А там ещё другая даль - Олег Иосифович Говда
— Лук говоришь… — прищурился тот, приглядываясь внимательнее.
Освещение в комнате было неважное, да и я голову к окошку не поворачивала. Шлем тоже не снимала.
— Гм… Могу поклясться Троицей, что я тебя где-то раньше видел…
— И не ошибешься… Взять ее!
Этот голос я никогда не спутаю ни с чьим другим. Святоша!
Оружие само прыгнуло в руку, но на ней тут же повис один стражник, а второй схватил за левое предплечье. Копейщик тоже нажал сильнее. Кольчуга задержала жало, но сам кончик острия все же проколол кожу.
— Не балуй, девка! — прикрикнул строго. — А то без глаза оставлю.
Ничего не попишешь, сила солому ломит, а плетью обух не перешибешь.
— Попалась! — вышел из тени аббат. — Свяжите ее, да покрепче!
Дождался, пока стражники выполнят приказание, сам проверил узлы и только после этого продолжил:
— Почему-то я был уверен, что мы еще свидимся. Здравия желать не стану, ни к чему оно тебе, блудная дочь… А вот что рад встрече, скрывать не стану… Да и господин бургомистр, думаю, тоже весьма обрадуется. Он же тебе поверил… А ты обманула их светлость в самых добрых и искренних чувствах. Еще и унизила. Такое оскорбление ни один мужчина в мире не простит. Лучше б ты его убила, чем опозорить столь мерзко…
С этого места, хотелось бы узнать подробнее, потому что я ничего не поняла. Чем это же я так сильно оскорбила борова? Тем что ушла не попрощавшись? Я же ему даже в рожу не плюнула, хоть и хотелось. Да только какой смысл, если он лыка не вязал? Все равно б ничего не понял.
Но, прямо сейчас спросить не удалось. В дверь постучали, и стражники, повинуясь знаку, поданному его преосвященством, ловко сунули мне в рот кляп. После чего оттащили в сторону и заняли исходную позицию.
Стук повторился.
— Открыто, входите… — пригласил аббат.
Петли скрипнули, створка качнулась в сторону, и порог переступил молодой рыцарь.
Рыцарь — потому что почти в полном доспехе, еще и с каким-то гербом на панцире. А молодой — потому что шлем держал в руке, предоставляя возможность всем желающим полюбоваться его розовощекой и безусой юношеской физиономией.
— День добрый вашему дому, — поздоровался от вежливо, подслеповато щурясь, как сделал бы любой человек, шагнув с дневного света улицы в полутьму помещения. — Могу ли я увидеть мастера Веста? Господин Корнелиус говорил…
— Каждый, кто приходит с вестью от господина Корнелиуса, желанный гость… — вышел навстречу аббат. — Как поживает мой друг? Он передал записку или только на словах велел кланяться?
— Я не совсем это имел… — начал было отвечать рыцарь, но глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел меня. Во всей красе, естественно. Связанную и с заткнутым ртом. — А что здесь, собственно…
— Взять! — рявкнул аббат, и стражники набросились на новую жертву. — Схватить!
Но в этот раз им пришлось иметь дело не со слабой и беззащитной девушкой. Священник еще приказ отдавать не закончил, как рыцарь одним движением нахлобучил на голову шлем, а второй схватился за копье, пытавшееся поцарапать герб на его панцире. Рывок, толчок, пинок, шаг вперед и еще один пинок… в голову, сбитого с ног копейщика.
Я никогда не думала, что в полном готическом доспехе можно двигаться с такой грациозностью и ловкостью…
Великолепный пируэт, не каждому танцору впору, и кулак в латной перчатке с лязгом впечатывается в шлем одного из мечников. Стражник издает неприличный звук и валиться на пол. Второй успевает нанести удар, но чтобы смять такие латы нужна булава или секира. Легкий одноручный клинок лишь бессильно скребет хорошо прокованное железо.
А рыцарь, словно позабыл о своем оружии, треснул и этого кулаком. Впрочем, чем это нежнее удара тою же булавой, лично я затрудняюсь ответить. Присоединившийся к валяющемуся на полу товарищу, стражник тоже вряд ли заметил разницу.
На ногах, не считая меня, оставался только аббат. И когда рыцарь развернулся к нему, священник вскинул руку и пафосно изрек:
— Остановись, безумец! Ты хочешь поднять длань…
Но хорошо поставленный удар правой, отправил в нокаут его раньше, чем аббат закончил воззвание.
— Уже поднял… — рыцарь огляделся и, не найдя больше противников, снял шлем. — Прошу прощения, сударыня, что не сразу пришел вам на помощь, но вы сами видели, что только эти мужланы помешали мне исполнить рыцарский долг не медля.
С этими словами и весьма учтивым поклоном, он быстро расправился с опутывающими меня веревками. И со всей деликатностью, выдернул кляп…
— Тьфу!
На губах и языке остался ни с чем не сравнимый мерзкий привкус. Не знаю какое на вкус сушеное дерьмо, к счастью, никогда не пробовала, но явно сродни этому. Портянку они мне в рот затолкали, что ли? Так и тянет блевать… Что за привычки идиотские? Каждый так и норовит какую-то гадость девушке в рот запихнуть…
— Позвольте представиться… Сэр Ламберт… — моя мимика и яростное отплевывание не обескуражили рыцаря. — Виконт де Арманьяк. К вашим услугам.
— Эвгения брюс Никина… — слегка переиначила я имя и фамилию. Все равно здесь еще никто и ни разу не произнес их правильно.
Юноша дернул подбородком и протянул мне свою флягу.
— Очень приятно… Не скажу, что этот напиток достоин вашей красоты, но рот прополоскать можно.
Ламберт явно скромничал. Вполне приличное вино. Сразу полегчало.
— Спасибо.
— Сударыня, прошу прощения если мой вопрос покажется бестактным или нескромным, но не могли бы вы объяснить: кто эти хамы, и почему они на вас напали. А заодно, если моя бесцеремонность, вас не слишком шокирует: где мастер Вест? У меня и в самом деле к нему… гм, дельце имеется.
— Думаю, шевалье, что на все эти вопросы, которые очень похожи на мои, лучше всего ответит господин аббат в штатском… — проворчала я, растирая затекшие запястья. Стягивали без снисхождения к женскому полу.
— Простите? Как вы сказали? — удивленно сморгнул юный граф. — Где изволит прибывать господин аббат?
— На полу и притворяется бесчувственным… — отрезала я, с удовольствием пиная его преосвященство. Тоже без снисхождения к сану. Прямо в копчик. Аббат застонал, заерзал и сел, опираясь на стену. Потом открыл глаза и решил разыграть прежнюю карту. Привык, видимо, что она всегда срабатывает:
— Безумцы! Святотатцы! Вы осмелились
