Не все НПС попадают-2 - Владимир Олегович Войлошников
Яга выпила свой мёд, отставила кружку и снова забралась к Петьке на руки. И губы её были мягкими и тёплыми. Он целовал её и не думал обо всех сложностях, которые на него свалились.
02. ШЕПОТ ТЬМЫ
ЭТО ЖЕ СОН?..
…
Его отца звали О́ни, а мать — Гунна. Отец говорил, что это очень красивое имя, и что оно похоже на пение доброго металла. Отец был главой их маленького клана и старшим мастером-проходчиком, а поэтому часто бывал занят. Мать научила его всем песням и легендам их племени, она же была первым его горным мастером. Но имя ему дал всё же отец, и мальчик назвался Тури — обычное гномье имя, прославленное не менее других.
Они жили в небольшом посёлке, в отдалении от Города-под-горой. Не сказать, чтобы их шахты были сказочно богаты, но и не так бедны, чтобы жители их местности шли наниматься в куда-то ещё. Жили размеренно и неторопливо, как это принято у гномов, соблюдая традиции и день за днём совершенствуя своё горное дело, ибо нет в жизни ничего более достойного.
Когда Тури исполнилось шестьдесят и он вошёл в возраст, подходящий для женитьбы, мать с отцом решили, что настало время отправить парня на большой столичный праздник. Случай был подходящий — Король-под-горой справлял юбилей восшествия на престол, со всех деревень направлялись старейшины (для поздравления) и молодёжь (ради будущих семейных союзов). Ибо нет лучше случая, чтобы завязать подходящее знакомство, ведь по случаю торжеств обязательно будут устроены соревнования проходчиков, и каждый из молодых гномов, ищущих себе пару, сможет проявить себя лучшим образом и оценить достоинства явившихся на праздник соискателей противоположного пола. Ведь гномья семья — это в первую очередь горная бригада, а уж потом всё остальное.
Чего они все не знали — так это того, что тёмные дварфы (коих иные почитают родственниками истинных гномов, а сами гномы держат за родню не более, чем троллей или гоблинов) решили, что праздник, когда все объедаются и угощаются крепким пивом — самое подходящее время, чтобы показать всем в Подгорном царстве, кто истинный и по праву сильнейший житель этих мест, и кому на самом деле должны бы принадлежать все сокровища и красоты Города-под-горой.
Однако истинные гномы считали, что прав у дварфов не больше, чем у шахтных крыс, и что копья пойдут им также, как палочки для шашлыка[2].
Так или иначе, Город-под-горой выстоял, и войско дварфов должно было уйти с позором.
Тури возвращался домой с лёгким сердцем, ибо на празднике нашёл себе женщину — сильную и крепкую, сведущую в породах и устройстве шахт, добрую нравом и рассудительную, и к тому же хорошо понимающую в рунах, и её братьям пришлась по душе его работа, так что они обещали замолвить за него словечко перед их родителями.
Многие из них радовались, возвращаясь, пока навстречу им не полетели страшные и скорбные новости. Дварфы, уходя, разоряли малые посёлки, неспособные противостоять их войску.
Ужас обнимал души возвращающихся путников при виде разграбленных домов, где вместо радости поселился плач. Тревога росла, и когда они увидели, что след войска уходит в сторону от их места, в их душах зажглась надежда… которой не суждено было сбыться.
Часть от большого войска дварфов, отряд малый, чтобы стоять под стенами Города-под-горой, но достаточный для посёлка, свернул в сторону их домов. Отца он нашёл окровавленным в воротах их двора. У него было страшно рассечено лицо, один глаз вытек, и правая рука отсутствовала до локтя. Но каким-то чудом он ещё был жив, хоть и пребывал в беспамятстве.
Калитка заднего двора, ведущая к шахтам, болталась на одной петле, и он поспешил туда.
Тропинку, ведущую к верхним штрекам, пересекал ручей, и прямо около мостков, уронив косы в небольшую заводь, лежала Гунна. Горло её было разрублено, и кровь уже перестала течь, а вода в чаше стала красной. Руки её всё ещё сжимали рабочую кирку, на которую никто из грабителей не позарился, и Тури увидел, что клюв кирки успел отпить чужой крови. Он посмотрел дальше и понял, что она смогла заклинить вход в шахты и догадался, что мать спрятала там его младших сестёр.
