Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2 - Семён Афанасьев
Попутно, парень сделал еще один парадоксальный для себя вывод: оказывается, и в выкладывании персональных деталей в сеть тоже может быть свой неожиданный плюс.
Например, если взрослая красотка, за каким-то непонятным дюделем, решит с тобой встретиться лично, то она как минимум может подойти в заведение, которое ты регулярно посещаешь в одно и тоже время.
* * *
— Давай договариваться. — Бывшие конкуренты и соперники со спортивного отделения ожидали его ответа. — На всякий случай. Предлагаем для начала забыть всё, что было раньше. И начать с чистого листа.
— Не то, чтобы я возражал, — хмуро ответил новый учащийся математического отделения. — Но как-то это всё не очень красиво звучит. Не находите?
— Зато приятно!
— А пердеть на всю столовую очень красиво?
— А по голове изо дня в день от дурачка получать очень красиво?
Камада, Итакура и Уэда тут же наперебой не полезли за словом в карман.
— Да вы просто асы дипломатии, — скептически ответил каратек. — Специально уроки брали? Как расположить к себе собеседника с первых слов и склонить его к своей позиции? Насчёт «каждый день по голове» — это случайность. Долбаная случайность!
— Эй, у нас же были предварительные договоренности! Чего ты сейчас включаешь заднюю?! — с досадой поморщился староста спортивного отделения.
— У нас были чуть другие договорённости, — выделил предпоследнее слово Сэй. — Во-первых, я с бабами воевать не подписывался. Во-вторых, предложение слишком уж хорошо совпадает с тем, что мне подсказали вчера, в другом месте. А я отчего-то, чем дальше, тем более недоверчив ко всякого рода совпадениям, потому что…
— СТОП! — Уэда решительно поднял руки. — Свои секреты держи при себе! От нас могу только намекнуть: нас тоже могли заинтересовать со стороны. Хотя-я-я, возможно, и не так, как тебя, — он оценивающе смерил взглядом бывшего соперника. — Ты только что не цветешь и не пахнешь, как апрельская хризантема. Кто-то тебе вчера здорово поднял самооценку. Боюсь даже догадываться…
— Какой идеальный анализ для тупого физкультурника! — восхитился Нагано.
— Щас в морду двину, — вяло огрызнулся староста спортивного отделения. — Так что, работаем вместе? Там, если что, прямо сейчас суетиться не нужно! — напомнил он. — Вот когда тот самый момент настанет, тогда надо будет просто очень быстро поразвлечься с красноволосой.
— Заодно на камеру снимем, чтоб наши лица в кадр не попали, — искушающим бесом добавил Итакура. — Все в итоге довольны; чистое хулиганство, если что. Но — шикарный масс-эффект.
— Давайте вначале того самого момента дождёмся, — раздражённо кивнул бывший гуманитарий. — Ладно, чёрт с вами… Тогда я пока просто учусь, никого первым не трогаю.
* * *
По всем правилам, до суда их должны были поместить в предварительную полицейскую тюрьму. И это ещё в том случае, если бы содержание под стражей сочли целесообразным.
Там, несмотря на спартанские условия, в камере обычно находятся несколько человек и разрешены встречи с родными и адвокатами. При известном желании и некотором негласном финансировании, на последнее можно было бы вообще тратить по нескольку часов в сутки. Что в условиях даже самой либеральной японской тюрьмы, является почти роскошью.
Наличие же хоть каких-то сокамерников тоже являлось потенциальным плюсом, по вполне определенным причинам. И Ватару, и Гэнки вполне представляли бы, что делать в этом случае.
Однако, с места так и не состоявшейся встречи с бывшим начальником безопасности их, попетляв по городу, привезли к отдельно стоящему зданию, где вот уже лет двенадцать как размещались борцы с терроризмом.
— Однако, почёт оказывают, — пробормотал оябун в коридоре.
И тут же получил сильнейший разряд электричеством.
— Говорить не разрешали, — спокойно и почти доброжелательно произнес тот из охранников, который и применил шокер.
В нарушение достаточно четких (и им самим весьма неплохо известных) правил, и Ватару, и Гэнки с самого начала запихнули в одиночные изолированные камеры. Несмотря на то, что в одиночки без поводов не сажали вообще.
Попутно их лишили возможности общаться друг с другом и согласовывать позицию.
Асада-старший, успокаивая себя мысленно, добросовестно просидел, как и полагается в этом помещении, следующие несколько часов на корточках, прижавшись спиной к стене и глядя перед собой.
Звуковой сигнал, оповещающий обычно о возможности сменить положение тела, в этот раз сработал вхолостую.
Либо кому-то было очень неплохо уплачено за то, чему финансист пока не мог найти рационального объяснения.
— Странно, — почти неслышно пробормотал Ватару сам себе, что уже было нарушением регламента.
Затем, недолго думая, он выпрямился и подал голос на весь этаж (благо, звукоизоляцией здесь и не пахло):
— Эй, давайте соблюдать правила! И следить за временем!
Буквально через пару минут Асада-старший оказался предсказуемо избит тройкой молодых и крепких охранников, причём один из них всё это время удерживал его удушающим приемом, пока финансист в середине экзекуции не потерял сознания от удушья.
В себя Ватару пришел в камере той архитектуры, где, по логике, должен был оказаться с самого начала: стоящие вдоль стенок двухъярусные кровати чётко говорили, что помещение рассчитано на шесть человек.
Самое смешное, что здесь всё равно никого не было.
— А ведь я не террорист, я только защищался… — хмыкнул он, поднимаясь с пола и занимая одно из нижних мест.
Сказать по правде, попытки нагнать на него жути работали сейчас далеко не в полном объёме.
Формально, на стороне желающих их с Томиясу изолировать были двадцать три дня предварительного заключения. В потенциале.
В течение этого времени, по закону, прокуратуре и полиции официально разрешалось собирать материалы для так называемой всеобъемлющей правовой оценки случившегося.
А с другой стороны, само отдельно стоящее здание борцов с терроризмом никак не располагало к затягиванию правовой квалификации происшествия. По роду занятий, Ватару отлично знал: у прокуроров тоже есть свои инструкции. Каждый потенциально обвиняемый никогда не задерживался именно по этому адресу более, чем на сорок восемь часов. В течение первых же двух суток его либо обвиняли официально, с последующим переводом в ту самую полицейскую тюрьму до суда.
Либо — если речь шла о взятых с места происшествия свидетелях, для отработки горячей информации — отпускали восвояси, честно извинившись.
Это место (как и остальные тюрьмы Японии, всех пяти видов) было рассчитано на
