— Почему сразу плохо? — в очередной раз заставила себя улыбаться, хоть и не до улыбок было.
— Вы так необычно себя ведёте. Вот я и подумал, что что-то произошло, — Форух явно насмехался надо мной, а я упорно делала вид, что меня это никак не задевает.
— Скажите, господин ас Олиани, что нужно сделать, чтобы вы передумали убивать меня? — спросила всё с той же кокетливой улыбкой.
— А на что вы готовы, графиня? — голос мужчины сел и выражение лица изменилось.
— Скажите, какова цена, Форух, — назвала его по имени, сделав над собой усилие.
— А захотите ли вы платить, графиня? — спросил он меня мягко и сделал шаг ко мне.
Заставила себя остаться на месте и продолжила, несмотря на то, что сердце билось пойманной птицей в груди, смотреть ему прямо в глаза.
— Просто скажите, сколько, — ответила ровным тоном, перестав улыбаться. — Я ведь могу заплатить, господин ас Олиани. Род графов Талор не последний в этой стране.
— Хорошо, если вы просите… — сделал мужчина паузу и подошёл совсем близко.
Протянул мне руку, предлагая подняться с места. Послушно вложила в его ладонь свою и встала. Не знаю, о чём я думала, когда заводила этот разговор… Но точно не рассчитывала, что продолжится он в объятиях хозяина дома. Форух обвил левой рукой мою талию и прижал меня к себе.
— Вы точно уверены, что хотите знать? — в голосе мужчины звучало предостережение.
— Уверена, — ответила шёпотом, голос плохо слушался меня.
Мужчина в ответ скользнул указательным пальцем по моим губам, очертил их контур, прикоснулся к щеке.
— Скажи мне, что я сплю, — попросил Форух хриплым шёпотом. — Ты так близко… Этого просто не может быть.
Мне не с чем было сравнивать, не приходилось ранее ни с кем целоваться. Прикосновение чужих губ к моим… Это было непривычно, но ничего такого сногсшибательного в этом не было. Только собралась возмутиться самоуправством тюремщика, как сам поцелуй изменился. Стоило приоткрыть рот… И я потерялась в необычных ощущениях, от которых низ живота сладко заныл.
— Ты дрожишь, — прошептал Форух мне на ухо.
Господином этого человека язык как-то не поворачивался теперь назвать, да и дыхания на озвучивание своих мыслей не хватало. Где-то там должно было бултыхаться возмущение. Его только отыскать нужно и сразу же удастся протрезветь. Но сколько ни рылась в себе, оно не находилось. А потом и вовсе посторонние мысли пропали…
Форух скользнул рукой по моей талии вверх, ласкающими движениями прикоснулся к груди. Как оказалось, в объятиях мужчины можно очень быстро забыть на каком свете находишься. Так сладко, мучительно сладко было чувствовать его прикосновения. И хотелось большего, избавиться от мешающей ткани и подставить обнажённую кожу. Выгнуться навстречу, стать мягкой, податливой и послушной любому движению. Откуда это появилось во мне? В тот момент я точно была не способна к анализу причин и следствий своего поведения. Только вздыхать и тянуться за лаской, всё, что мне требовалось в эти мгновения.
Губы мужчины обожгли кожу похлеще любого огня. Распахнула, прикрытые до этого глаза и задохнулась, закусив нижнюю губу. Следующее прикосновение влажного языка и я не просто задохнулась — стон непроизвольно сорвался с губ.
— Какая же ты сладкая, — прошептал мне мой тюремщик. — А если так? — и скользнул рукой под пышную юбку платья.
Его губы жгли, а пальцы под юбкой служили причиной всхлипов и стонов, в ответ на каждое касание. Прикосновения обрушивались на меня безумным вихрем чувств и впечатлений. Ощущение острой потребности в чём-то нарастало, накрывая с головой, заставляя желать большего. И это желание большего свернулось в тугой узел, достигло своего пика… Так крепко за чьи-то плечи, я точно никогда не держалась. Иначе просто не устояла бы на ногах, когда Форух убрал руку и прошептал:
— Ты должна сама попросить продолжения. Вот моя цена, сладкая певчая птичка. Спи спокойно. Я не буду беспокоить твой покой сегодня ночью.
