Сидус. Вида своего первый (СИ) - Сугралинов Данияр

— Что у меня с рукой? — прохрипел я, выталкивая звуки из пересушенного горла.

— Вы ее лишились, — ответил доктор. — При невыясненных по сей день обстоятельствах. Но не переживайте, мистер Райли, травму вы получили во время исполнения служебных обязанностей. Не сомневаюсь, что страховка работодателя покроет установку вам генетического импланта — рука будет как собственная. К сожалению, в этих условиях… — Он обвел рукой пространство вокруг. — В этих условиях я могу установить вам лишь биопротез… Но нужно, чтобы ваш работодатель согласился его оплатить.

Отсутствие руки меня удивило, но все же не шокировало. Будучи миротворцем, я видел, как товарищи теряли руки и ноги, а потом возвращались в строй с новыми, армия оплачивала установку бионических конечностей, почти ничем не отличавшихся от настоящих, — так что решил погоревать потом. Сейчас же первым делом хотелось утолить жажду.

Пить пришлось, опираясь на обрубок. Утолив жажду и смыв ощущение наждачной бумаги в глотке, я вернул опустевший контейнер доктору и спросил:

— Кто вы?

— Я доктор Нгуен, — ответил тот. — Помните, кто вы? Как вас зовут?

— Картер Райли. Где я?

— В медблоке базы Скиапарелли, принадлежащей Первой Марсианской компании, — ответил доктор Нгуен. — Вы на Марсе, Картер. Помните, как сюда попали?

— По контракту с вашей компанией. Ваши роботы-шахтеры что-то обнаружили в тоннелях под кратером Скиапарелли…

— Прекрасно! — обрадовался доктор.

— Какую-то плиту, вроде бы рукотворную… — вспомнил я. — Так?

Доктор пожал плечами:

— Мой уровень допуска не позволяет знать такие подробности, но в целом вы правы.

— Вы начали исследования, а для охраны пригласили нас… Помню, что было чертовски скучно… — Я наткнулся взглядом на обрубок, глянул на доктора вопросительно: — Что со мной случилось? Как я потерял руку? Где мои… коллеги из «Стражей»?

Нгуен проигнорировал вопрос.

— Попробуйте подняться, только очень медленно. Скажите, если вам нужна будет помощь. Вы пролежали здесь полгода, мышечная атрофия неизбежна. Тем более на Марсе.

В голове поднялся неприятный гул — полгода! Как такое возможно?! Я, пересилив себя, кивнул. Получить ответы на вопросы еще успею, а сейчас лучше слушаться доктора. Тот помог мне сесть и, пока я приходил в себя, принес больничный халат.

Опустив ноги, я попробовал встать, но мышцы не слушались. Нгуен придержал меня, позволяя облачиться в халат, взял под руку и повел к выходу из комнаты с медицинскими капсулами. Каждое движение давалось с трудом и болью, я чувствовал себя то ли глубоким стариком, то ли роботом, заржавевшим до основания.

Когда мы вышли из палаты, я повторил вопрос:

— Что со мной случилось, док?

— Не считая потерянной руки, мышечной атрофии и частичной амнезии, вы, можно сказать, здоровы, — ответил Нгуен. — Все обмороженные ткани восстановлены. Что касается остальных вопросов, я не могу ничего сказать, так как мой уровень допуска…

— Да-да, я уже слышал, — с легким раздражением перебил я.

— Поверьте, я не владею информацией, — виновато ответил доктор. — Когда прибыл на Марс, вы уже находились в капсуле. Ваша медицинская карта не содержит подробностей того, как вы получили ранения. Идемте…

Озираясь, я посмотрел на низкие потолки со знакомыми световыми панелями и стены коридора, выложенные декоративной плиткой с логотипом Первой Марсианской компании…

И узнал это место! Прибыв на Марс, здесь я со своими бойцами проходил медосмотр. Вот только обследовал нас другой врач, единственный на весь медблок. Как же его звали? Имя всплыло сразу же: доктор Изабелла Фернандес.

— А где доктор Фернандес?

— Она… — Нгуен замялся. — Ах да, вы же не знаете… Месяцев пять назад на базе произошел несчастный случай. В личных комнатах сотрудников ночью отказала система подачи кислорода. Те, кто не спал или успел проснуться, сумели выбраться, а вот остальные…

Я решил, что произошедшее — дело рук конкурентов. Наверняка служба безопасности Первой Марсианской уже нашла злоумышленников. Повезло, что сам я был в медкапсуле с ее автономным источником кислорода…

Нгуен привел меня в палату, объяснив, что придется пробыть в медблоке, а значит, и на Марсе, еще неделю: необходимо пройти курс мышечной реабилитации.

