Первый Том. Грешник в Аду или попаданец в заднице. - Лион Илинеон
– Ха-ха, даже так, забавно!
«Если чья-нибудь жена будет захвачена лежащей с другим мужчиной, то должно, связавши, бросить их в воду. Если муж пощадит жизнь своей жены, то и царь щадит жизнь своего раба».
– Пф! Если хочешь убить любовника жены, то вместе с ним придется убить еще и свою же жену! Уха-ха! Хитро и подло.
«Если строитель, строя кому-нибудь дом, сделает свою работу непрочно, так что дом упадет, то его должно предать смерти».
– Не слишком ли сурово?
«Если целитель, заботясь о здоровье страждущего, сделает свою работу небрежно и страждущий по вине целителя лишится руки, или ноги, или жизни, то такого целителя должно предать смерти».
– Что-то в этом есть.
«Если сын ударит своего отца или мать, то ему должно отрезать руки».
– Н-да! Сурово, но слишком справедливо. Или справедливо, но слишком сурово? Или ни то, ни другое?
Михаилу надоело читать законы. Он шел дальше и набрел на статуи, к счастью обычные, а не пантомы. Все три статуи на пьедесталах. Один восседает по центру, словно царь, бесстрастный, в пышных одеждах. Головной убор не похож на корону, своеобразный длинный колпак обшитый драгоценностями.
«По-моему что-то похожее носили фараоны».
Перед царем, с правой стороны, юноша из белого мрамора, в хламиде[2], на шее у него кольцо, возможно кандалы, но больше напоминает украшение, при желании такое можно легко снять через голову. Он развернул свиток, взволнованно читает.
Напротив юноши, слева от царя, старик из черного мрамора, одетый в мантию, глаза его прикрыты повязкой, в руке скипетр. Старик очень зол, он властно указывает перстом на молодого человека. Под статуями, на каждом из пьедесталов – широкие таблички:
«Милет Тирийский отрок верховного жреца Ро-Энун, по велению величайшего царя из царей У’Ваала, наставляемый превосходным словом У’Ваала… – опустим множество бессмысленных строк подхалимства – …мудрости У’Ваала, отстаивает справедливость ради того, чтобы сильный не обижал слабого, чтобы сироте и вдове оказывалась поддержка, чтобы притесненному дано было право постоять за себя... – и бла-бла-бла, текст продолжается – Начертал драгоценные слова закона, основания которого прочны, как небо и земля… Угнетенный, вовлеченный в тяжбу, пусть придет к изображению царя-законодателя, и заставит иных прочесть слово закона и…»
Михаил не стал дочитывать табличку, а перешел к следующей, находящейся под статуей старика:
«Достопочтенный Реалит, мудрейший визирь величайшего царя из царей… – бла-бла-бла – …призывает к правосудию тех, кто не соблюдает слова царя-законодателя, написанные им у его памятника, кто не обратит внимания на царское проклятие, не побоится проклятия богов… Тот кто отвергнет законодательство, исказит превосходные слова, или пробудит другого сделать это… Будет ли это царь, или вельможа, или наместник, или…
Эо-Хиалит великая мать, слово которой значимо всюду, да призовет она опустошение его роду...
Ро-Эшгар, великий судья небес и земли, да не даст ему говорить и судить, да направит его рассудок к заблуждениям…
Ро-Энун, отец богов, проклянет его судьбу…» – и так далее еще много-много имен и абзацев.
«То была комната бога, теперь по соседству комната царя-законодателя. В этом подземелье есть хоть какая-то логика?»
Парень подошел к сидящему на троне, прочитал вслух:
– Я несравненный, великий… бла-бла-бла… царь У’Ваал – как только это имя прозвучало, раздался шепот множества потусторонних голосов, как в прошлый раз, когда свершалась магия.
Парень почувствовал затылком колебания манны, обернулся, пламя всколыхнулось в его руке, тени отброшенные статуями юноши и старика дрожат… Нет! Шевелятся, жестикулируют живые тени, ведут горячий спор, а между ними тень Михаила вытягивается вперед, встревает как подсудимый меж обвинителем и защитником. Но откуда у парня появилась тень, если единственный источник света в его руке?
Михаил медленно оглядывается. На него взирает царь-законодатель, глазами, сияющими ослепительно словно солнце. И парень падает на колени:
– Прошу прощения великий солнцеликий! – кланяется до земли – Клянусь всеми богами, я не хотел вас оскорбить. Почтение мое молю примите!
Пополз, попятился назад, жопой кверху, лбом скребя по полу. Царь непоколебим, его глаза как два прожектора преследуют Мишаню, и тени вокруг парня кружат, приобретая отчетливые формы людей и нелюдей различных обликов – мужчин и женщин, худых и толстых, высоких и коротышек, полу-людей и чудовищ. Они показывают сцены как будто из немого театра – говорят, кричат и жестикулируют, толкаются и дерутся, некоторые братаются и вместе выпивают, а некоторые занимаются любовью.
Мишаня встал, он все еще не рисковал отворачиваться от лика царя, но отступал спиной вперед, задел плечом одну из теней спорщиков, прошел ее насквозь и даже не почувствовал. Но тень почувствовала, она всем своим видом показывая оскорбленность повернулась к парню и толкнула его. И это соприкосновенье с тень уже было ощутимо. Невидимая, непреодолимая сила опрокинула Михаила, и он развалился на полу. Все тени вмиг замерли, отвлеклись от своих дел и указали перстами на парня. Все кроме толкнувшей его тени, та тень стояла и безмолвно смотрела. Мишаня приподнялся на локти.
– Эм... Прошу прощения... дру... – неловкая пауза образовалась из-за того, что парень не мог определить какого рода, пола и какой принадлежности существо перед ним, человек ли, мужчина ли, купец, знать или раб, перед царем любой мог бы предстать, Мишаня выбрал слово поуважительнее – Господин?
Оскорбленная тень направила на Михаила палец, секунды три не шевелилась и вдруг изобразила смех. Все тени засмеялись, без звука разумеется, задрав головы они лишь открывали рты, дрожа плечами и сотрясаясь телами, порою топая ногами и шлепая руками своим по животам. Но указующих перстов не опускали.
Мишаня вновь поднялся и пристыженно опустив голову спешил удалиться от статуи царя. И тени ему вовсе не препятствовали, но продолжали смеясь тыкать пальцами. Парень бросил все силы на поиск выхода, и все-таки нашел его. Ушел в пещеры, оставив тени эфемерных насмешников позади, там им и место.
И вот в пещерах, его таки одолела усталость. Удобно разместившись у камня и потушив огонь, он уснул. Спал очень плохо, потел и был в бреду. Проснулся от того, что кто-то или что-то его кусает. От боли дернулся, толкнул обидчика ногой, схватился за кинжал. Раздалось стрекотание «клокъ-къ-къ» и «клац!» щелкнули жвала. На Михаила набросилась сколопендра и оплела его тело почти целиком, но парень высвободил вооруженную кинжалом руку и с криком «На мразь! Сдохни ублюдок!» колол противника куда попало.
Эту
