Ключ - Андрей Дубравин
— Это, которому локоть разломали?
— Ага, того.
— Помню, конечно. Он сначала с фингалами под глазами бегал, потом вроде научился уворачиваться. Но тут ему пушной зверек и пришел, локоток подставил. Хряснуло так, что я думал в городе услышат, за грозу примут. Прикольно было.
— И что с ним было потом? — спросил третий.
— Да ничего, вылечили ессно, бабка Светка и не такие раны вытаскивался. Но он слился. Вместе с рукой его и самого сломали — психологически.
— Ушел от нас? — не унимался любопытный.
— Нееее, куда-то в архив пристроили.
— Ну а че? Тоже надо кому-то и в бумажках порядок наводить…
— Надо, кто бы спорил. Но оперативника не получилось с него, хлипкий оказался. А ты, Шур, не такой? — вопрос не дождался ответа, так как я дождался точного попадания в мои мягкие сидалища.
— Ага, классно же!
Голова гудела, от попаданий, но на ней хоть не было ссадим, выручала каска. А вот тело покрывалось кровоподтеками с огромной скоростью. Минут 20 я старался уйти от столкновения со снарядами, потом понял тщетность всех попыток и усилий. Остановился и тупо терпел боль. Но долго не продержался. Заметив мою «лень», экзекуторы усилили натиск. Шары полетели чаще и били сильнее. Я снова запрыгал, как кузнечик в литровой банке с крышкой. Мощно, но бессмысленно. Синяки стали оборачивать тело вторым слоем. Удивительно, но новые шишки умудрялись вскакивать на уже образовавшихся.
Истязание продлилось минут тридцать, которые растянулись для меня в годы. Внешне я походил на отбивную, которую, после того, как не вышло, попытались превратить в фарш. Как в том анекдоте: «Единственное, что удалось узнать о трупе медэкспертам — тело, попавшее в аварию, принадлежало мужчине». Ой, боюсь, что в моем случае и это не установить. Но самое страшное прозвучало ПОСЛЕ:
— Медленно двигаешься, — констатировал Малой. — Вечером повторим.
— ВЕЧЕРОМ? Даже не завтра? Я не смогу.
— Сможешь, поверь в себя… А теперь на пробежку.
Несколько недель мое тело не принадлежало мне. Острейшая боль стала перманентной и тупой. Время для меня выражалось двумя величинами — мукой от тренировок, когда светло. И мукой от попытки найти удобное положение, когда темно. Облегчало положение дела мазь от «бабки Светки». Дюже вонючее зелье, но действенное. Ушибы переставали саднить, синяки исчезали на глазах. Но к утру, так что ночью приходилось терпеть муки. А там по новой.
Дни, как таковые перестали существовать, навалилась апатия и безразличие ко всему. Ел, не чувствуя вкуса. Мылся, не касаясь тела руками, даже легкие струйки прохладной воды причиняли боль от прикосновения. Ноги жили сами по себе, регулярно заплетались в ходе очередных испытаний. Но, самое удивительное, я выжил.
Раны заживали быстро. Утрешние синяки превращались в желтые пятна уже к вечеру. И это уже без МАЗИ! Ссадины и порезы, затягивались коркой буквально на глазах, которая через пару часов отваливалась, оставляя белый участок кожи. Марафон стал для меня легкой пробежкой. К концу третьей недели из 400 брошенных в меня костяных шаров, цели достигли лишь 25-ть.
— Ну, вот, уже лучше. Выносливость заработала. У тебя не только открылась характеристика Ловкости, но и прокачалась где-то до третьего уровня, — резюмировал мой лютый враг — Малой. — Силу тебе не дали, поэтому качали Выносливость и Ловкость. Такое сочетание будет для тебя оптимальным. Пора прокачивать Интеллект.
— Я и так не тупой, вроде, — парировал я.
— Не тупой, но Интеллект слабый, нулевой. Это не дело. Поэтому первая треть дня отныне разминка и развитие выносливости, вторая треть — учеба, а последняя треть — рукопашка.
— А спать когда?
— На том свете отоспишься. А тебя туда быстренько отправят, если не подготовить. Что расселся? Давай еще три десятка кружков бега. В предельном темпе. А чтобы бежалось веселей и не халтурилось, я буду рядом, с прутиком, Малой показал «прутик» размером с бейсбольную биту. — Все, вперед бегом: Ааарш!
Глава 6: Болит? Значит, работает. Часть 4
Наставницу я видел редко. Яна приходила лишь для того, чтобы беглым взглядом скользнуть на мою экзекуцию. Ранее она только морщилась, сейчас на лице появлялись эмоции, похожие на улыбку. Не улыбка, как таковая, а подобная гримаска. И это она будет говорить про контроль эмоций?
У меня создалось впечатление, что Наставница вообще не умеет улыбаться. Про смех я тихонько помолчу, куда ей до этого. Понятия Яна и чувство юмора — это две противоположности. Расскажи ей анекдот, она будет искать несостыковки и логические ошибки, на которых, в принципе и строится юмор. Например, анекдот про патологоанатома, который сделал осмотр и написал в протоколе: «На теле потерпевшего в области груди имеются гематомы размером в 5-копеечную монету, 15-копеечную монету и другие повреждения — всего на сумму один рубль двадцать пять копеек», Яной будет рассмотрен, как математическая задача — сколько всего ран, и какого они достоинства. Ибо для нее это важнее. Во всем нужен порядок, от которого и до дисциплины рукой подать.
Моя интеллектуальная часть учебы проводилась несколькими педагогами. Начиналось все так — после обеда меня укладывали на кушетку и вводили в состояние транса, похожего на гипноз. А далее мой мозг насиловали, впихивая туда все знания, накопленные человечеством за время своего существования. Я знал все единицы времени, включая «Сocada» (akulli) инков. (Период, равный времени пережевывания листьев коки, полностью заполнивших рот, то есть, до потери ими аромата. Примерно час общепринятого времени. Прим. автора). Знал длину парсека — 30,8568 трлн километров или 3,2616 светового года. Точку перехода из жидкости в пар алюминия, направление движения воздушных масс над каждым из материков, температуру Гольфстрима возле берегов Гренландии и градусы Перуанского течения вдоль горного массива Анды. Умел доказать теорему Ферма (которую вроде бы не доказали до сих пор), знал число Пи до 9 знака, выучил 13 языков и 18 диалектов. Я стал ходячей википедией, и только тогда открыл первый уровень Интеллекта.
После этого теория переросла в практику. Меня учили находить воду в пустыне, ориентироваться ночью в степи, когда небо затянуто тучами. Теперь я мог из навоза сделать взрывчатку. Или состряпать из пиявок паштет. Меня учили одному — лишних знаний не
