Убей или умри! 4 - Саша Токсик
Вениамин Звягин спорить не стал. Он уселся по-турецки прямо на пол, достал из рюкзака небольшой, но судя по виду, очень навороченный ноутбук, подключился шнурком к капсуле и выпал из реальности.
— Долго тебе? — влез Мастер.
— Хрен его знает, — огрызнулся Веня, — Тут на аппаратном уровне заблокировано. Требуется флешка-ключ. Я попробую подобрать, но Дима тоже не пальцем деланный. Недели могут уйти.
— Переверните всё, — распорядился Мастер, — лабораторию, квартиру, шкафчик в спортзале… всё, что похоже на флешку, быстро везти сюда и отдавать Вениамину.
— Далеко он спрятать её не мог, — уточнил Веня, — доступ к капсуле нужен регулярный, так что в банковскую ячейку такую вещь не положишь.
— Она могла быть у него с собой, — встрял я.
— Точно, — Мастер хлопнул себя по лбу. — Я в полицию.
— Я с вами!
— Ты идёшь сейчас в медпункт, получаешь качественный и всесторонний уход и катишь домой под бочок к… — Мастер увидел, как Веня навострил уши, и неожиданно закончил, — под тёплое одеяло.
И подмигнул.
Не сомневаюсь, что он в курсе появления в моей жизни Оли. Да и вообще как-то она очень внезапно и удачно появилась. Хотя это уже паранойя. Сначала я Мастера в ней обвинял, а теперь и сам проявляю все симптомы. Радуется, что мы с Анной так и не сблизились? Рядом со мной в последнее время слишком опасно, это факт.
— Я потерпевший, — напомнил я.
— И что?
— Могу заявить, что это моя флешка. — я развивал свою мысль, — что Савицкий у меня её отобрал. Значит, мне обязаны её вернуть.
— Да я и так её заберу, — отмахнулся Мастер.
— Но со мной проще, — я не сдавался.
— Илья Романыч, да пускай парень сам смотается, — вступился за меня Вениамин, — сам говоришь, что дело плёвое. А ты бы мне здесь помог...
— И ты туда же… — Мастер махнул рукой, — Только быстро, одна нога здесь, другая там.
* * *
Терпеть не могу полицейские участки. Такое чувство, что их специально стоят и планируют так, чтобы выбить из посетителей всю волю и надежду. Выкрашенные в болотный цвет стены, прикрученные к полу лавочки, физиономии находящихся в розыске на плакатах, настолько схематичные, что я узнал себя как минимум в трёх портретах.
Проходящие мимо зыркают на тебя так, словно хотят отвести в камеру просто на всякий случай. А внутри клубится иррациональный страх, что тебя перепутают с каким-нибудь душегубом и засадят лет на пятнадцать просто по ошибке.
Как-то раз, ещё в начале учебного года нас сняли с пары, чтобы "помочь полиции". Коренастый мент в кожаной куртке с ранней лысиной в полголовы отобрал троих парней примерно одного роста и спортивного сложения, в том числе и меня.
По дороге мы ещё веселились по поводу того, как ловко свалили с занятий. Но когда на опознании придурочная бабулька, у которой за пару часов до этого на рынке выдернули сумку, ткнула пальцем в моего однокурсника Толяна, ситуация перестала нас смешить.
Оперы моментально сделали стойку, и Толик из добровольного помощника превратился в главного подозреваемого. Ещё бы, сразу вытащили джекпот.
Толяна спасли только наши совместные показания, что два часа назад он сидел на паре, и это могут подтвердить ещё тридцать человек и один профессор. Менты были сильно расстроены, но им пришлось нас отпустить.
Поэтому я помнил, что попасть в полицию куда проще, чем оттуда выйти. Даже если ты ни при чём. Про отца и говорить не буду, от одной мысли тошно становится.
Похоже, моя спутница чувствовала то же самое. При каждом взгляде аборигенов она зябко ёжилась и машинально старалась натянуть слишком короткую юбку на красивые коленки.
Звали её Татьяна Снегирь. Она представляла юридическую службу МосТеха и везла с собой готовые распечатанные заявления с просьбой вернуть не имеющую доказательного значения материальную ценность (флешку), на имя следователя, прокурора, и судя по толщине папки, ещё на имя Конституционного суда и Гаагского трибунала.
Татьяна была круглолицей, русоволосой, застёгнутой на все пуговки, и очень серьёзной. На светлой коже, если приглядеться, виднелись крохотные веснушки, и легко было представить, как расцветают её щёчки в сезон. Меня она называла Андреем Олеговичем и очень гордилась данным ей поручением.
С тех пор как полицейский с укороченным АК закрыл за нами решётчатую дверь участка, прошло уже минут двадцать. Разговор не клеился, хотя юристка была симпатичной, но обстановка не располагала ни к откровенностям, ни к флирту.
Наконец, в глубине коридора появилась массивная фигура в полицейской форме. Физподготовку у них отменили, что ли? Или это только для младших чинов, а начальство занимается умственными делами?
Я смотрел, как человек-гора минует один кабинет за другим, в надежде, что он не свернёт раньше времени, и всё-таки окажется нужным нам сотрудником. Так, наверное, смотрят на шарик в казино, когда он минует остальные ячейки и катится к долгожданному выигрышу.
— Майор Пивень, — представился докатившийся шар, — Северьянов? Попрошу в мой кабинет. Без сопровождающих.
Приподнявшаяся было Татьяна Снегирь шлёпнулась попой обратно на лавку. Я удивился, но зашёл.
— Явился значит, Северьянов. — заявил майор Пивень, садясь за стол, — сам, без повестки.
Самым выдающимся в майоре был его живот. Он натягивал форменную рубашку, как будто полицейского накачали насосом. При каждом слове живот вздрагивал и перекатывался, словно желе. Это зрелище настолько завораживало, что, даже когда я пытался смотреть полицейскому в глаза, взгляд сам сползал ниже.
В остальном внешность Пивня была непримечательной. Стареющий дядька лет за пятьдесят, почему-то чересчур агрессивно настроенный.
Внутри пробежал неприятный холодок. И тон, и слова были совершенно не теми, которых я ожидал. На самом деле я думал, что Мастер позвонит своим могущественным приятелем, те встретят нас на пороге и вынесут флешку на бархатной подушечке, словно ключи от сданного города.
— Что значит, "явился"? — не понял я. — Вы меня разве не ждали?
— Ждал, ждал, — Пивень от радости потёр ладони, — только я за тобой собирался бойцов посылать, а ты сам нарисовался. Что, совесть замучила? Или решил на жалость надавить? Так это правильно, чистосердечное признание снижает срок.
— Какое признание? — мне до сих пор казалось, что майор Пивень что-то путает.