Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко
Я снял с пояса сумку со свитками и выбросил её в скверну. Она мне не пригодится, как и свитки в ней: их не продать, да и зачем они теперь, когда гримуар есть?
Я вернулся к лошадям и быстро поставил лагерь, а утром так же быстро собрал. Лошади накормлены и напоены, и готовы к переходу до самого города. Я лишь ненадолго вернулся к скверне. Сначала разломал добытый вчера микл и попробовал желеобразное содержимое, вкусное и сладкое, как сливочное мороженое с орехами и шоколадом. Вскоре вчерашний фласкарец вытащился из земли и перешёл на новое место. Оставив микл. Ножны кинжала с лёгкостью проломили скорлупу, я почувствовал аромат и поморщился, но заставил себя зачерпнуть пальцем желе, закинуть в рот и проглотить. По глотке прошлось чуть освежающая мятой волна с отчётливым арбузным вкусом.
* * *
— Ты её не узнала? — спросил я у Утары утром следующего дня, собираясь на приём к графу.
— Нет, — искренне ответила девка.
— Жена Галиса, — на моё объяснение Утара сказала, что никто из группы не виделся с жёнами тех авантюристов. — А ты знаешь, что это именно они подначили вас четверых на меня напасть? Это они запудрили мозг Каиру, что я, якобы, убил ту хозяйку магазина и обманул кристалл.
Я без особых подробностей объяснил, как и чего делали авантюристы, не забыв вскользь упомянуть о существовавшей клятве моей защиты. Утару пробили слёзы. Она закрыла лицо руками и горько зарыдала, прислонившись плечом к стене и сползя на пол.
На кухонном столе лежали стопки в десять и пятьдесят золотых королевства. Десятку девка передаст кормилице, за доставленные неудобства, что той пришлось ещё одну ночь присматривать за чужим ребёнком. Его Утара отнесёт в церковь вместе с полтинником золотых — мне в доме этот ребёнок не нужен, и нет желания возиться с ним, а пятьдесят золотых заставят церковников молча принять его в невольники.
В твердыне графа Раний, сидя в главном зале в широком троне, поздравил меня с титулом магоса и спросил об официальном покровительстве. Я с удовольствием согласился, и скоро на трёх экземплярах длинных свитков подставились две подписи с вкраплением частичек нашей маны. Один мне, второй Ранию, третий — в столицу. Чтобы все знали о достижении графа, и что Трайск не на словах поддерживает отторгнутую от королевства жемчужину.
Для меня официальное покровительство значило не меньше, чем для графа или города. С сегодняшнего дня я мог получить аудиенцию у Рания в любой момент; мог пользоваться услугами графской и городских конюшен с выбором экипажа, телег или карет, и за всё заплатит город; да мог не платить в ресторанах, обычных мастерских, ателье и магазинчиках, выставляя счёт городу или графу. Последние два пункта меня не интересовали, я не хочу быть никому должным, но пункт с аудиенцией может пригодиться.
Мы с Ранием прошли в знакомую комнату, где говорили о щепетильных вещах. Сначала Раний аккуратно спросил, известно ли мне что-нибудь о начавшейся недавно войне на северном континенте. Я в ответ хитро улыбнулся.
— Почему же ты мне не сказал?
— Не знаю, как бы вообще помогли тебе эти сведенья, но мне распространяться нельзя. Это работать себе в убыток.
— Говоришь как торгаш, Ликус, — Раний выдавил нервный смешок и пригладил густые чёрные волосы, спадавшие к плечам. — Что лига откроет у меня своё представительство — ты тоже это знал?
— Не наверняка. Только недавно выяснилось, что представительству быть, — Раний только хотел что-то сказать, но я остановил его жестом руки. — Процветание твоей семьи и города мне важно.
— Это я знаю и благодарен тебе, — граф прислонил ладонь к груди. — Я не спроста завёл разговор с войны. Весной я рассказывал, что к концу лета школа Русира вернётся в город. Как думаешь, получится ли связать её и лигу? Я всё думаю разрешить школе продавать в лигу готовые свитки и наргодат, но нужно ли?
— Нужно? Ты обязан это сделать. Даже продажа магической бумаги и чернил в лигу окупится с лихвой, вы все заработаете непомерные деньги. Война потребует работы на износ многих магических мастерских: кувшины и амфоры с сохранением продуктов, простенькие наргодат для кипячения воды и вызова огня. За изготовленные в школе Русира наргодат ничего не скажу, но готовые свитки лига купит с удовольствием. Главное, чтобы старый князь с Фраскиска тебе палки в колёса не вставлял.
— Он больше не будет, Ликус. За него не переживай, — Раний махнул рукой, его прямой цепкий ястребиный взгляд на мгновение смягчился. — Молодой князь получил преференции от короля. Что-то эдакое сделал старый князь. Наверно, ты знаешь, — с лёгкой ухмылкой закончил говорить Раний.
— Аванпост в руинах Баскара, — ответил я и сам ухмыльнулся.
Раний объяснил, почему не стоит больше бояться князя и его козней. Он пытался остановить Рания из необходимости. Ни один сюзерен не допустит кратно увеличившейся силы и влияния своего вассала — это внесёт дисбаланс в отношениях с другими вассалами. Именно поэтому князь старался остановить меня и графа. Но теперь, получив торговые преференции в столице и поставив в королевском совете марионетку из своих родственников, князю нет смысла бояться усиления Рания. Наоборот, теперь князю выгодно иметь сильных вассалов, чтобы ещё больше укрепить свою власть в столице. А если при этом из столицы уедет свободная школа рун, тем самым ослабив короля — то он даже поможет с переездом.
И ещё, как сказал Раний, князь в ближайшие года будет занят происходящим в столице, чтобы обращать внимания на Трайск. Именно поэтому Раний впервые почувствовал себя полноправным властителем города. Прошлый глава гильдии с позором покинул пост и уехал из города, а нынешний негласно и всецело предан Ранию. В доказательство граф передал послания, отправленные в местную гильдию на моё объявление. Их я попросил сжечь. Все они содержали издевательства.
— Осталось обсудить последнее, — неуверенно произнёс граф. — Не обсудить, нет. Я же обещал тебе рассказать о слухах. Только прошу тебя обещать мне снисхождение. Своим сказанным я нарушу священный договор. Я прошу тебя о милости и не воспринимать мои слова нарушением.
— О чём ты вообще говоришь? Какой мне смысл считать тебя…
— Это очень серьёзные слова, — Раний впился в моё лицо сверлящим взглядом. — Ты понимаешь, что я…
— Какой смысл мне обвинять разумного,
