Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Пока все «болели» за старшину, Пузырь неожиданно прицепился к Саше.
– Да не менжуйся ты, Саня. Ей самой нравится. Я ж разбираюсь. У меня знаешь, их сколько было? Ты столько и не видел. Я к ним подход знаю. Всегда работает. Надо быть самим собой, ближе к природе, животным. Бабы это любят. И вообще… сучка не захочет, кобель не вскочит.
Он что-то еще говорил… но тот зверь, который в Саше действительно таился, на то и зверь, что речи не понимал. И человек понял, что должен дать ему волю. Почувствовал забытое ощущение. То, которое овладело им во время битвы за Заринск и несколько раз во время похода. Не просто злость. Ярость такая же бурная, каким бывает желание. Только это было желание убивать. В голове щелкнуло. Будто встала в пазы та деталь, которая давно должна была занять свое место.
Пузырь махнул рукой брезгливо и отвернулся. Пошел выпить воды из фляжки. Или что у него там было?
Не важно. Главное, не смотрел в его сторону.
Саша аккуратно подтянул к себе за ремень автомат Пузыря, который тот оставил в углу на тумбочке.
К счастью, все были заняты. Пузырь начал спорить с Пистоном, кто будет следующий.
Живорез деловито нагревал феном питерскую монету, держа щипцами. Докрасна уже накалил.
– Во, правильно. Приложи к сискэ, это ее растормошит. А то вялая…
Богодул, на время прекратил дрыгаться и сделал передышку, глубоко дыша. Судя по всему, заканчивать он не торопился.
А фельдшер, похоже, не против быть предпоследним. В том, чтобы пометить жертву, он видел особое удовольствие. Выжечь клеймо на теле проще, чем вырезать. Это будет знак позора – все оборвыши узнают, что девка обесчещена, ведь ей попользовались мерзкие питеры. Тут, как и во многих других краях, верили в телегонию. Считали, что все дети будут рождаться такими, каков первый мужчина. Понятное дело, не пожалеют и к психологу не отведут, потому что «сама-дура-виновата». Впрочем, может со временем простят и найдут какого-нибудь вдовца постарше и пострашнее.
Придвинув к себе автомат, Данилов ждал только одного: когда хрыч отвалится от нее, как жирный клоп. Не было другого способа убрать ее с линии огня.
Все были настолько увлечены, что, когда загрохотали выстрелы, сначала ничего и не поняли.
Всё было кончено за десять секунд. Данилов разжал пальцы, и АК74 с пустым магазином… и запачканным кровью прикладом с клацаньем упал на пол. В комнате лежало четыре трупа, последнего он просто забил, опуская ему на голову автомат, пока не услышал хруст черепа.
А существо, забившееся под стол, тряслось и смотрело на него огромными глазами. Она боялась его больше, чем своих мучителей.
И правильно боялась. Младший чувствовал себя так, будто всё это происходит не с ним, будто он наблюдает за собой со стороны. Он не чувствовал раскаяния. Не сожалел о содеянном. Не думал, что совершил предательство. Предать можно своих. Он за свою жизнь убил людей больше, чем находилось в этой комнате. Но никогда при этом не был настолько... не в себе.
Он вспомнил, как Живорез повернулся в последний момент, глаза его стали размером с крупную монету-питерку. Пришлось действовать быстро.
Именно с него Александр и начал, отсекая по три патрона. Пистон не успев ничего понять, получил пули в спину, в шею и в голову. Пузырь все понял, но был слишком неповоротлив. Еще три достались Богодулу.
Но тот не умер сразу и не испугался, а успел прыгнуть к убийце-ренегату, как был, без штанов. Добивать его пришлось почти в упор, потом стрелять уже в ползущего. После этого Дядька не мог больше ползти, но и не умирал. Пришлось приложить прикладом по лысому черепу, не для того, чтобы избавить от мучений, а чтобы не видеть, как он бьется в агонии. Сашу передернуло от противного хруста, и все затихло. Даже девчонка заткнулась. Только сейчас до Саши дошло, что все это время она пронзительно верещала. И в этот момент он услышал голоса. Еще на улице, но они быстро приближались. Все должны были слышать выстрелы. Он весь поселок на уши поставил.
Снаружи у главного входа стоял на часах боец. Но в здание тот не спешил врываться.
− Быстро вали отсюда!
Нет, она не похожа на Киру…
По фигу. На всё. На всех.
«Что со мной сделали? То же, что с ней, только морально».
– Через заднюю дверь уходи, там никого нет, – сказал он, хотя не был в этом уверен. Просто надо же на что-то надеяться. Поста там точно не ставили.
Она медленно поднималась. Даже не пыталась прикрыть наготу. Как зверюшка.
Выходит, любой человек в состоянии сильного стресса – возвращается назад, к истокам.
– Вали, вали быстро! Прячься в какой-нибудь ваш схрон, получше прячься, чтоб тебя… − он кинул в девчонку что-то из ее тряпок. Она машинально поймала, прижала всё к груди и тут же побежала, как заяц.
Младший выдохнул. Натянутые нервы расслабились, и он почувствовал что-то похожее на апатию. Наверное, отходняк после выброса адреналина. Как пьяный. Ощущение нереальности стало таким, что все напоминало мультик. Но уже не трясло, и то хорошо.
Времени подумать, что делать дальше, не было. Выйти и заорать, что напали оборвыши? А пока все ищут врагов, прочесывают дом и готовятся к бою – тикать?
Поджечь тут все? Не успеть. Да и что это даст? Пока они действительно думают, что напали оборвыши. Но быстро разберутся.
Он стоял один посреди комнаты, залитой кровью, с еще горячим автоматом, из которого убил четверых сослуживцев, один из которых унтер-офицер, и думал, как жить дальше.
Это не было помутнением рассудка. И если говорить о Богодуле, он давно фантазировал, как его уничтожить. Остальным досталось за компанию, хотя они… кроме, пожалуй, фельдшера, были засранцами. Тот был гадом только по должности. Нейтральным. Нейтральные − гнусная порода.
Не жаль ни грамма никого. Не сорвало клапан. Сорвал его себе сам.
Запах гари – теперь не только от плоти, но и от сгоревшего пороха, стал гораздо сильнее. И мешался с запахом крови, содержимого внутренностей.
Выбежал в коридор, начал спускаться… и еще на лестнице между этажами услышал топот на бетонной площадке перед крыльцом. Похоже, часовой один
