Вне игры (СИ) - Сугралинов Данияр
Затаив дыхание, я приблизился к стене с двумя картинами, одновременно коснулся их нижних противоположных углов и сдвинул обе на пару сантиметров. Что-то щелкнуло, стена передо мной растаяла, открывая взгляду адамантитовую дверь. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Я взмолился, обращаясь и к Спящим, и к Фортуне, и даже к князьям Преисподней, представляя, во что можно превратить мифическое кайло, если в хранилище лежит все, мною награбленное…
С легким шорохом, почти бесшумно, массивная дверь открылась.
Там было пусто.
Ну да, Алекс, не все коту сырная неделя, как говорил дядя Ник. Фортуна подкинула мифическое кайло, пятнадцать легких уровней и легендарный манекен в королевский номер. Чего ты еще хотел?
Отрывистый хрустальный звон был таким слабым и приглушенным, что сперва даже показался галлюцинацией. Однако вслед за ним стены хранилища осветились едва заметными цветными переливами, и я скорее ощутил, чем увидел, что в пустом пространстве сейфа что-то появилось. Протянул руку, но не достал таинственный предмет, протиснулся в хранилище и в самом дальнем углу кое-что нащупал. Слыша только собственное сердце, выбрался наружу и раскрыл ладонь, боясь строить предположения и спугнуть удачу…
Это был он. Кристалл, полутанный с тела изгнанной «угрозы» – высшего легата Чумного мора Ангел. Радужный кристалл. И он в хранилище появился только что.
Еще не полное, но практически спасение. Одна-две сильные легендарки, которые я подберу в сокровищнице, могут изменить всю стратегию побега из Стылого ущелья. Пока не знаю как, но артефакты бывают разные…
Смущало одно. Я точно помнил, что не перекладывал награду за ликвидацию Ангел в сундук – просто не было такой возможности. Сразу после боя с Ядром Чумного мора я был на Кхаринзе, но недолго, и в «Пространство Скифа» не заглядывал – спешил на тесты. Кристалл оставался в инвентаре Скифа, который, управляемый ИскИном, был обездвижен на Кхаринзе. Значит… Скорее всего… Возможно… Нет, это стало бы совсем сверхудачным совпадением. Скорее… Мысли путались, версии наслаивались на другую, перемешивались, но в итоге выкристаллизовались в единственный возможный вывод – вмешались Спящие. Что-то и как-то произошло, и, видимо, Бегемот заставил Скифа-ИскИна вложить в сундук Радужный кристалл. Да и гоблин с ним, дареному коню в зубы не смотрят!
Полюбовавшись игрой света на гранях артефакта, я сжал…
Внимание! Вы хотите активировать разовый артефакт «Радужный кристалл»?
После активации предмет будет безвозвратно разрушен!
…и разжал кулак. Не сейчас. Мой первый Радужный кристалл за изгнание Полинуклеотида забросил меня в Сокровищницу Первого мага – место, полное загадок, головоломок и трудностей. В моем размякшем состоянии активация кристалла чревата ошибками. Неразумно.
Сердце успокоилось, будто соглашаясь с моим решением. Интуиция тоже молчала, хотя несколькими секундами ранее ворочалось беспокойно.
Бережно спрятав кристалл в инвентарь, я отправился на поиски Большого По. Думал, придется обойти все комнаты, чтобы найти его, но его храп раздавался из соседней спальни.
Постояв на пороге, будить его я не решился. Вместо этого воспользовался листом волшебной бумаги и таким же пером и оставил записку, в которой говорилось, что я ухожу в реал выспаться, вернусь утром, и прошу приятеля не покидать без меня номер.
* * *Ночной сон стал входить в привычку, которую можно назвать хорошей. Ну и что, что лег под утро? За окном (если бы оно у меня было) темно, значит, я уснул ночью. Продрал глаза к полудню, но это уже дело десятое! Тем более, я уверен, мой товарищ по несчастью в Стылом ущелье спал не меньше.
С полминуты после пробуждения я нежился в своей кровати в Калийском дне, думая о том, что нормальный сон вволю – что-то настолько крутое, что ничему другому этого не переплюнуть.
Умывшись и почистив зубы, я постоял перед душевой кабинкой. Мозг слегка переклинило – я не понимал, почему чувствую себя грязным, если вчера перед сном плескался в бассейне с чистейшей водой. Наконец дошло, что я спутал реальность с Дисом, и немедля залез под душ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Когда вышел в гостиную, там уже хозяйничал… Леонид Фишелевич. Пилот нашей уже-пока несуществующей космической яхты. «Уже» – потому что, если Джошуа не соврал, наша покупка взорвалась на космодроме. «Пока» – потому что мы все равно купим клану яхту. Хотя стоп… Купим ли? На что?! Бездна, все деньги клана, по словам Джошуа, заморожены!
