Бойся моей тени - Данила Пушкин
— Убил девушку, за то… — Я словно прислушался к его мыслям. Пропитанные мстительным предвкушением они метались с одного на другое. Да и вдобавок, я их транслировал мне Хемчик. Кенни в этом отношении талантами не блистал. Круто. Значит у теневиков есть свои особенности. Хемчик, вот, ясно... Вернее, темновидящий. А Кенни видит сквозь предметы. Хотя, оба они мутновидящие. Никакой ясности, обрывки. Как будто из фразы улавливаешь пару слов остальное приходится додумывать.
— Ты о чём вообще? Я вообще-то… — Каяков начал сыпать своими регалиями. К стыду своему признаться, я пропустил подробности. Звание, ордена, каждый месяц он покупает игрушки в детский дом. Ложь, ложь, ложь… Хемчик, как опытный падальщик, чуял за всей это мишурой тухлое мясо. Трупы, трупы, трупы… Слишком много…
— Не твои! — вдруг до меня дошло. — На тебе крови нет. Помог соседу закопать белобрысую девчонку в лесу. Вернее, сначала помог, а потом он тебе помог тут участок купить. И ты уже знаешь, где лучше трупы хоронить. Правильно, да? Правильно. Ты других отмазываешь! Фух, аж голова заболела!
Я отпил коньяка для обезболивания. Ах, как же он хорош. Коньяк, не Каяков. Каяков ужасная мразь.
— Ты кто такой? — прошипел Каяков. В этот раз в его голосе была чистая злость. Настоящая. Нутро прорвалось. И эта злость его буквально переполняла, словно он вот-вот лопнет, как струна.
— Ты же уже сказал. Я никто, — хмыкнул я.
Каяков затих. Его мозг, эта хитрая, могучая аналитическая машина, предназначенная для поиска оптимальных путей ведущих к выгоде, среди лабиринтов человеческих взаимоотношений, не понимала ситуации. Он никогда не был достаточно умен, чтобы действовать осознанно, его вели чуйка и инстинкты. Он всегда умел сказать каждому то, что тот хотел слышать. Прежде, чем Каков начал пытаться льстить и подкупать меня по второму кругу, я сказал:
— Вспомнил! Вспомнил! — Это в институте еще было. Мы хату снимали. И у хозяйки мужа машиной сбили. Мы пришли деньги отдавать. А она сидит с бутылкой водки. Годовщина. А до этого прям молодцом держалась. Не подозревали ничего. Я помню её очень грустно, как будто черное лицо, и растерянный, пьяный голос:
— Говорят пьяный был. А у него язва, он если рюмку выпьет, то болеет потом два дня… Болел.
Она пригласила выпить. За упокой. Не чокаясь. Мы тогда извежливости выпили и убежали сразу. Сейчас бы я остался. Поговорить ей надо было. Я назвал Каякову улицу, на которой, как я знал погиб муж той женщины. — Там мужика сбили. Кто сбил? Кого ты отмазал?
— Я никого не отмазал. Это прокурор, его же сыночек. Да вон, дело в шкафу лежит, сам глянь. Ты это, развяжи, я помогу! Давай его засадим! Давно уже хочу! Вот в этот раз я его точно прижму! Я и дело поэтому домой унес, чтобы не случилось с ним ничего! Тебя как зовут, кстати?
— Никак, — я резко приблизился и заклеил Каякову рот. Он перестал быть в моих глазах вполне человеком. И дальнейшее стало неожиданно простым. Вот зачем нацисты расчеловечивают своих жертв. Хороший лайфхак, неплохо работает. Я просто не видел в Каякове больше ничего, что могло бы сделать его одним из людей. Кенни уже потрошил шкаф, ориентируясь на смутные воспоминания Каякова. Я же подошел к столу. Нажал на хитрую кнопочку, выскочило потайное отделение. Только о нем и мог думать Каяков. Там, на красивом черном в темновиденье бархате, лежал пистолет. Итальянская беретта, блестящая хромированная машинка, вся украшенная серебрянными замысловатыми завитушками. Еще на нём было немного белого золота, слоновая кость на рукояти и турмалины. Золотой череп в середине рукояти из золота, турмалины в глазницах Синие такие камешки. Очень красиво. Каяков любил хвастаться этой штукой, выучил наизусть название камней. К пистолету шли две запасные обоймы, совсем не красивые, поэтому запрятаны подальше. Я переложил все себе в карман. Кенни наконец нашел нужную папку. Пухлая. Коричневого картона. Это, если на ощупь. Я открыл, и понял, что не могу разобрать ни слова. Темнозрение неплохо работает, когда нужно увидеть движение, но любая поверхность сливается, становится однородно серой.
Пришлось искать телефон Каякова, прикладывать его палец к экрану и подсвечивать себе им.
Каяков забился, завизжал. Слишком громко, хоть и через кляп. Я удивленно посмотрел на него, но тут же понял, в чем дело. Бедолага увидел в тусклом свете телефона жадно пырящегося на него Хемчика. Тот уже потерял всякую осторожность и буквально навис над Каяковым, клыки сантиметрах в пятнадцати от носа связанного человека. Согласен, эта мрачная хрень, которая Хемчик, даже меня иногда пугает. Теневик, похоже, упивался ужасом связанного человека. Как ни странно, но за Кенни я никогда такого садизма не замечал. Он любил резать мясо на лоскуты, что есть, то есть. Но делал это с холодным профессионализмом.
Я вернуся к папке. Это был не тот случай. Это ДТП произошло совсем недавно, месяца два назад. Я достал свой телефон и пофоткал некоторые страницы. Толком еще не зная, зачем. Саму папку спрятал в свой рюкзак.
— Ну всё, наверно, мы тут закончили. Кенни, пошли выведешь меня. Хемчик, ты тоже не затягивай. Скоро свет дадут, поэтому заканчивай с ним и догоняй.
И я вышел. Неприятные, сдавленные визги Каякова и мясной хруст скребущих по костям черепа клыков затихли, стоило только прикрыть дверь. Наглухо. Прям как фильм ужасов на телевизоре выключили. Зато сейчас, оказавшись в коридоре, я услышал, как пикают источники бесперебойного питания. Пошел на звук. Нашел комнату безопасности там, где и искал. Бронированная дверь была открыта. Какая неосмотрительность. Я зашел, осмотрел оборудование. Каяков не экономил. Фирма, оборудовавшая ему дом, постаралась хорошо. Видео все ещё писалось. Даже с кабинет. Я мысленно пнул себя за то, что поторопился выкинуть ломик. Пришлось потратить минут пять, чтобы выдрать руками все жесткие диски из специальной стойки. Их оказалось штук десять. Тяжелые, зарраза. И, что хуже, в металлическом корпусе. Я вошел в хозяйскую
