Лебедевы. Начало пути - Андрей Коткин
Следующий день у нас вышел выходным, причем, в этот раз мы с домашними даже на воскресную заутреню не пошли. И только уже проснувшись, умывшись и позавтракав, мы узнали, как на случившуюся массовую драку отреагировал наш отец. Он вчера весь день провел в отъезде, вернулся домой только вот, после проведения утреннего полкового построения.
И таки да, по поводу автора рассказов о нашей «великой» победе: поручик Амосов еще вчера, при прощании, уведомил нас о том, что скрывать информацию об этом ни в коем случае не станет и обязательно доложит полковнику о случившемся с гимназистами в городе происшествии.
Впрочем, в этот раз все прошло вполне благополучно. Отец, внимательно выслушав нашу, с Пашкой, версию событий, разве что посоветовал быть в ближайшее время более осмотрительными и никуда в Павловске не отходить от общей группы гимназистов в одиночку. Ну, а что ему еще оставалось, не пороть же нас за защиту одноклассника. Не зря же еще со времен Суворова в армии насаждают принцип: «Сам погибай, а товарища выручай», все правильно мы, выручая Афоню, именно согласно этому завету поступили.
Хех, кажется, тому, что отец практически и не стал нас в этот раз воспитывать, был и еще один веский повод. А он просто похвастаться хотел! Привез из своей вчерашней поездки аж два новых заклинания. Выучил от кого-то в Павловске, пока еще находился под действием ритуала повышения Интеллекта.
— … Оба заклинания первого уровня и относятся к магии пространства, — спустя несколько минут после завершения обсуждения событий в нашей гимназии уже вовсю хвастался он. — Телекинез, сиречь телодвижение, при дальнейшем развитии вполне может даже стать и боевым заклинанием, но в своей начальной версии всего лишь позволяет перемещать без помощи рук небольшие одиночные предметы.
— Здорово! — Выразил свой восторг братец, когда один из вареников, скорее всего специально оставленных отцом на тарелке, взлетев, попал родителю прямиком в рот.
— Еще бы надо было его в сметану макнуть, — указала на явный недочет Наташка, тоже присутствующая на этой демонстрации.
— Когда-нибудь, когда натренируюсь, именно так и буду поступать. Буду лежать в спальне на кровати, а вареники с пельменями сами будут прилетать ко мне с кухни прямиком в рот, предварительно еще хорошенько измазавшись в сметане, — разулыбался отец на это замечание, — а пока только вот так, одиночный рывок, и то, на почти предельное расстояние.
Не знаю, буду ли я точно по описанному лежать, открыв рот на кровати, но это заклинание я выучил. Как и второе, чуть более сложное, Направленный слух, которое отец назвал вспомогательным. И я вполне согласен, способность подслушать на экзамене начитываемый товарищем текст из учебника, да на расстоянии в пару сотен сажен, для нас, гимназистов, может оказаться очень-очень серьезным вспоможением. Ну, если, конечно, не готовиться к экзаменам настоящим образом, а всего лишь пытаться получить достойную отметку хитростью.
Выходной день в кругу своей семьи пролетел совершенно незаметно, и вот уже наступил он, знаменательный день, шестнадцатое сентября. В этот день, ровно сорок лет назад, первые гимназисты в первый раз заняли свои парты в стенах Павловской мужской гимназии.
Впрочем, сказать по правде, так если бы не Пашка с его добровольно взваленным на себя выступлением перед нынешними и бывшими учениками нашей гимназии, на эту знаменательную дату я не обратил бы ровным счетом вообще никакого внимания. Ну, юбилей и юбилей, даже дата какая-то не совсем круглая.
— Лебедев! Где тебя черти носят! — Встретил наше появление в вестибюле гимназии наш классный наставник, Казимир Степанович.
У меня аж сердце от этого заполошного тона оборвалось. К счастью, все же Казимиру оказался нужен не я, а мой брат. Именно ему этот полностью русифицировавшийся поляк начал расписывать совершенно внезапно создавшуюся катастрофическую ситуацию: никому не сообщив заранее, на празднование сорокалетия гимназии в Павловск прибыл ее самый титулованный и успешный ученик: граф Николай Васильевич Тучков, лихим, кавалерийским наскоком ворвавшийся в ряды самых выдающихся царских царедворцев и вот уже десять последних лет занимающий пост второго товарища самого Нессельроде.
— Надо срочно менять текст речи, чтобы показать, как мы чтим память столь выдающегося человека, учившегося в стенах нашей гимназии, — не сходя с места, потребовал наш изрядно паникующий наставник.
— А список самых славных дел этого лучшего ученика у нас имеется? — Поспешил я прийти на помощь впавшему в панику вместе с классным руководителем брату.
— Откуда? — Всплеснул руками Казимир Степанович, — я знаю только, что до занятия своей нынешней должности граф Тучков был главой нашей делегации, посетившей Тайный Город в Империи Цин. Более того, там он даже, вроде, встречался с самим цинским императором!
— Ну, вот и замечательно, пару слов об этом знаменательном событии и ситуация спасена.
— Саша! А ты не мог бы еще нарисовать какую-нибудь картину в придачу к упоминанию об этом событии? — Скорчил предельно молящую моську мой братец.
…Словно это так просто, рисовать картины чужедальних мест, где ты вот вообще ни разу не был. Это почти точно по сказке выходит: «Нарисуй то, не знаю что». Но Пашкино выражение лица было столь молящим, что в конце концов я не выдержал.
— Ладно, попробую что-нибудь для тебя изобразить, — сдался я… и был немедленно заточен вместе с орудиями художественного труда в одном из пустующих классов. И, разумеется, на сегодня все уроки для меня, даже не начавшись, тоже закончились. Какая к бесу учеба, когда тут такой важный человек приезжает?
— Ну, и что ты тут наизображал? — Поинтересовался у меня Пашка, закончивший репетировать свою речь и затеявший окончательное оформление своей будущей площадки для выступления. — Что это? Что за странные каракули? На пауков похоже.
— Вы, с Казимиром, просили что-нибудь на тему Цинской империи? Так вот вам все та же таблица достижений нашей гимназии, но оформленная в этаком цинском стиле, наши буквы тут я нарисовал,
