Анастасия Акулова - В ловушке безысходности

Анастасия Акулова

В ловушке безысходности

«Безвыходных ситуаций вообще не бывает, вернее, они — лишь следствие человеческой склонности считать всякий затруднительный случай безнадёжным».

Глава 1

Жить… Мечтать… Молчать…Кричать… Стоять… Бежать…Не думать… Не болеть… Не видеть…Не смотреть… Не слушать и молчать…И уходя прощать…Ну а уйдя — забыть!Тоску не приютить…Жизнь заново начать…Не плакать, не кричать…На небе солнце разглядеть!И тихо прошептать:«Я БУДУ ЖИТЬ ОПЯТЬ!»Нет! Громко прокричать:«Я БУДУ ЖИТЬ ОПЯТЬ!!!»

Усталость — это словно проклятие, наложенное на каждого жителя большого города. Человеку вообще свойственно рано или поздно уставать от того, что происходит с ним каждый день. Эта суета, обыденность, рутина… Хочется спрятаться от них в квартире с чашкой горячего кофе, просто посмотреть телевизор или посидеть в интернете… но и от этого рано или поздно устаёшь. И всё по новой — бесконечный цикл, в котором порой теряешься.

День в самом разгаре. Он не выдался ни ясным, ни пасмурным — каким-то безликим, как и бесконечные паутины одинаковых дорог, какофония несочетаемых звуков, толпы людей. Всё слишком привычно, серо и будто покрыто многолетней пылью. Все куда-то спешат, машины проезжают на огромной скорости. Люди — как крохотные муравьи в своём большом железобетонном муравейнике. Совершенно разные и поразительно одинаковые одновременно.

Сероглазая девочка лет четырнадцати размеренно брела куда-то, не обращая внимания ни на проносящиеся автомобили, что едва не сбивали с ног, ни на яркие вывески и афиши, которые, казалось, в этом городе вездесущи. Девочка в серой школьной форме, с тоненькими наскоро заплетёнными русыми косичками, усталым безразличным лицом и тяжёлой чёрной сумкой с учебниками совершенно ничем не отличалась от многих других, и идеально подходила большому запыленному городу.

Хмурясь, девочка сильно сжимала ручки школьной сумки, упрямо глядя куда-то перед собой.

— Слушай, Мина, — за ней быстро, широкими шагами шёл парень примерно её лет, с блёклыми, словно выцветшими глазами, от взгляда которых непременно захотелось бы поёжиться, — мне-то по большому-то счёту пох*й, но для галочки спрашиваю ещё раз: чё это ты вдруг нас кинула?

Нахмурившись, девочка взглянула-таки на него, подбирая слова.

— Прекрати называть меня, как собачку. Я Кармина. Трудно запомнить? Ну, а раз пох*й — не спрашивай, — равнодушно пожала плечами она, будто стряхивая с себя невидимый груз, — Я не кидала вас. Просто хочу научиться жить нормально.

— Что тебя бл**ь не устраивает?! — Вспылил парень, грубо дёрнув её назад и заставив повернуться к нему лицом. — Реально думаешь, что сможешь чего-то добиться? Мы всегда остаёмся отбросами.

— Руки убрал. — С вызовом прошипела девочка, — Мне плевать, кто и как ко мне относится. К презрению и жалости я давно привыкла. И знаю, что ничего не даётся легко. Я не мечтаю о чём-то заоблачном: хочу начать нормально учиться, потом работать. Чтобы было, на что пожрать, со временем — купить квартиру. И знаешь, пьянки как-то не очень всему этому способствуют. И уж тем более — та дрянь, которую вы вкалываете себе в вены с некоторых пор. Где только берёте, кретины.

— А ты, значит, у нас правильная?! — Фыркнул парень, опасно сузив глаза, — С каких это пор? Ещё скажи, что это не ты буквально несколько месяцев назад была каждый день бухая в стельку, гостеприимно раздвигала ножки перед всяким, кто заплатит?

Кармина на корню задушила раздирающую изнутри ярость.

«Нельзя, — выдохнув, про себя отчеканила девочка, — Тебе ещё два года там жить. Успокойся и проглоти».

— Вот и завидуй этим «всяким» молча, Шрам. — Кармина лишь холодно улыбнулась, ничем не показав, что её задели те слова, — На твои домыслы мне, знаешь ли, тоже всё равно. Можете и дальше гнить в той заднице, куда вас загнали, и думать всю жизнь, что вам всё равно ничего не добиться. Повторяю ещё раз: руки убери и иди, куда шёл.

