Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов
В голове начали всплывать обрывки воспоминаний, рассказы о Добрыне, которые я слышал в детстве. Сильный, смелый, благородный. Да, это он! Или не он? Мой Добрыня –тот самый былинный богатырь Добрыня Никитич⁈
Но это еще не все. Если Добрыня — богатырь, то Алеша кто? Мой телохранитель, ловкий и быстрый Алеша, которого я взял в гриди! Алеша Попович?
Да быть того не может! Хотя, если вспомнить его манеру держаться, его хитринку во взгляде. Все сходится! ДА и встретились мы возле церквушки в Совином.
Я чуть не хлопнул себя по лбу, едва сдержавшись, чтобы не изобразить фейспалм прямо перед Ильей Муромцем. Ну как же я, такой умный, такой проницательный, не разглядел очевидного? Как я мог не узнать в своих ближайших соратниках былинных богатырей⁈ Добрыня Никитич, Алеша Попович. Они все время были рядом!
И вот теперь, прямо передо мной, стоит третий — Илья Муромец. И Вежа начисляет мне очки влияния за встречу с ними. Словно это какое-то достижение.
Внутреннее потрясение, вызванное осознанием истинной сущности Добрыни и Алеши, сменилось внезапным приливом веселья. Я не мог сдержать улыбки. Ситуация, еще недавно казавшаяся опасной, вдруг предстала в совершенно ином свете.
Я по-другому посмотрел на Илью. Хмурость во взгляде богатыря никуда не делась, но теперь она казалась не столько угрожающей, сколько привычной. Словно он и не умел по-другому смотреть на мир.
Илья, заметив перемену в моем настроении, явно смутился. Он, видимо, ожидал совсем другой реакции на свой суровый вид и резкие слова. А тут — улыбка.
— Что ж, Илья из Мурома, — сказал я уже совсем другим тоном, — рад приветствовать тебя в Переяславце. Проходи, гостем будешь.
Смущение Ильи усилилось. Но, богатырская выдержка взяла верх. Он откашлялся и, стараясь сохранить серьезный вид, произнес:
— Я пришел не гостить, Антон из Березовки. У меня к тебе послание. От Великого князя Игоря Второго, из рода Рюриковичей.
Он сделал паузу, давая мне время осознать всю важность сказанного. Затем продолжил, чеканя каждое слово:
— Великий князь Игорь Второй повелевает тебе явиться пред его светлы очи.
Улыбка мгновенно слетела с моего лица.
Светлы очи… Повелевает… Явиться…
Дежавю. Я снова переживаю те события, когда Хакон меня вызывал на суд. Только тогда это был суд, а сейчас — приказ. И от кого! От Игоря, который сам недавно взошел на престол, заключив позорный союз с печенегами!
Внутри все закипело. Но внешне я остался спокоен. Лишь слегка прищурился, давая понять Илье, что его слова меня не впечатлили.
— И что же, так прямо и сказал — явиться? Не пригласил, не попросил, а именно повелел?
Илья, похоже, почувствовал, что перегнул палку.
— Ну… — замялся он, — да… смысл таков.
— Смысл… — я усмехнулся. — А какой в этом смысл? Зачем я понадобился Великому князю? Или он решил устроить мне смотр, как строптивому холопу?
Эта ситуация до боли напоминает вызов от Хакона. Но, в тот раз, поездка в Переяславец обернулась восстанием и захватом власти. У меня был хитрый план — разведать обстановку, узнать настроения в городе и, если повезет, поднять бунт против ненавистного князя. А что сейчас? Какие козыри у меня против Игоря?
Да и сам Игорь… Неужели он не видит очевидного сходства? Неужели он настолько глуп, что думает, будто я повторю тот же трюк? Тайно проберусь в Киев, буду нашептывать недовольным, подбивать народ на восстание?
Или он как раз этого и ждет? Я, окрыленный прошлой победой, потеряю осторожность и сунусь в ловушку? А он, тем временем, расставил на дорогах засады, подослал убийц, готовый прихлопнуть меня, как только я выберусь из Переяславца?
Нет, дважды на одни и те же грабли я не наступлю. С Хаконом мне повезло. Там действительно народ стонал под гнетом жадных купцов и бездарного правления. Людям нужна была свобода, справедливость, возможность вздохнуть полной грудью. Я пообещал им процветание, и они пошли за мной. А Хакон, скорее всего, и стал-то князем лишь благодаря поддержке тех самых купцов, которые, видимо, сумели создать мощное лобби и выторговать себе невиданные преференции. Но что-то у него не срослось. Купцы разочаровались, а тут еще и Огнеяр, со своими хитрыми играми, переметнулся на мою сторону.
Но Киев — это совсем другое дело. Там не Переяславец. Там, скорее всего, все схвачено, все под контролем Игоря. Поднять там восстание? Шансы ничтожно малы. А вот сгинуть в застенках — проще простого.
Нет, в Киев я сейчас не сунусь. Глупо и безрассудно. Нужно искать другие пути.
— А ты, Илья, на какой должности у князя Игоря? — спросил я, стараясь придать голосу непринужденное звучание. — Небось, воеводой али тысяцким?
Илья хмыкнул, и в этом хмыке прозвучала неприкрытая обида.
— Гонцом я у него, — буркнул он, опуская глаза.
Гонцом? Богатырь, равного которому по силе, пожалуй, и не сыскать на Руси, — гонцом? Для такого человека, как Илья, это явно не та должность, на которую он рассчитывал.
Я не удержался от легкой усмешки. Похоже, Игорь не только предатель, но и самодур, не способный оценить по достоинству тех, кто его окружает.
— Да уж, негусто, — заметил я. — Князь Игорь, видимо, не особо разбирается в людях. Ну, да ладно. Не будем о грустном. Пойдем-ка лучше в терем, отужинаем. Хотя, какой уж тут ужин, полночь на дворе, но перекусить-то надо. Ты, небось, с дороги устал, проголодался.
Илья нехотя согласился:
— Пойдем. Только… какой ответ мне передать князю?
— А с ответом, Илья, не спеши, — сказал я, направляясь к терему. — Мне подумать надо. Дело-то серьезное. Так что ты отдохни с дороги, а я, тем временем, все обмозгую. Утро вечера мудренее, как говорится.
Мы вошли в терем. Ратибор, который все это время молча следовал за нами, жестом приказал служке накрыть на стол.
Вскоре в горнице, где горел очаг, появился небольшой стол, заставленный яствами. Хоть и поздний час, а стол ломился от угощений. Чего тут только не было! Дымящаяся медвежатина, нарезанная крупными ломтями; жареный кабанчик с золотистой корочкой; запеченный в глине гусь, источающий умопомрачительный аромат; соленые грузди и рыжики в деревянных мисках; каравай ржаного хлеба, еще теплого, с хрустящей корочкой; квашеная капуста, приправленная клюквой; моченые яблоки, янтарные и прозрачные; кувшин с медовухой, густой и тягучей, и еще один — с квасом, терпким и освежающим.
