Ноша хрономанта 5 - Владимир Михайлович Мясоедов
Еще немного поколебовашись, и даже чуть было не заплатив Системе за следующий набор доступных вариантов, я все-таки остановил свой выбор на любителях гигантских птичек, дал команду о изъятии денег из моего хранилища со свернутым пространством и покинул пространство белой пустоты. Площадь заметно оживилась, поскольку собиратели разного хлама либо замерли без движения, либо вообще с воплями бежали наутек, побросав все свои вещи. А на них с огромным удивлением взирали юные, лет восемнадцать-двадцать, наездники гигантских орлов, восседающие в специальных седлах на спинах своих пернатых скакунов. Сами скакуны смотрели на испуганных низкоуровневых людишек кто презрительно, а кто плотоядно-заинтересованно…Животные не понимали, чем может грозить попытка напасть на подданых своего нанимателя, особенно если тот является представителем благородного сословия Бесконечной Вечной Империи. В случае, если я подам жалобу на действия сертифицированных Системой наемников, скажем, нанесение их умышленным действием имущественного ущерба или вообще предательство, то она будет рассмотрена мгновенно. Не тем разумом, что стоит за контролирующей множество миров мегасущностью, а скорее каким-то высокопоставленным судьей, также являющимся частью этого почти безграничного государства… Однако судить тот должен более-менее честно, ибо знать не знает ни одну из сторон конфликта, да вдобавок регулярно проверяется какими-нибудь инквизиторами или видящими правду, отрабатывающими уже свои привелегии. И за вынесенным вердиктом будет стоять мощь, что сметает богов как пылинки, и потому преступникам придется принять наложенные на них дикие штрафы, обращение в рабство или даже натуральную вечность адских мук, когда даже сдохнуть нельзя, ибо останется лишь пылающая в преисподней душа, что всегда пылает и всё чувствует, но сгорает ну очень-очень медленно, буквально по крупице в столетие…
— Приветствую, — обратился я к лидеру отряда, которым не мог быть никто другой кроме пожилого одноглазого мужчины, что сидел на самом большом орле, носил легкие доспехи и, судя по заметно осунувшемуся выражению лица с огромными мешками под глазами давно уже не отдыхал. Ну, или успел весьма основательно задолбаться тем, что в отрыве от линий снабжения обеспечивает выживание доверившихся ему новобранцев или кадетов. — Меня зовут Бальтазар, я лорд этого города, и у меня для вас есть достаточно широкий спектр задач, сводящихся тем не менее по большей части к разведке и наблюдению…
Интерлюдия
Аборигены Земли
Интерлюдия. Аборигены Земли.
— Папа, я кушать хочу…И братик, кажется, тоже хочет, просто молчит… — Дней десять назад, когда Ганс Купперман только-только вернулся на Землю, он боялся услышать этот вопрос, поскольку просто не знал, что на него ответить. Ибо он оказался посреди проклятых джунглей и ему едва-едва хватило денег на то, чтобы не только вырваться из Тренировочного Лагеря, но и выкупить своих семилетнюю дочь и годовалого сына. Для того, чтобы сделать это, бывшему немецкому парикмахеру пришлось продать абсолютно все имущество, последние из так необходимых империалов он наскреб, попрощавшись с единственным ножом, запасными носками и рубашкой. Кормить детей было попросту нечем, а голыми руками добывать еду у него, к сожалению, так толком и не получилось научиться. А потому тогда Гензель и Гретта первый раз в своей жизни познакомились с голодом. И голодали почти сутки, прежде чем оторванная от земли ветка, чей слом по остроте смог на некоторое время поспорить с настоящей бритвой благодаря использованию одного из профессиональных умений Ганса, впился в бок какой-то белки-летяги. Чего-то более подходящего, например ягод или орехов, он тогда так и не сумел найти…А капля сока, выдавленного из обнаруженных грибов, оставила на коже руки огромное красное пятно, что даже сейчас ещё едва заметно чесалось. — А еще, мне кажется, в кустах слева от дороги что-то двигалось…Что-то большое…
— Увидишь это ещё раз — сразу же кричи! — Попросил свою девочку Ганс, оглядываясь, назад, но не обнаруживая ни малейшего движения среди остатков наполовину заросшей дороги, которую им повезло найти. Ибо пусть клочки асфальта перемежались оврагами, болотами или участками непролазной чащобы, однако периодически там все же попадались участки ровного пути и обломки машин, разломанных растительностью словно бы в приступе жуткого гнева. А среди них, при везении, получалось обнаружить вещи, которые стали для него и его семьи настоящим спасением. Пластиковые бутылки, где хранилась чистая вода. Помятую кастрюлю, пригодную для того, чтобы набранную из периодически попадающихся ручьев жидкость кипятить вместе с добытой едой, делая грубое подобие супа. Запыленные конфеты, хоть немного примиряющие детей с окружающей действительностью и дающие им драгоценные сейчас калории. Несколько маленьких ножей, использовавшаяся в качестве тряпок старая и рваная одежда, ныне для Ганса бывшая куда большим благом чем пенсионные накопления за всю его жизнь, а самое главное, аптечки… — Гензель все еще горячий?
— Он очень горячий, — подтвердила дочь худшие опасения отца, которого очень напрягало длительное молчание сына. Сына, что вот уже который день тяжело болел, не выдержав то ли стресса от отсутствия матери, то ли ночевки на продуваемых ветром ветвях деревьев под открытым небом, то ли ночного холода, то ли плохой кормежки…А скорее — всего этого сразу. И те несколько таблеток вроде бы антибиотиков, которые Ганс чудом сумел обнаружить в остатках уничтоженных автомобилей, не сумели сбить с малыша температуру или остановить кашель, которым он страдал все то время, пока не спал. Вернее находился без сознания. — Мне кажется, он даже горячее чем вчера…У меня ручки болят уже его нести…И от него опять воняет!
— Мы пройдем еще немного и перепеленаем его, — пообещал Ганс, который понимал, что здоровья ребенку пребывание в грязных пеленках точно не добавит. Но также он с содроганием отдавал себе отчет и в том, что если они будут двигаться слишком медленно и не найдут настоящих врачей или хорошие медикаменты в самое
