Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью
– Не забоится. Скажи, я хорошо заплачу. За монету Прохор и в Нижний мир спустится.
Аким Петрович отставил посох, протянул к Евдокии сложенные ковшиком руки, и она плеснула в них воды из стоящего тут же ведра.
– Еще какие новости? – спросил он, не переставая умываться.
– Артельщики вернулись. Молчат и не пьют.
– Раз молчат и не пьют, значит, нашли золото. Злотников их вот здесь держит. – Аким Петрович сжал кулак. – А про него, – он кивнул на Федора, – ничего не слыхать?
– Не ищут. – Евдокия на Федора даже не смотрела.
– Это хорошо, что не ищут. – Аким Петрович принял из рук Евдокии полотенце, отошел в сторону, уступая место Федору. Вот только помогать ему Евдокия не собиралась. Да и бог с ней! Он, чай, не безрукий, как-нибудь и сам справится.
Федор уже потянулся за ковшиком, но его опередила Айви, зачерпнула из ведра, посмотрела с усмешкой, а потом плеснула воды прямо в лицо. От неожиданности Федор вздрогнул, оступился и едва не свалился на землю. А она звонко рассмеялась, не обращая внимания на неодобрительно поджатые губы Евдокии. И Федор тоже засмеялся, стер с лица холодные брызги, стряхнул воду с рубахи.
– Как дети малые, – сказал Аким Петрович ворчливо. – Айви, мы так и до вечера за стол не сядем. И ты не лыбься, – он ткнул Федора пальцем в грудь, – мойся быстрее и ступай в дом.
Обедали вчетвером. Даже Евдокия, накрыв на стол, уселась напротив хозяина. Ела она мало, даже меньше Айви. Неудивительно, что такая худая. А вот Федор на еду накинулся, как оголодавший зверь. Сам себе был противен, но и поделать с собой ничего не мог. Голод заставил забыть о правилах хорошего тона. Евдокия поглядывала на него неодобрительно, как на дикаря, но стоило только его тарелке опустеть, споро накладывала новую порцию. До тех пор, пока он не съел все, что было на столе.
– Может, блинов испечь? – спросила Евдокия, глядя не на Федора, а на Акима Петровича.
– Хватит, а то еще чего доброго окочурится от заворота кишок.
Они говорили о нем, как о неразумном щенке, но Федору не было обидно. А вот есть все равно хотелось. Лучше бы и за стол не садился, право слово! Айви смотрела на него с жалостью и пониманием, но деду не перечила. Тоже боялась, что у Федора случится заворот кишок?
После обеда женщины принялись убирать со стола, старик ушел в главную комнату, но гостя с собой не пригласил, а навязывать свое общество Федор не собирался, поэтому вышел во двор, где и было его место. Вот только валяться на сене не хотелось, душа и тело требовали действий, и Федор выдернул торчащий из колоды топор. Выдернул легко, одной рукой, и сам удивился бродившей в жилах силе.
Он рубил дрова с удовольствием, прислушивался к давно забытым ощущениям в теле, ни о чем не думал, ни на кого не оглядывался. А когда наконец остановился, увидел Айви. Она сидела прямо на земле в своей излюбленной позе, подтянув коленки к подбородку, и на Федора смотрела не отрываясь. Любовалась? Хорошо бы. Вот только нечем любоваться. От былой удали остались только кожа да кости.
Поймав его взгляд, Айви вдруг сорвалась с места, и Федор окончательно уверился в своей неказистости. Эх, не нужно было снимать рубаху! Перетерпел бы жару как-нибудь.
Но терзался Федор недолго. Айви вернулась с ведром воды. Он так ошалел от радости, что даже не сразу сообразил, что ей нужно помочь. А когда наконец сообразил, было уже поздно – Айви поставила ведро на землю, протянула Федору ковшик, полный воды. Как же своевременно!
Он пил жадно, так же жадно, как до этого ел и работал. А она стояла и смотрела, и во взгляде ее было что-то такое, от чего сердце сладко замирало. Остатки воды он вылил себе на голову, зарычал от удовольствия. Брызги долетели до Айви, и она засмеялась.
Как же Федору нравился ее смех! Ему нравилось почти все, что сейчас происходило в его жизни. И даже Нижний мир больше не пугал. Серебряный браслет сиял так же ярко, как взгляд Айви, обещал защиту от всех невзгод и напастей.
Оказалось, не ото всех. Евдокия стояла на крыльце и следила за ними настороженным взглядом, а потом велела:
– Айви, иди в дом, мне нужна твоя помощь. Быстро!
Хорошо понукать тем, кто не может тебе ответить. Федор уже хотел было вступиться, но Айви успокаивающе положила ладошку ему на руку, а потом подхватила пустое ведро и побежала к дому. Федор смотрел, как мелькают ее босые пятки, и улыбался. Определенно, его новая жизнь складывалась как нельзя лучше.
