Бессилие и ужас в театре кукол (СИ) - Ставрогин Максим
А теперь можно сказать и о приятных вещах, которые нашёл мальчик в этом прокуренном скукой месте. В коридоре было большое окно, выходящее на вторую половину психиатрической больницы, где лежали совсем уж плохие пациенты. И каждый вечер, часов начиная с пяти, внизу, у противоположного окна, стояла женщина лет пятидесяти и говорила… Дело тут в том, что все остальные больные, по большей своей части, были под какими-то таблетками и лишь бродили из стороны в сторону, почти не издавая звуков или показывая эмоций. Казалось, будто их лишили душ, оставив бродить по коридорам мертвецов, обыкновенных кусков мяса, насаженных на кости. И эти псевдоживые тела были везде, а порой казалось, будто даже медперсонал употреблял эти же таблетки, ведь и они были не лучше своих пациентов: такая же пустота внутри куклы, напоминающей человека. Так или иначе, а вид этих несчастных больных нагонял на Марка ужасную тоску. Но та женщина в окне — она была другой, она всегда улыбалась. Она разговаривала сама с собой, а если быть точнее, то с отражением в стекле, и всегда неустанно улыбалась… и не так, как бабушка Марка, а как-то очень искренне, по-настоящему. И хотя «сумасшедшим быть красиво лишь для посторонних глаз», та женщина не выглядела жутко, как выглядят остальные безумцы, а напротив казалась по настоящему счастливой и светлой. Её вид приносил успокоение и тихую радость. Юмалов ежедневно подолгу наблюдал за ней и представлял, что сам стоят рядом с этой женщиной и это с ним она общается и ему улыбается. Он также представлял, о чём бы они могли поговорить, и всегда это были презанимательные диалоги, чаще всего повествующие о неведомом создателе, авторе сей истории, которого они, конечно, вместе ругали, как могли. Помимо неё, был ещё один человек, с которым он познакомился на второй день пребывания в этом злосчастном месте и на неё стоит обратить внимание, хотя Марк бы и предпочёл никогда с ней не встречаться. Собственно, может именно потому она и появилась в этой истории.
Марк проснулся глубокой ночью от надрывистого, разрывающегося смеха, исходящего откуда-то снизу. Там, под ним, находился блок с буйными пациентами, и каждую ночь они громко смеялись и что-то кричали. Впрочем, помимо смеха, было что-то ещё, тревожащее мальчика. Немного подумав, он понял, что ощущает странное покалывание на своей щеке. Приподнявшись на кровати, Марк осмотрелся. Казалось, все спали, но, если присмотреться, можно было разглядеть несколько любопытных и блестящих глаз, спрятанных в тени, под одеялами, и наблюдающих за ним. Тяжело вздохнув, он ощупал своё лицо. На нём была размазана зубная паста: на лице и на волосах. Нисколько не удивившись и даже не разозлившись на эту нелепую шутку, Юмалов поднялся и медленно побрёл в сторону туалета.
Его тапочки лениво прошаркали по полу, и вот он вошёл в противного вида туалет, к тому же общий и для парней и для дам. Там, внутри, неприятно пахло застоявшейся канализацией, а по полу было обильно размазано что-то тёмное, с оттенком коричневого, о природе чего думать не хотелось. Свет в туалете никогда не выключался. У одной из стен стоял бледно-жёлтые умывальник с простым зеркалом над ним, так что Марк сразу направился туда, желая умыться.
— Вот же странно, у нас забрали даже ложки, чтобы мы кого ненароком не покалечили, а тут стекло, которое можно легко разбить и которым можно кого-нибудь да зарезать, — вслух стал говорить он, подходя к зеркалу. Говорить ему, собственно, не хотелось, да и вопрос этот не сильно беспокоил его ум, но странные звуки все ещё доносились с нижнего этажа, и мальчику просто было жутко. — Что они там делают? Поют? Тц.
Включив воду, он набрал её в сомкнутые ладоши и опустил в них своё лицо. Затем умылся, втёр воду в кожу и посмотрел в зеркало. Но по ту сторону никто не стоял. Только пустая комната. Он будто бы вытер своё лицо так, что оно исчезло.