— Ну и пошла нах*й, — зло выплюнул тот, отпуская предплечье девочки, на котором, как она с сожалением предположила, останутся синяки. — Мы тебя раньше с ребятами защищали чуть что. Карабкайся теперь как хочешь, с**а.

Тряхнув копной грязных русых волос, девочка пошла дальше с видом Наполеона. Но на самом деле её буквально раздирало от сомнений и страха повторения прошлого.

«Не будь слабачкой, — одёрнула она себя, поджав губы, — Знала ведь, что так будет».

Ещё одна ступенька, разделившая её с прошлым. Что-то, едва ощутимо, но поменялось в её проклятой, беспросветной жизни дворовой собаки.

Но даже несмотря на крохотную надежду однажды выбраться из своего ада, которую она воспитала в себе за последние месяцы, Кармина лишь посмеялась бы, если бы узнала, где окажется через пару лет.

Герцогство Ферон, город Гемма.

В обширной, уютной, дорого и со вкусом обставленной спальне согревал разожжённый огонь в камине, тихо потрескивали свечи в изящных золоченых подсвечниках, освещая комнату неровным танцующим светом. Большую часть комнаты занимала роскошная кровать, скрытая алым пологом, в углу примостились софы и стеллажи с древними, едва не рассыпающимися в прах рукописными книгами.

Тишина. Ничем не нарушаемая, раздражающая. По крайней мере, так казалось мужчине, что расположился в большом мягком кресле у огня с бокалом дорогого вина в холёной руке.

Высокий, худой, он казался хрупким, как стеклянная статуэтка, что, как ни странно, часто было ему на руку. Проигрывает тот, кто недооценивает врага — эту истину он, лорд Вальтемат тер Моран, усвоил ещё в далёком детстве.

На первый взгляд он казался не более чем обычным богатеем, привыкшим к роскошной жизни: белокожий, ухоженный, как девушка, брюнет с маслеными карими рыбьими глазами, в которых то и дело мелькал нездоровый огонёк, с тонкими чертами лица и манерными повадками.

Он всегда умел мастерски играть выбранную им же роль. Никто, даже самые опытные и умные, не замечал за жеманностью поведения — грации хищника, за показным скудоумием — тонкой игры, за простодушием — змеиной усмешки.

Вот уже много лет он сохраняет за собой славу полного дурака, которому просто однажды очень повезло. Никто не знал — а может быть, просто все уже забыли — каким образом он пришёл к власти в своём небольшом, но важном независимом герцогстве.

История, чужие ошибки — не учат никого. А богатство процветающего герцогства объясняли просто — мол, это благодаря уму и смекалке герцогини, которая, несомненно, держит мужа «под каблуком».

Впрочем, сама герцогиня тоже так считала, и эта иллюзия позволяла красивой, властолюбивой, но глуповатой и легкоуправляемой женщине жить спокойно.

Герцог прекрасно умел скрывать свои эмоции. Наверное, эта маска слишком глубоко въелась в кожу, раз уж он уже много лет действительно всегда равнодушен. Возможно именно поэтому удивление, злость, и даже толика страха, которым он позволил появиться на своём бледном, как мел, лице, оставшись один, сейчас приносили почти что облегчение.

Рой мыслей никак не желал раскладываться по полочкам. Слишком резко нарушился многолетний спокойный уклад жизни, слишком… Всё слишком. Слишком, чтобы он сейчас как обычно чувствовал себя хозяином положения.

Бокал, не выдержав напряжения, треснул в его руке, а по комнате вдруг прошёлся ветер, отчего прытко пустился в пляс огонь. В застывших глазах мужчины пылал такой же огонь, и впервые они не казались столь пустыми. Герцог даже не пошевелился, и взгляд остался столь же задумчиво расфокусированным. Разве что тонкие губы сломал какой-то дикий, яростный и одновременно бессильный волчий оскал.

«Потерять всё, что строил годами, из-за давней ошибки?! — Брезгливо отбросив осколки, тут же затерявшиеся в ворсе дорогого ковра, подумал Вальтемат, — Это было бы не просто глупо — уничижительно и постыдно».

Потерянный где-то глубоко в дебрях собственных запутанных размышлений, герцог, обычно внимательный до паранойи, не заметил, как всколыхнулся алый полог, из-за которого показалась хрупкая женская фигурка. Потому вздрогнул, почувствовав тонкую руку на своём плече.

Герцогиня, естественно, оставалась внешне юной, цветущей и красивой, как пятнадцать лет назад, но теперь было в этой аристократичной красоте что-то неестественное, хоть и не сразу заметное. Конечно, она не считала это хоть сколько-нибудь достойной расплатой за магию, способную сохранить её внешнюю молодость до самой смерти, и радовалась, что это достаётся ей легко.