Svetlana Gamayunova - Птицедева

Svetlana Gamayunova

птицедева

Сказки птицы Гамаюн. Птицедева

Начало пути. Лотта

Михел с осёдланными лошадьми и нашими пожитками ждал меня на краю леса, как мы и договаривались. Я ещё раз умылась в ручье, заплела волосы в тугую косу, но выглядела,скажем прямо, не очень…. Что только про меня Ха подумает? Нам с ним ехать и ехать. Это была самая простая и безобидная из мыслей, что проносились в голове.

– Да пусть думает, что хочет, – сказал внутренний голос, – после того, что ты про себя сама думаешь, все остальное – ерунда.

Посмотрела на Ха и самозабвенно соврала:

– Извини, я несколько странно себя чувствую сегодня, ты пока на меня не обращай внимания.

Сказала, а к горлу подкатил комок. Приказала себе: только не рыдай, Лотта. Постаралась вздохнуть глубже, но поняла, что дышать совершенно нечем, комок застрялв горле и никуда не уходит, готовясь прорваться наружусудорожным всхлипами. Но как заговор повторяла себе – все правильно. Все так, как нужно. Это правильно, что я уезжаю сегодня, это верный поступок. Правильно, правильно, так и должно быть, он принц, а я пусть теперь и не уродина, но и не принцесса, и у меня своя задача, а он….

Смотрю на происходящее со мной как будто со стороны. Смотрю, как стискиваются зубы так сильно, что кажется, они просто готовырассыпаться в пыль. Как холод вьюгой врывается в сознаниеЧТО?, разрывает лёгкие, не позволяя спокойно дышать, как хочется плакать, как жалко себя, Хи, нас. Жаль, что все кончилось, практически не начинаясь, и пусть он обещал ждать, но я ухожу в никуда и, наверное, надолго. Смогу ли вернуться и нужно ли возвращаться?

– Ха, я тут в кустики, – шёпотом, чтобы не напугать парня подкатившими слезами, сказала я, – ты подожди меня немного, а лучше поезжай вперёд, я догоню.

Спрыгиваю с лошади, ныряю в кусты и отбегаю куда глаза глядят, пока не спотыкаюсь о какую-то корягу и падаю прямо на неё, содрогаясь в рыданиях. Потеряла счёт времени, слезы и сопли размазывались по траве, на которую я сползла и рыдала, рыдала, рыдала. Вздрогнула, когда сильные руки подняли с земли, и ладонь прошлась по волосам.

– Лотта, не знаю, что произошло у вас с Хи, только не плачь. Хочешь, мы вернёмся, вы поговорите и все уладится?

Вкус слез постепенно исчез из онемевшего рта и мой взгляд испуганно остановился на спутнике.

– Извини за истерику, все сразу навалилось, а я не могу осознать …, – и замолчала.

Ха взял меня за плечи, прижал к себе, уткнулся лбом в макушку и с нескрываемой нежностью сказал:

– Такая непривычная, отчаявшаяся и заплаканная, просто совсем не ты. Лотта, наша Лотта – всегда такая сильная, рассудительная, сдержанная, а эта почему-то раскисла, – тихо приговаривал Ха и гладил меня по голове. – Но ты справишься, не хочешь рассказывать, от чего тебе так горько – и не надо. Но знай: я тут недалеко от тебя, просто еду рядом. Поехали, дорога лучше, чем кто-либо утешит тебя, путницу, поехали.

Я встала, вытерла глаза и нос и молча вернулась к лошади. Весь день мы молчали, я больше не плакала вслух, но слезы текли внутри меня – невидимые, но такие горючие девичьи слезы.

Вечером костёр разводил Ха. Тихо завернулась в плащ и легла по другую сторону огня, в стороне от него. Он не сказал ни слова, сидел и смотрел на звезды. Большая Медведица грустила вместе с нами, и ее звезды тихонько перемигивались и что-то обсуждали. Может, и нас. Шелестели верхушки деревьев, а мы думали каждый о своём. Не так я представляла начало нашего нового пути, вовсе не так.

Забыть, что было вчера?

Ночью, как ни странно, спала крепко, но под утро снилось мне что-то непонятное: голоса, которые, радостно переговариваясь, звали к себе. Вспоминалось все смутно, но осталось впечатление, что не запомнила, пропустила что-то важное. Когда открыла глаза, солнце уже встало, и ветер гулял в верхушках деревьев, раскачивая и срывая жёлтые листья клёнов, которые опускались на землю и на мой плащ как небольшие птицы. Вставать не хотелось. Почувствовала, как по лицу что-то ползёт, вынула руку и взяла букашку. Красная божья коровка, возмущённо шевеля усиками, побежала по ладошке, перебежала на вытянутый палец и полетела на «небко». От такой простой радости почему-то на душе посветлело. Улыбнулась. «Я ведь тоже могу летать, только надо научиться управлять крыльями, – мелькнуло в голове. – Вот и улечу на этот Буян, подальше от всех, забуду все, что было вчера, и стану птицей, а не девой». «И от себя тоже улетишь? – спросил ехидный внутренний голос. – А как же договор с Макошь? Ха тоже домой отправишь? Благо дело, недалеко отъехали». Вот тут я вспомнила о Ха и резко повернула голову в его сторону. Парень как будто и не ложился, сидел перед костром, заваривая чай, и смотрел на меня. Ветер шевелил тёмные волосы, и на фоне золото-красной листвы они казались ещё темнее, а глаза – ещё более грустными. Увидев, что я смотрю на него, произнёс:

– Ты такая красивая, просто не верится. Хотел бы я быть этой божьей коровкой, чтобы касаться твоего лица. Зачем ты стала такой красивой?