Он крикнул в щель и услышал в ответ их испуганные голоса. Они подбежали к двери, плача. И сказали, что прошло не более двух часов как дварфы ушли. От мысли, что все они опоздали столь ненадолго, он пришёл в ярость и рванул двери так, что вырвал петли из скалы. И велел сёстрам взять его плащ и отнести мать к дому.
Они подчинились, а он сел на землю у заводи, вода в которой была разбавлена материной кровью, и плакал так, как не случалось с ним с самого детства. Он смотрел в эту красную воду и опускал в неё руки, сам не зная зачем, и думал, что никогда больше не услышит её голоса, не увидит улыбки, и молот её не запоёт… пока в его ладонь не ткнулось нечто.
Он отёр слёзы с лица и увидел, что это одна из тех мелких и безобидных тварей, что пускают в заводи, дабы всегда быть уверенным, что вода чистая. Малыш дрожал, и его маленькие щупальца стали бледно-зелёными от страха. И только теперь Тури рассмотрел, что по краям чаши качаются на воде растерзанные трупики ещё девяти таких же существ и их матери, которая была чуть крупнее остальных. Кто-то старался истребить всех. И делал это, когда бассейн уже начал наполняться кровью.
Он снял с головы шлем, обошел заводь и поднялся к ручью, где вода была чистой, набрал в шлем воды и посадил туда дрожащее существо.
— Ты, как и я, остался без матери. Не бойся, малыш. Я отомщу за нас обоих.
Подбежала младшая из сестрёнок, и Тури велел ей притащить ведро, которое всегда стояло в закутке с инструментами, набрал побольше воды и переместил туда маленькую тварь.
— Поставь во дворе и береги его! — строго велел он сестре, надел мокрый шлем и пошёл вдоль посёлка.
Он собрал отряд из тридцати двух бойцов, включая совсем юных парней и тех женщин, что могли держать оружие, но отказав старикам, потому что идти надо было быстро. Спустя шесть часов они настигли дварфов, и ярость его была такова, что ужаснулись и свои, и чужие, хотя и нельзя сказать, что лишь он один уничтожил всех врагов.
На другой день они вернулись в посёлок, и Тури узнал, что отец всё ещё жив, хоть и очень плох.
Отец выжил, но так горевал по погибшей супруге, что сделался совсем похож на старика и вряд ли смог бы дальше управлять их кланом. Тури думал, что один из трёх старейшин возьмёт на себя это, но они решили в его пользу — и он согласился, хоть и считал себя слишком молодым для такого ответственного дела.
Он съездил к своей наречённой и рассказал ей и её родичам всё, что с ними случилось — и все решили, что не только она должна отправиться за женихом, но и пятеро из восьми её братьев, ибо в его посёлке осталось мало работников, а клан невесты был большим, и старшие рассудили, что он не понесёт убытка.
Свадьба получилась скромной, ведь после гибели многих не прошло ещё года, но молодые супруги не стали расстраиваться по такому поводу. Другое тревожило их сильнее.
— Наш дом должен стать безопаснее, — сказал он в первый же вечер, и она согласилась.
Они поделились своим мнением с другими семьями, и все они решили, что посёлок следует спрятать вглубь пещер, запечатав выходы так, чтоб они были доступны только истинному другу с чистыми намерениями — и начали работать. Они расширили пещеры возле тех входов, где прятались во время нападения его сёстры, и построили внутри дома́, новые, крепкие и красивые. Тропу к пещерам превратили в дорогу и укрепили хорошим камнем, через ручей поставили новый мост, а заводи заметно добавили объём, и сделали это вот почему.
Всё это время маленький многоножек жил у них дома — сперва в ведре, потом в бадье побольше. Существо оказалось вовсе не глухим, как Тури думал вначале. Оно прекрасно слышало и вскоре научилось различать шаги различных членов их семейства, более всего радуясь и играя при звуке шагов того, кто спас его