* * *Он полностью восстановился за неделю. Теперь заживало на нем все очень быстро. Как на собаке, сказала однажды Евдокия, и было непонятно, похвалила она или отругала. По ее каменному лицу вообще немногое можно было понять. Даже с Акимом Петровичем общаться оказалось не в пример проще. За своего старик его не принял и в дом по-прежнему не приглашал, но хотя бы разговаривал и от помощи не отказывался. Работы на острове было много: и в мастерской, и на небольшом лугу, где Федору в первый раз в жизни довелось взять в руки косу, чтобы накосить сена для бодливой козы. Козу Федор не любил и даже немного побаивался. Уж больно непредсказуемой она была. Совсем как Евдокия.
Один раз Аким Петрович взял гостя на рыбалку. Сидя в лодке, Федор старался не думать, что там, на дне. Кто там… Зова он больше не слышал и даже уже начал сомневаться, что причиной тому браслет. Да и к самому браслету он долго присматривался, никак не мог привыкнуть. Медальон казался ему куда как предпочтительнее и незаметнее. Он бы не так бросался в глаза, не выглядел бы недостойной настоящего мужчины побрякушкой. Когда Федор высказал свои сомнения, старик посмотрел на него с жалостью, а потом сказал:
– Побрякушка, говоришь? Дамское украшение?
Его собственный браслет, черный, совсем не похожий на серебряный, с царапинами и вмятинами, никак не походил на украшение, скорее уж на свидетельство боевых заслуг. Федор только сейчас об этом подумал.
– Можно, конечно, не на руку, а на шею. Вот только не медальон, а ошейник.
– Почему ошейник? – удивился Федор. Не нравилось ему сравнение с псом.
– Потому как ошейник с шеи можно сорвать разве что с головой. А медальон? Потеряешь и не заметишь, а когда заметишь, будет уже поздно.
– Это не закончится никогда? – Федор не стал уточнять, что «это», старик и так прекрасно его понимал.
– Пока ты со Стражевым Камнем, нет. И не снимай браслет, Федор, не проверяй правоту моих слов. Следующий раз Айви может не оказаться рядом, или ее серебра не хватит, и тогда всем, кто повстречается на твоем пути, будет плохо. Но хуже всех будет тебе самому. А что блестит, – Аким Петрович посмотрел на его браслет, – так это временное. Если не станешь специально полировать, быстро потемнеет, станет похожим на железный. Да и заметит браслет далеко не каждый, даже когда станет смотреть прямо на него. Есть у него такая особенность.
– Это любое серебро так на нас действует?
– Не любое, только то, что он дал. Прадед Айви рассказывал, что это серебро – его кровь.
– Желтоглазого?
– Они называют его Стражем. И в Айви тоже течет его кровь. В каждой женщине ее рода. Почти в каждой…
– А в мужчинах? – спросил Федор.
– Мужчины в этом роду не рождаются.
– У нее такое необычное имя – Айви.
– Марийское.
– Значит, Айви марийка?
– Нет, у них свой род, особенный. Мужчины всегда пришлые, чужаки и чужестранцы. Кровь с серебром смешивается из века в век, но серебро все равно сильнее. Мать Айви полюбила марийца, вот и назвала так дочку…
Федору хотелось расспросить про эту женщину, но по глазам старика было видно – рассказывать он ничего не станет.
В тот раз они наловили много рыбы, большой, жирной, с незнакомым Федору названием. Евдокия ворчала, что недосуг ей заниматься всякой мелочью, но сварила такую знатную уху, что Федор чуть язык не проглотил от удовольствия. И пускай тот голод, что прежде, его больше не мучил, он все равно попросил добавки. Все неуклюжие комплименты Евдокия выслушала с каменным лицом, но ухи подлила не жалеючи и куски выбирала пожирнее, почти такие же красивые, как Акиму Петровичу.
Может, в тот вечер звезды сошлись как-то по-особенному, потому что после ужина Аким Петрович пригласил гостя на рюмку коньяку. Коньяк был самый настоящий, французский, и от почти забытого вкуса у Федора закружилась голова. Или закружилась она от оказанного ему доверия? Наверное, от выпитого Федор осмелел, подошел к книжному шкафу.
– Это все ваше, Аким Петрович?
– Книги по горному делу и медицине мои, французская ерунда – Айви.
Это было так удивительно и так неожиданно – узнать, что деревенская девушка читает книги на французском, что Федор едва не позволил себе усомниться. Остановился в последний момент, когда напоролся на испытующий взгляд старика и вместо сомнений выразил восхищение. Аким Петрович лишь кивнул и разлил коньяк по рюмкам.
– Ей скучно здесь, – сказал он, когда бутылка темного стекла опустела на четверть. – Вот и развлекается чтением и рисованием.
