Дом Живых. Арка вторая: Башни в небесах - Павел Сергеевич Иевлев
— Ну, мы ещё живы, верно? Значит, мой старый приятель Вар Архаичный врёт мне, как минимум, не во всём.
— Вы не верите ему?
— В намерениях — скорее да, чем нет, в мотивах — скорее нет, чем да. Мы союзники, но когда ситуация изменится, то я стану ему не нужен.
— А как же благодарность?
— Благодарность удивительна тем, Франциско, что позволить себе это сокровище может только нищий. Чем человек богаче и влиятельнее, тем дороже она ему обходится. Для того, кто взобрался на вершину, цена уже неподъёмна. А Вар хочет именно туда, на самый верх.
— Очень мудрая мысль, господин. Вам стоит вставить её в какую-нибудь пьесу.
— Публика не любит морали, Франциско, — рассмеялся Полчек, — но щедро одарит тех, кто призовёт от неё отказаться.
— Мы богаты! — хохочет табакси. — Клянусь моими мохнатыми бубенчиками, мы богаты! Я знал, что это однажды случится!
Рыжий Зад привольно раскинулся на широком диване. На шее его золотая цепь, сюртук блещет золотым шитьём, в левой лапе у него кружка эля, правой он обнимает молоденькую привлекательную кошечку-табакси редкой расцветки «триколор». Вторая, приятно-дымчатого окраса, массирует ему задние лапы.
— Ты удивительно наглядно демонстрируешь, как успех портит исполнителя, — укоризненно сказал Пан.
— А ты зануда, рогатый! — фелиноид отпустил кошечку, наклонился к столику и через золотую трубочку всосал ноздрёй дорожку порошка. — Ух, какая чистая валерьяночка! Просто отпад! Угощайтесь, девочки!
Кошки метнулись к столу и стали, шипя, вырывать друг у друга трубочку.
— Публика любит меня, Пан, смирись! Мой последний хит про четырнадцать эльфийских моряков порвал зал, реально порвал!
— У пирса «Порта Даль»,
грузя на борт миндаль,
«Валарка» оправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
в далёкие пути,
на берег был отпущен экипаж, — запел табакси.
— Разве это похоже на то, что ты пел раньше? — спросил Пан. — Я не поклонник рэпа, но это было хотя бы искренне.
— Зато за это платят, рогатый! — рассмеялся Рыжий Зад и запел снова.
— И, свой покинув борт,
сошли гурьбою в порт
четырнадцать эльфийских моряков.
У них походочка ―
Как в море лодочка,
и котты узкие трещат по швам…
— Это пошло.
— Пошло.
— Это вторично.
— Факт.
— Это даже не твоё.
— Это называется «адаптация», рогатый. Вряд ли тут много знатоков портового фольклора.
— Это дешёвка.
— А вот тут ты не прав, — смеётся табакси, — никогда ещё я не продавался так дорого!
— Тебе не кажется, что ты предал рэп ради денег?
— Что бы ты понимал! Рэп нельзя предать ради денег! Суть рэпа в том, чтобы бичуя пороки, заработать на них. Деньги — его душа, звон куспидатов — его ритм! Нищета — вот реальная измена рэпу. А ну, киски, дайте сюда трубочку!
* * *
— Неплохо, — Спичка взвесила на руке мешок. — Мне срочно нужен надёжный дварфовский банк. Таскать всё это серебро на себе становится утомительно. Тем более, что уже завтра мы поднимемся на следующий ярус. Менеджеры рыдают и выпрашивают прощальный концерт, но нас зовут выше. Этак через несколько дней мы поднимемся до самого верха. Кстати, что там?
— Верхний Архаизм? — переспрашивает Фаль. — Лучшие залы континента. На билет в любой из них не заработали бы за всю жизнь даже представители долгоживущих рас Альвираха.
— К счастью, платить будете не вы, а вам, — улыбается Кифри.
— Кстати, ты не хочешь получить на руки часть денег? — спрашивает его дварфиха. — Табакси, вон, выгребает свою долю сразу.
— Зачем мне деньги? — искренне удивляется Кифри. — Кормят нас бесплатно. Но я рад тому, что вы хорошо зарабатываете. Потому что это радует вас. Жаль только, Мастер Полчек не с нами, без него семья не полная.
— Я догадываюсь, куда он мог пойти. Но раз эта вертихвостка ещё здесь, то он вернётся. Хотя бы попрощаться.
Завирушка и Фаль сидят в одном кресле и весело болтают — ногами и друг с другом. Фаль пьёт эль, а девушка наконец-то получила настоящий морковный смузи. Впрочем, эль она тоже иногда отхлёбывает у подружки.
— Отличная вышла сценка! — веселится Гномиха. — Особенно там, где выезжаю верхом на Пане!
— Да, зрители чуть со стульев не попадали от хохота! — смеётся Завирушка.
— До чего я докатился! — мрачно комментирует Пан.
— Брось, не дуйся! — Фаль спрыгивает с кресла и обнимает его за лохматую шею. — Ты же всегда хотел быть на сцене, а не за ней!
— Но не в качестве же верхового животного!
— Это было шикарно, признай! — Завирушка тоже обнимает козла.
— Уйди, девочка! — сбрасывает её руку Пан. — Это было унизительно!
— Не обижайся, Пан не в духе, — говорит ей Фаль. — Ему не хватает режиссёрского драйва. Панургодормон, дорогой! Мы обязательно придумаем тебе роль побольше, клянусь!
— Не очень-то большой выбор ролей для козла! Козёл может играть только самого себя… — расстроенно говорит Пан и уходит.
— Чего он? — удивляется Завирушка.
— Не обращай внимания, — отмахивается Фаль. — Он немного ревнует нас к успеху. Ведь он достигнут без его мудрого руководства.
— Успех наш кажется случайным,
ведь очарован новизною,
а не талантом этот город,
не спящий бурными ночами, — сказал вдруг Шензи.
— В нём то, что ново, то и любо,
будь хорошо оно иль даже,
напротив, мусорно-фальшиво,
как брошенный конфетный фантик, — добавил Банзай.
— В угоду к новизне влеченью
нас здесь осыпали дарами.
Да новизна, увы, проходит,
оставив только горький привкус, — закончил Шензи.
— Мои сиблинги хотят сказать, — заявил Эд, — что за стремительными взлётами обычно следуют не менее стремительные падения. Интересы столичной публики переменчивы. Сейчас мы в моде, и нас тащат вверх с яруса на ярус, но однажды мы проделаем весь этот путь обратно. Может быть, не так быстро, как вверх, но уже без надежды подняться снова.
— Поэтому, — веско сказала Спичка, — я сейчас пойду и отнесу наши деньги в надёжный дварфийский банк. Возражения, предложения? Это ведь и ваши деньги.
— Ничего не понял, — признался табакси, — надеюсь, на валерьянку и кошечек мне останется?
— Сможешь пасти свой гарем на