Мальчик нервно прикусил губу и, проглотив подступившие слюни, наклонился вперёд, как бы пытаясь разглядеть собственное отражение в пустующем зеркале. И вдруг из зазеркалья вылетели две коричневые липкие руки, схватили мальчика за голову и с силой потащили на себя. Он никак не мог сопротивляться этому: сил не хватало. А потому, зажмурившись, лишь ждал момента, когда его лоб разобьёт собой грязное стекло. Но его он так и не дождался. Зато Марк чётко ощутил момент, в который его голова прошла насквозь зеркала. Странное липкое чувство волной прошло по его коже и пощекотало мозг. От испуга он открыл глаза.
Находился Юмалов где-то высоко-высоко над землей, нет, даже не так… над Землей. Отсюда удивительно чётко была видна целая планета, и вид этот заставлял мальчика дрожать не только телом, но и душой. В один миг его ноги подкосились под тяжестью тела. Марк чуть было не упал вниз, едва не перевалившись через небольшое окошечко — зеркало. Зажмурив глаза, он попытался вырваться из хватки чудовищных рук и вернуться обратно, но не смог. Держали его крепко. А затем и вовсе что-то сползло с его макушки на лоб, а затем и на глаза. Тёплое и липкое, оно вцепилось в веки мальчика и сильно дёрнуло их вверх, раскрывая. И ему пришлось смотреть.
Несчастную, страдающую планету охватил дикий, неестественный и будто бы живой огонь. Огонь, не похожий на самого себя, а словно состоящий из… кожи. Но пламени было мало, помимо него планету облепили своими гадкими телами многочисленные монстры. Они ползали по планете на своих огромных, жирных брюхах, жадно пожирая всё, до чего могли добраться и что могли сожрать. Тела их были сгнившие, покрытые множеством складок со вьющимися в них белёсыми червями. Наиболее всего эти существа напоминали собой людей, которых кто-то изуродовал и превратил в уродливые подобия червяков. Словно этих несчастных — мужчин и женщин, даже детей — откормили до неразумных пределов, вытянули в длину, переломали им все кости и пустили ползать по Земле. Самое жуткое в этом зрелище было то, как болезненно жёлтые и тонкие конечности этих существ влачились и болтались позади них, словно какие-то тряпочки. А также головы… о, эти головы, настолько чудовищно уродливые и безумные, что на них невозможно было смотреть в здравом рассудке. И Марк понимал это. Он всеми силами старался не смотреть в эти лица, каким-то образом осознавая, что, хорошо разглядев их, не выдержит и сломается, может, даже сойдёт с ума.
Это зрелище явно было не для нежных человеческих глаз, везде ищущих красоту и гармонию, и уж тем более не для глаз такого юного существа, как Марк, но ему приходилось смотреть. Ведь его уродливая, монстроподобная копия крепко держала голову Юмалова в своих лапах, не давая сбежать. Конечно, мальчик не видел ничего, помимо ладоней монстра, но он точно знал, что это был не кто иной, как он сам, просто… просто из мира изнанки.
И это существо заставляло смотреть Марка туда, вниз, будто хотело ему что-то показать. Но там не было ничего, помимо гадких червеобразных тварей, разросшихся до гигантических размеров, а также многочисленных монстров поменьше, которых разглядеть было невозможно с этого расстояния.
— Стоп… — он что-то заметил, — нет же, нет! Боги, нет!
Юмалову вдруг стало дурно, он весь сжался, его повело в сторону, и сознание начало будто бы уходить от него. Вот ещё самую малость, и он окунётся в спасительное беспамятство! Но тут руки встряхнули его, приводя в чувства и не давая уйти. Ещё слишком рано, он ещё не успел всё хорошенько рассмотреть. Рассмотреть то, что так сильно было связанно с ним самим. И Марк, не имея выбора, всё же пригляделся к тому, чего в первый раз не смог рассмотреть. О! Как он жалел потом, что опустил свой взгляд. И как до этого момента он не мог заметить эту чудовищную и абсурдную деталь? Земля уже не была простым куском камня, летящим в космосе, нет — это был огромных размеров монстр, живой монстр. Это было богомерзкое, тошнотворное существо, состоящее из розовой плоти, мышц и органов, заставляющее сердце сжиматься от отвращения, страха и тоски. Планета была живой и какой-то… обезумевшей и страдающей. Её тело то и дело пульсировало, аки сердце, заставляя тысячи чудовищ на её поверхности вздрагивать. Зрелище это было столь ужасно, сколь и печально. Каково это видеть, как твой единственный дом превращается в гадкое чудовище и заживо съедается паразитами? Так или иначе, этот образ на всю оставшуюся, хотя и совсем недолгую жизнь остался в голове Марка и так никогда её не покидал.