Шок — этим словом было не выразить то, что я чувствовала, когда мужчина ушёл. Ноги не держали и я присела на стул возле рояля. Так и сидела минут пять, отходя от всего произошедшего. Тело ныло, оно просило продолжения. А мозг постепенно отходил от наваждения. Стыд удушливой волной подымался краской по лицу. Скоро я чувствовала, что полыхают даже уши.
Очнувшись, тут же принялась лихорадочно приводить одежду в порядок. Не знаю, что из воспоминаний убивало меня больше всего… То как действовал мой тюремщик, или то, как вела себя я. Чувство, что совершила что-то предосудительное и неправильное тоже подняло голову и принялось грызть меня похлеще стыда. Особенно после того, как поправила на обнажённой груди платье и вспомнила как закинула ногу на бедро мужчине, давая ему больший простор для действий.
А потом я расплакалась, почувствовав себя окончательно униженной, когда прокрутила в голове слова, что мне на прощание сказал Форух. Никогда, ни за что не попрошу большего! И петь больше не буду! Так решила про себя. Подскочила со стула и вытерла ладошкой слёзы.
Что же этот человек такого со мной сделал, что тело пылает и горит? Так хочется продолжить начатое, а нельзя… Противоречивые желания раздирали меня на куски. Но превалирующим надо всем были стыд и обида. Никогда не думала, что могу быть таким животным… Так высоко летать и так низко пасть…
Следует сделать всё для того, чтобы вырваться из этой клетки, без какого-либо общения с тюремщиком. Постепенно я чуточку успокоилась и приняла решение с Форухом более не разговаривать и держаться по возможности от него подальше. Никогда не прощу ему всего того, что он со мной сделал…
Спать в собственной постели, хоть хозяин дома и обещал меня этой ночью не беспокоить, побоялась. Да и не шёл сон. Внешне оставаясь спокойной, я всё так же переживала произошедшее. Внутри так и вертелись воспоминания… Стыд мучил, а совесть царапала душу… Мне было так плохо, что заснуть вряд ли удалось бы.
И я горела таким праведным возмущением, что дала себе зарок день и ночь думать только об одном — о побеге. Все способности, все силы приложить к тому, чтобы освободиться от постыдной власти хозяина клетки надо мной. Чего я боялась больше? Того что Форух придёт? Или того, что не придёт? Тогда я не могла бы себе ответить на этот вопрос… Ведь на самом деле боялась только того, что не устою, если Форух станет снова меня соблазнять.
Хотелось бежать прямо сейчас, только бы не оставаться ни одной лишней минуты в этом доме. Но способов это сделать я не знала. У меня был только один возможный ключ… Амулет, подаренный Альясом ас Олиани. Не зря же хозяин дома озаботился о том, чтобы лишить меня возможности прочитать что-то очень важное, написанное про вещицу в книге. В попытке найти ответ, а заодно отвлечься от тяжёлых мыслей, я с удвоенными силами принялась штудировать книгу. Перечитывала всё снова и снова, обдумывала, примеряла к различным ситуациям… И пришла к выводу — амулет универсальное средство ото всего и для всего. Вылечить, убить, подчинить, остаться скрытным… Настоящее идеальное оружие для шпиона. В книге писалось, что этот амулет разработка и достояние рода ас Олиани… Получается, что обо всех свойствах знает либо Альяс, либо Форух… До одного из них мне не дадут добраться, а к второму я сама не стану обращаться. Оставался только метод проб и ошибок. Придётся потратить на него очень много времени, но выбора всё равно не имеется.
Форух, выскользнув за дверь покоев пленницы, тут же остановился. Вернуться обратно ему хотелось более всего на свете. Но он повернулся к двери, опёрся ладонями вытянутых вперёд рук о неё и опустил голову. На ум шли только нехорошие слова, адресованные самому себе.