И только тогда пришло окончательное осознание того, что говорил доктор. Я здесь уже полгода! Дома, на Земле, меня ждут Джослин и Микки! При мысли о дочке я запаниковал: обещал же ей, что мы скоро увидимся!

— Могу я отправить сообщение семье? — спросил я.

— Не думаю, что с этим будут сложности, — ответил Нгуен. — И все же это не в моей компетенции. Дождитесь, когда со смены вернется начальник базы, он ответит на все ваши вопросы.

— Дома хотя бы знают, что со мной случилось?

— Вашу супругу уведомили, — сухо ответил доктор. — Отдыхайте.

Жжение в глазах поутихло, но никуда не делось. Вроде бы успокоившийся текст, так и торчавший на периферии зрения, снова сошел с ума, и перед глазами закружились огненные и ослепительно-белые хвостатые мошки, похожие на миниатюрные кометы. Они вились, выстраивались в строчки непонятных символов и выглядели как помехи в голограмме. Я, сделав вид, что хочу почесать нос, попытался смахнуть их, но рука прошла насквозь. Хуже того, я видел их, даже зажмурившись.

— Еще кое-что, док, — сказал я, когда Нгуен собрался уходить.

— Да, мистер Райли?

— У меня что-то не то с глазами. Они чешутся, и я вижу всякую… — запнулся, подбирая слово, — хрень. Какие-то белые мошки мельтешат.

— Позвольте… — Нгуен приблизился, вытащив из кармана диагностический сканер. — Откройте глаза пошире.

Я оттянул веки, врач направил сканер в один глаз, затем во второй, спрятал прибор и развел руками:

— Медкапсула обязательно исцелила бы ваши глаза, будь с ними что-то не так. Мой сканер тоже ничего не обнаружил. Здоровая сетчатка, идеальное зрение. Сканирование мозга показало, что он здоров. Маркеры нарушений работы нервной системы отсутствуют. Показатель нейронов и синапсов на том же уровне, что и до… инцидента.

Я покачал головой, поморгал, пытаясь смахнуть мошек, но те никуда не делись. Раздраженно почесал глаза уцелевшей рукой и собрался рассказать о загадочных знаках, обретших смысл, но передумал. Побоялся, что меня признают свихнувшимся или, хуже того, задержат на Марсе еще дольше. Джослин и Микки остались одни, а потому лучше разобраться с видениями, когда вернусь домой.

— Полагаю, это последствия комы, — сказал Нгуен. — Вы очень долго не использовали глаза по назначению, сейчас им нужно время для адаптации. Сделаем так. Постарайтесь не думать об этих ваших… — Нгуен покрутил пальцем в воздухе, — мошках. Не обращайте на них внимания, смотрите как бы сквозь них. Понаблюдаем. А сейчас отдыхайте.

Доктор Нгуен покинул палату. Я остался наедине со своими мыслями. Полгода на Марсе в коме? В это все еще не верилось.

Переживаний было слишком много даже для меня. От короткой прогулки к палате тело, привычное к запредельным нагрузкам, утомилось, мышцы ныли, дыхание сбилось, и я прилег. Среди личных вещей, которые кто-то перенес в палату, нашел губную гармонику и поиграл немного, чтобы успокоиться, но сбивался, не в силах перестать думать.

Все еще подтормаживающий разум пытался совместить рассказанное Нгуеном и то, что помнил я сам, в единую картину. Тщетно — мысли прыгали, скакали, прерываемые беспокойством о жене и дочери, и я сам не понял, когда уснул.

Проснулся от смутного ощущения опасности. Волосы на загривке и руке поднялись, в груди появился холодок. В разуме заворочалось смутное воспоминание: казалось, нечто подобное я испытал в той самой пещере под кратером, где охранял ученых.

Спал я на левом боку, а голос раздался справа:

— Что вы помните, Райли?

Голос был незнакомым и принадлежал не Нгуену. Я счел за лучшее промолчать, но говоривший не успокоился:

— Не притворяйтесь, Райли. Сканер мозговой активности заверяет, что вы уже бодрствуете.