Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Девчонка плаксиво скривилась, увидев обращенные на нее взгляды мужиков с телег. Сашу она даже не заметила, хотя он тоже смотрел.
Башкиры в это время куда-то подевались. Саша заметил, как они уходили за высоким тощим пацаном-мусорщиком на другой конец свалки, перед этим успев сбагрить детям какие-то мешочки с травами (неужели приправы?) и наполнить телеги автомобильными деталями.
– Ну, так че? – не выдержал Витёк, произнеся чуть ли не первые слова в этом диалоге, если не считать коротких наименований товаров (да и то на непонятном жаргоне).
Бритый посмотрел сначала на свою подружку, потом на старшого каравана и решительно помотал головой. Но потом, немного подумав, кивнул. И показал шесть пальцев. Что это значило? Шесть ружейных патронов, шесть винтовочных или шесть мешков картошки? Некую универсальную меру?
Саша так и не узнал. Витёк, видимо, посчитавший цену чрезмерной, покрутил пальцем у виска. Бритый расхохотался и ухватил свою подругу за грудь, будто показывая товар лицом. Но ямщик был непреклонен. Главарь мусорщиков прижал девушку к себе. Мол, «такая корова нужна самому». Та даже не пикнула, что сделаешь против такой гориллы?
И тут до Саши дошло, что рука у парня не совсем обычная. Шесть пальцев тот показал без помощи другой руки, их у него на каждой больше, чем надо. И все функциональны.
– Моя сёлочка, – малолетний мутант не имел передних зубов. Но вряд ли кто-то осмелился бы дразнить его за дикцию. «Телочка» смотрела на него действительно коровьим взглядом.
Витёк покачал головой и плюнул на землю. Шестипалый ответил тем же.
На этом торг закончился, и они расстались.
Не сразу Саша понял, что девчонка нужна была не в рабство, а во временное пользование. Но «не срослось». Он этому даже был рад. Некрасиво и безнравственно всё это. Хотя джинсы ей шли… Сильно рваненькие. Черт побери, вот бы потрогать…
Виктор пробормотал, что «найдут дешевше».
– Иссите, – протянул культурист, и на этом они расстались.
Думая о простой и вольготной жизни малолетних изгоев, Саша чувствовал странную и стыдную зависть. «Видимо, я окончательно стал взрослым. Насколько раньше было проще… пока не распробовал еще одну сторону жизни. А теперь… Думай, как отвлечься… Книжку, что ли, почитать. Хотя, скорее, поможет только ковш холодной воды на голову».
В рюкзаке у него был сборник рассказов Стивена Кинга. Надо почитать, отдохнуть от ужасов.
О Лене и об оставленной позади альтернативе Саша старался не думать.
Караванщики вряд ли сильно огорчились, что финальная сделка сорвалась, но остаток дня меньше было слышно песен и приколов.
Наверное, они частенько сюда заглядывают.
Саша подозревал, что малолетние обитатели кладбища техники поселились тут не просто так. Видимо, «порченных» изгнали из деревень за дефекты внешности, но они сумели сбиться в стаю и теперь промышляли… хорошо, что не грабежами, а сортировкой мусора. Хотя при случае, наверное, могли под командованием шестипалого и деревню от лишнего урожая избавить.
Вскоре обоз догнали башкиры, и Саше показалось, что вид у них довольный. Ехали и оживленно общались на своём языке. Видимо, какую-то выгодную сделку провернули.
И снова всё так же медленно потащился маленький конвой. Жадный Витёк польстился на дешевизну и набрал много всего. Даже по асфальту шли не очень хорошо. Но какой бы тот ни был разбитый – по грунтовке ехать было бы еще труднее, а по бездорожью не прошли бы вовсе. Поэтому шоссе было дорогой жизни, вот только чинить его никто не собирался. На участках, где от асфальта не осталось ничего (а может, его сняли для ремонта как раз перед самой Войной, да положить новый не успели), движение гужевого транспорта было не настолько интенсивным, чтобы хорошо укатать грунт. Эти места были самым настоящим мучением – Сашка набил о борта синяки, раз сильно ударился головой об ящик с инструментами. И по напряженным лицам «водителей» он понимал, что реальный риск – это не волки и не разбойники, а поврежденная ось или сломанная нога лошади. Колеса тоже надо было беречь. Хотя, когда на одном из них лопнула покрышка, ее быстро поменяли на запасную, как раз на свалке купленную. Впрочем, и поврежденную забрали с собой.
Жаль, что нельзя проделать этот путь на автомобиле, мысленно вздыхал Саша. Точнее, на вездеходе. Он иногда видел в деревнях трактора, и некоторые были даже на ходу. Наверняка имелись и машины, типа УАЗа, хотя бы одна-две на несколько деревень, только вряд ли на них далеко ездили. Бензин настолько ценен, что не мог быть даже всеобщей валютой. Большинству он так же не нужен, как роскошный прикид на свалке.
Сашу утомляло однообразие степных пейзажей. Иногда только по меняющемуся полотну дороги можно было понять, что они не стоят на месте под неподвижными белыми облаками. Вилась пыль, изредка пролетали вороны, посвистывали суслики.
Под одинокой кривой березой, которая клонилась к земле, будто ее сломала тяжелая жизнь, был старый колодец. Вода в нем оказалась затхлой, Младший умылся и полил себе, как обещал, на голову. А попил из канистры. Остальные пили колодезную воду без проблем.
Зато интересно было смотреть по сторонам, когда проезжали через заброшенные поселения. Саша уже не огорчался, что ему не суждено побывать в Белорецке и Ямантау. Живописные руины, железнодорожный переезд с раскуроченным, сошедшим с рельс составом из цистерн и платформ, карьер с мёртвыми самосвалами и экскаватором, похожим на скелет доисторического исполинского животного, стоянка ржавых грузовиков… были по-своему красивы. И всё складывалось в его память, как куски мозаики.
Но степь поглощала цивилизацию так же, как лес, затягивая травой и превращая в себя.
Вечером стало прохладно, налетел ветер. Легко одетый (зимнюю одежду он оставил в Орловке, чтобы не тащить лишний груз), Саша сильно замерз. У него была только штормовка, даже теплый свитер он не взял, решив, что пока не понадобится. О том, что еще будет и осень, и зима (а может, и несколько), он даже не подумал. Так далеко он теперь не загадывал. Ночью можно будет забраться в спальник, а пока придется терпеть. Чтобы хоть немного согреться, Саша соскочил с телеги и пошел, размахивая руками. Но вот, наконец, Витек мягко потянул на себя поводья и его пара остановилась. Обрадованный Никодим сказал своей кляче:
– Тпру, Ксюня!
Начали располагаться на ночлег. Последняя ночь в дороге спустилась