– Не знаю, самой не нравится, непривычно, да и без надобности это, все такое… слащавое, что ли, чрезмерное. Хочу быть прежней Лоттой, – пробурчала я и начала подниматься с земли.

– Нет, что ты, пожалуйста, оставайся такой, – с испугом проговорил Ха, – ты даже с красным носом и опухшими глазами необыкновенно красивая. Не могу оторвать взгляд от тебя. Как же ты мне нравишься!

Только выяснения отношений с Ха мне не хватало. То, что у нас с Кареном случилось, пережить не могу, как с этим жить – не знаю, а тут ещё Михел со своей романтикой. Нельзя думать об этом, нельзя.

Попыталась настроиться на дорогу, и это немного помогло. Я слышала ее тихий голос: «Ты моя, ты путница. Поезжай вперед. Я тебя не подведу и не оставлю, буду стелиться лентой, не петлять, постараюсь не пылить лишнего, не подпустить лихих людей. Все для тебя, доченька. Оставь прошлое в прошлом, живи сегодняшним, если прошлое догонит – будешь с ним идти, а пока вперед, Лотта, вперед». От ее слов стало чуть легче. «И правда, – подумалось, – что я могу изменить сейчас? Пути назад нет, надо ехать на Буян с Ха, учиться летать, учиться жить в новом теле и многому учиться и понимать». И опять слова матушки: «Поднимайся, Лотта, – и в дорогу, я зову тебя».

Я чувствовала этот зов, он будоражил кровь, укреплял мои ноги, зачаровывал и манил неизведанным, еще не виданным; тягой к горизонту, который то появлялся, то пропадал, когда мы въезжали в лес, но всегда был впереди и звал к невидимой цели. «Люблю тебя, матушка-дорога», – поблагодарила я ее за поддержку. «Ты не одна, помни»,– будто пропела она. «Ты не одна», – послышались в шелесте деревьев еще и слова отца. Он тоже решил подбодрить и шептал: «Я согрею и ободрю тебя во сне, когда ты будешь ночевать в лесу; дам пропитание, припасу лучших дров, а духи леса будут петь тебе колыбельную, ведь ты – мое дитя». Я встала и почувствовала прилив сил, подаренных мне дорогой и лесом, обрадовалась их словам и подумала: «Хватит себя жалеть, ты сможешь. Если не ты, то кто?»

Только мысль, что Карен с каждым шагом становится все дальше и дальше, обжигающей болью стискивала сердце. «Прости меня, Хи, постараюсь не обмануть тебя, да и себя тоже». Все проверяется и решается расстоянием и временем. Поэтому махнула рукой и сказала Михелу:

– Что-то не слышу от тебя слов: «А что новое нас ждет впереди?» И что день солнечный, листья желтые, небо синее и дорога ровная. Мне нужен твой оптимизм, Ха, и ты мне нужен. Прости за истерику. Постараюсь, чтобы она не повторилась, только почаще говори, что я сильная, а то я забываю. И давай сделаем так, чтобы все было, как раньше.

– Я постараюсь.Слово принца, – хмуро сказал Ха.

Совсем чуть-чуть дороги

Совсем чуть-чуть дороги – это три недели, таких сложных для меня недели. По утрам я тренировалась в полетах, уже научилась разворачиваться, умело маневрировала между препятствиями, но быстро уставала; мышцы-то были не разработаны и я быстро уставала.

Сейчас мы передвигались по озерному краю, и в каждом из озер отражалось осеннее небо и облака, березы и сосны, ели, перелетные птицы, и поэтому реальность как будто раздваивалась, живя и воздухе, и в воде. Дубравы остались позади, уступив место березнякам, которые перемежались с ельниками. Эти леса, такие разные, рождали разные эмоции. Если солнечные, будто улыбающиеся березняки дарили свет и радость, то хмурые таинственные ельники настраивали на мистический лад и везде мерещились фигуры лесной нечисти. Но лес оберегал меня. Мы не застревали в болотах, находили в них тропки, на берегах озер и рек, что преграждали путь, всегда находились люди, которые помогали нам, перевозили через возникшие препятствия. По дороге встречали множество зверья и птиц. Однажды несколько зубров подошли совсем близко к нашей стоянке. Сначала я немного испугалась того, что эти огромные животные могут растоптать нас, охраняя своих детенышей, но они спокойно поедали ветки подлеска, совершенно не обращая на нас внимание. Только когда мы разожгли костер, они вальяжно прошествовали вглубь леса. Иногда мы останавливались в деревнях и даже маленьких городках. Я больше не стеснялась общаться с людьми, могла спокойно поговорить с посетителями постоялых дворов и с другими людьми, с которыми сводила нас дорога или совместный ужин. Они, такие разные, отвлекали меня от раздумий и воспоминаний о Карене.