Занимательное ботоводство - Вадим Смольский (Letroz)
* * *
Задачу по ловле работорговцев перед Фалайзом явным образом не ставили, но он всё равно был настороже. Да и ночь в целом к этому располагала.
С тех пор как игровые сутки привели в порядок, дикий маг совершенно позабыл, какие «Хроники» ночью красивые и завораживающие. Посмотреть было на что — одно звёздное небо того стоило. Оно чем-то напоминало реальное, но всё же значительно отличалось. Художники не пожалели звёзд, отчетливо при этом понимая, что что-то конкретное рисовать не требуется — человеческая фантазия сама найдёт узоры в мерцающем хаосе далёких светил.
Доживал последние деньки полумесяц убывающей луны. Она так же представляла собой смесь знакомого и фантазии. Чуть больше и чуть ярче той самой Луны — не иначе как для красоты. В хорошее полнолуние так и вовсе казалось, что до неё можно долететь — хватило бы маны.
Помимо них были видны, конечно же, очень смутно, ближайшие планеты или, вернее, миры. Та же родина демонов, занимавшая в этой вселенной место Марса, представляла из себя этакое пылевое облако с кучей обломков, атмосферой и специфической формой магической жизни, которая периодически наведывалась в гости. По идее где-то должен был находиться и мир Фей, а возможно и другие места, в которые игроки попадали при помощи телепортации.
Астрономия, увы, не получила должного развития в «Хрониках» — мешала низкая технологическая база, а также тот факт, что было откровенно не до того. Странно мечтать о космосе, когда у тебя нормально картографирована и освоена лишь половина единственного континента. Впрочем, Фалайзу это совсем не мешало и странным не казалось.
Что его смущало, так это зарево на востоке. Это было отнюдь не восходящее солнце. По зимнему длинная ночь только началась. Это война, отражаясь заревом, говорила о своём неминуемом приближении.
В самом Гадюкино было спокойно: боты спали, игроки в массе своей отсутствовали. Разве что кто-то из рахетийцев то ли ещё, то или уже был в игре. Лес тоже затих, только совы периодически обменивались свежими сплетнями. Но как раз эта конкретная тишина была обманчива. По ночам в Вечнозелёный лес соваться не стоило ни под каким предлогом.
Дикий маг и не думал так поступать. Он расположился на вершине холма рядом с церквушкой, которая ещё пока оставалась на месте. На её счет также имелись долгосрочные планы. Тукан, конечно, был категорически против любых посягательств на Геннадьевича, но его судьба была уже предрешена — лиху не нашлось места в новом мире, особенно близ людей.
— Надо бы предложить ему переселиться, — принялся рассуждать вслух Фалайз. — Пускай живёт себе где-то в лесу. Кому он будет там мешать? Пока что…
Ему, по правде сказать, не очень нравились эти изменения. Не по каким-то конкретным причинам. Такая сугубо человеческая реакция на любые перемены, состоявшая в рефлекторном отторжении. Казалось, что раньше было лучше, хотя по факту…
Раздался, прерывая ход мыслей, шум веток с противоположной стороны холма. Дикий маг как можно тише посмотрел, что там. Тревога оказалась ложной — это молодой олень покинул лес пощипать травку. Он заметил Фалайза, а потому они некоторое время смотрели друг на друга, после чего зверь не по годам величественно удалился обратно.
Вернувшись на прежнее место, дикий маг заметил промелькнувшую в районе землянок тень. Как он ни приглядывался, понять, показалось ли ему, был ли это игрок, шныряющий без дела, гоблин или, может, наглая рыжая морда, у Фалайза не вышло. Спускаться и проверять он тем более не стал, резонно предполагая, что уж появление таинственной алхимички как-нибудь не пропустит.
— А мы ведь даже имя её не знаем, — сообразил дикий маг и добавил. — Да и «её» ли?
Ему вдруг пришло в голову, что далеко на западе, в районе Амбваланга, в этот момент другая его знакомая, возможно, тоже в игре. Тоже мечется, переживает и не знает, чем себя занять этим утром.
— Нет, это как раз маловероятно, — самостоятельно разрушил свои иллюзии Фалайз.
От таких мыслей ему стало сначала тоскливо, а затем пришла злость. И на себя самого, и на окружающий, полный несправедливости мир. Пострадала, как это обычно бывает, трава.
— Чего разбушевался и чего тут торчишь? — вдруг спросили у него требовательно и даже высокомерно. — Чего надо⁈
Рассуждая о том, что может из себя представлять алхимичка, дикий маг предполагал увидеть пугливую стеснительную девушку, которая и носа за пределы землянки не высунет, пока трижды не убедится, что там никого нет. Но увиденное показывало, что он неверно интерпретировал вводные данные. Иногда отсутствие контактов с внешним миром — следствие всего лишь отсутствия тяги к этим самым контактам.
Звали её Кси-Кса, и помимо двойного имени у неё имелся весьма необычный, но располагающий внешний вид: кожа синеватого цвета, длинные эльфийские уши, чёрные волосы, строгая голубая рубашка, лабораторный халат, коричневые брюки и довольно милый, под цвет глаз, фиолетовый галстук. На лице её застыло очень хорошо знакомое Фалайзу блаженство человека, получавшего бесконечное удовольствие от того, чем он занят. Не в данный момент времени, а вообще. В целом.
— Очень вежливо пялишься, — едко оценила алхимичка этот жест.
— Ты эльф⁈ — непроизвольно ляпнул дикий маг, замечая, что его собеседница не очень-то и высокая.
Скорее её пропорции походили на дворфийские. Только вот дворфы, даже женского пола, выделялись определённой «квадратностью», которую редко кому удавалось замаскировать. И то чаще всего нужно переключать внимание на что-то иное. Не даром Ника носила яркие платья.
— Нет, — лицом показывая, что не считает нужным объяснять, как она стала такой как есть, ответила Кси-Кса и повторила вопрос. — Чего надо⁈
— Э-э-э, рен-новация, — выдавил Фалайз растерянно.
— А, это. — В глазах алхимички читалось пренебрежение к этому вопросу. — Я не могу съехать. — Подумав, она добавила: — И объяснить почему — тоже.
— Знаешь, у нас есть и горячие головы…
— Передай им, что мне-то всё равно, а вот им хочется оказаться на дне кратера?
— Насколько большого кратера? — действуя по наитию, уточнил Фалайз.
Кси-Кса подошла к вопросу чрезвычайно серьёзно и принялась считать. Даже небольшой блокнотик достала, в котором бегло что-то написала карандашиком, выуженным из-за уха. Наконец, она уточнила не для себя — для собеседника:
— Насколько большая эта долина? Вот примерно такого. Только ещё немного — раза в два — больше.
Повисла пауза. Оценка Оулле теперь казалась вовсе не «скептичной», а очень даже
