Отблеск величия - Андрей Андреевич Красников
— Так они же мимо нее проплывут, — без тени сомнения заявил помогавший мне солдат в ответ на прямой вопрос. — А в море их рыбы съедят, да и все.
Я окинул взглядом застрявшего среди камышей мертвеца, покачал головой, но больше ничего не сказал. Лезть в этот монастырь со своим уставом и рассказывать местным аборигенам о земных нормах санитарии мне почему-то не хотелось.
— Не боись, молодой, тебя не потравят. Кашевары воду издалека носят.
— Хочется верить…
Во второй половине дня поставленная командованием задача оказалась выполнена — госпиталь исправно функционировал, все наши покойники отправились в братские могилы, а погибшие гаранцы были сброшены в воду и теперь неспешно дрейфовали по направлению к морю. Впрочем, дрейфовали только те из них, кто остался на плаву и успешно миновал прибрежные заросли. Все остальные по-прежнему находились рядом с лагерем, либо застряв на самом виду, либо скрываясь до поры до времени на дне реки. Лично у меня данный факт вызывал не самые приятные чувства, однако спустя какое-то время данная проблема отошла на второй план — я столкнулся с запоздалой реакцией обычных солдат на гуляющего по лагерю жреца и эта реакция мне совершенно не понравилась.
Во время сражения и сразу после него бойцы воспринимали мою персону в качестве страшной, но однозначно полезной боевой единицы, которую лучше иметь на своей стороне. Рытье могил и переноска мертвецов окончательно сгладили имевшиеся шероховатости — замотанным людям было абсолютно все равно, кто копает соседнюю яму и помогает дотащить до нее окровавленный труп. А вот сразу после завершения работ маятник народного признания качнулся в обратную сторону — расслабившиеся воины принялись делиться друг с другом впечатлениями от боя, вспомнили про меня и тут же начали выдумывать различные небылицы, стараясь любой ценой завоевать внимание благодарных слушателей.
Сначала эти увлекательные истории касались только моих подвигов — отойдя в местный туалет и встретив там изнывавшего от дефицита общения солдата, я узнал, что в одиночку прикончил тридцать или сорок человек, после чего обратил в бегство остатки гаранской армии. Затем рассказчики начали смаковать то, как ужасный жрец гулял по полю боя, уничтожая раненых противников и пожирая их души. А спустя еще час прозвучал первый серьезный звоночек — до меня долетела информация, что я убивал не только вражеских солдат, но и наших. Причем, как во время сражения, так и после него.
— Говорят, он всех подряд жрал, — с искренним восторгом в голосе вещал расположившийся в центре жиденькой толпы оратор. — Просто шел и убивал! Наших, гаранцев, всех! И офицеры ничего не делали! Сказали только, чтобы никто близко не подходил!
— Эти могут, — кивнул внимательно слушавший его пожилой боец. — Они только о себе думают.
— Вот и я о том же!
— Чего, прям шел и наших убивал? — недоверчиво хмыкнул другой солдат. — И его не пристрелили? Хватит брехать.
— Я говорю, что слышал, — мгновенно оскорбился задетый за живое спикер. — Жрец был?
— Был.
— Души жрал?
— И что с того, что жрал?
— А то, что он под шумок кого угодно сожрать мог. Ты что, не знаешь этих тварей?
Не нашедший весомых аргументов оппонент брезгливо поморщился и замолчал, а вкусивший сладость победы оратор еще сильнее возвысил голос:
— Вы еще вспомните мои слова! Завтра эта тварь придет к вам и…
— Что здесь происходит? — раздался голос выглянувшего из-за соседней палатки сержанта. — Какого хрена здесь происходит, я спрашиваю?
Действо мгновенно закончилось — болтун стушевался и юркой мышью скрылся за спинами своих поклонников, лишившаяся источника веселья толпа быстро рассосалась, а я направился в родной шатер, думая обо всем увиденном.
То, что проводников душ в этом мире не любят, мне было известно уже давно. То, что эта неприязнь резко усиливается во время боевых действий, являлось вполне ожидаемой закономерностью. Тем не менее, подобное отношение со стороны окружающих вызывало вполне определенную тревогу — среди нескольких тысяч солдат вполне могли найтись обиженные другими жрецами люди или какие-нибудь религиозные фанатики. А полностью обезопасить себя от их происков не представлялось возможным.
— Дерьмо. Хоть никуда не выходи теперь.
Несомненным плюсом в данной ситуации было то, что обо мне пока что знали далеко не все обитатели лагеря. Я спокойно вернулся в свой шатер, сменил пропотевшее и вымазанное в крови белье, а затем без каких либо эксцессов дошел до столовой, где получил миску приготовленной еще утром каши. Та выглядела не очень аппетитно и явственно отдавала тухлятиной, однако истративший кучу энергии на заживление ран организм очень сильно нуждался в калориях. Пришлось давиться, но запихивать в себя жуткое варево.
— Блевать тянет, — грустно сообщил расположившийся на соседней лавке солдат. — Как ты это дерьмо жрешь?
— Есть хочу, вот и жру.
— Они туда лошадь засунули, которая два дня назад сдохла, — поведал собеседник. — Она уже загнивать начала.
Я с трудом проглотил склизкий комок недоваренных зерен, наградил знатока местной кухни далеким от приязни взглядом, а затем начал сдвигать редкие куски серого мяса на дальний край тарелки.
— А когда ты поседеть успел? Сколько лет-то стукнуло?
— Девятнадцать, — не подумав, ляпнул я. — Хотя сейчас уже хрен его знает.
— Девятнадцать? И уже седой? С пеленок на войне, что ли?
— Отстань, а? Дай пожрать спокойно.
Не в меру общительный солдат обиделся и замолчал, но в столовой было чересчур много народа и наш разговор привлек ненужное внимание — сначала я поймал на себе лишь пару любопытных взглядов, но затем кто-то опознал во мне того самого жреца из повсеместно распространяемых рассказов и обстановка мгновенно стала напряженной. Окружавшие меня люди стали расползаться в стороны, болтливый сосед скрылся, оставив после себя миску с нетронутой кашей, а количество заинтересованных, испуганных и откровенно враждебных наблюдателей резко увеличилось.
Не желая исполнять роль белой вороны, я с трудом доел отвратный ужин, после чего выбрался на свежий