– Проснулся? – поинтересовался Фишелевич, повернувшись ко мне. В руке он держал нож. – Завтракать будешь? Я тут бутербродов настрогал…
– Буду! – с энтузиазмом согласился я, так как мой настоящий желудок не видел пищи почти сутки.
Леонид поставил передо мной тарелку с бутербродами из толсто нарезанных ломтей хлеба, ветчины и сыра. Рядом появилась бутылка кетчупа, майонез и горчица.
Фишелевич объехал стойку и поставил коляску рядом со мной. Сделал глоток из фляжки, занюхал рукавом, крякнул:
– Не знал, как ты любишь, добавь сам.
Я почти прикончил первый бутерброд, когда входная дверь открылась, и зашли двое – Хайро и Вилли.
– Алекс! – старший безопасник шагнул ко мне, внимательно заглянул в глаза. – Как ты себя чувствуешь?
– Да вроде нормально. – Я пожал плечами. Приглядевшись, заметил, что оба безопасника в грязи, на их лицах прилипшая пыль, у Хайро на щеке ссадина, а Вилли хромает. – А с вами что случилось?
– Небо над Кали закрыто! – прорычал Вилли. – Нашу «Акулу» сбили, стоило взлететь. Благо кабина уцелела, и было невысоко – мы выпрыгнули. Собирались слетать на космодром, потом забрать из больницы Эдварда и Маргариту, а на обратном пути заскочить за Уэсли Чоу.
– Эд с Ритой выздоровели? – обрадовался я.
– Не совсем, – мрачно ответил Хайро. – Я рассчитывал забрать их вместе с медицинскими капсулами. Такое практикуется, если оставить залог.
– Хорошо, что нас сбили на взлете, а не тогда, когда мы возвращались, – добавил Вилли, нервно расхаживая по комнате. Он раздраженно взглянул на мою тарелку и взбеленился: – Лео, ты чем парня накормил?! Тебя же просили, сделай ему нормальный здоровый завтрак!
– А я сделал! Нормально получилось, гляди – парень все съел! – воскликнул Фишелевич.
Вилли грязно выругался, прошел к холодильнику, вытащил контейнер с ветчиной, изучил этикету, ахнул. Сунув его под нос Фишелевичу, он прошипел:
– Ты скормил ему черствый хлеб и просроченную ветчину! О сыре я вообще молчу – синтетика! Нельзя таким пичкать Алекса! Он нам нужен здоровым!
– Я вам не кухарка! – выпучив глаза, заорал Фишелевич. – Я пилот! Если бы я вел машину, черта с два бы кто-то вас сбил! Оставили тут нянькой…
В общем, Вилли с Леонидом немного попрепирались, и было видно, что в Брисуэле просто кипит злость за сбитый флаер, а в крови бушует адреналин – мужчина ведь чудом избежал смерти. Хайро молчал, лишь показал мне глазами в сторону дивана. Мы переместились туда, после чего Брисуэла с Фишелевичем присоединились к нам. С минуту посидели в тишине.
Пока молчали, мне удалось привести мысли в порядок, и я ужаснулся – из-за меня чуть не погибли друзья! Мысленно я врезал себе по скуле, скривился и чуть не зарычал – так меня распирало от злости на безрассудные плескания в бассейне, тогда как я должен был выходить из капсулы сразу, как закончилась рабочая смена, чтобы предупредить безопасников!
Вспомнив наставления учителя Оямы, я прикрыл веки и начал глубоко дышать, успокаиваясь. Хайро, наверное, что-то почувствовал и нарушил молчание:
– Сбитый флаер. Алекс, тебе что-то об этом известно?
– Как первый день в негражданской песочнице, парень? – поинтересовался Вилли, который, похоже, не услышал напарника и думал о своем.
– Нормальные бутеры получились, – задумчиво проговорил Леонид.
– Это моя вина, – сказал я. – Простите.
Меня не перебивали. Все трое внимательно слушали рассказ о моем дне в Стылом ущелье. Историю о пытках восприняли слишком близко к сердцу, я даже заметил, как побелели костяшки пальцев Фишелевича, сжавшего подлокотники инвалидной коляски. Однако молчание прервалось, стоило мне дойти до слов Джошуа Галлахера. Вилли не сдержался, обозвал меня «безответственным кретином», сказал, что я поставил под угрозу не только его с Хайро, но и своих друзей, по сути, озвучив мои собственные мысли.