Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Но предложение Ивана Ивановича привело Сашу в замешательство.
Первые недели в Орловке (как и во время робинзонады) он был как под дамокловым мечом. Помнил слова доктора, что болезнь может быть куда серьезнее и тогда она вернется. Но пронесло. Теперь уже ясно, что радиоактивная зараза ушла окончательно. Младший понял, что полностью окреп, что будет жить. Поэтому нельзя больше подыскивать оправданий для бездействия. Он никогда не забывал про деда, про сестру и про то, ради чего оставил дом.
Саша не хотел кого-то расстраивать, но хотел найти выход из этой ситуации. Поэтому и надо было побыть одному, пройтись и подумать.
Ему никто не запрещал гулять… иногда, но еще меньше вопросов будет, если назвать вескую причину, а в это время года придумать ее было трудно. Собирать ягоды – вроде как не мужское дело, в лекарственных растениях он не понимал, для грибов еще слишком рано. Тогда Сашка, не мудрствуя лукаво, выдал, что может поискать запчасти. Мол, знает одно место. А детали всегда в цене. Деталями или просто «частями» звали не какие-то микросхемы из сложной техники, которые никуда не воткнешь, а те изделия из металла, которым могут найтись разные применения: от шурупов до проволоки и полос стали. Особенно ценился хороший высококачественный металл без ржавчины.
Но, конечно, это была всего лишь отмазка.
Первой мыслью было сходить в пещеру. Где-то тут, он слышал, начинались огромные и разветвленные пещеры. В Орловке ходила легенда, что в одной из них есть вход в правительственный бункер. Как в Ямантау. Что они могут быть связаны в систему подземных коммуникаций. А вдруг там сокровища?
«Это Урал. Кто смел – тот и украл, – говорил Ермолаев, – В этой земле столько тайн, что и за сто лет не отроешь и не откроешь. Убежища, бункера, схроны, подземелья… чего только нету! Только людей нормальных. Шучу. Это не мы такие, это жизнь такая».
Но Саша в эти басни слабо верил, да еще и знал, что немного страдает клаустрофобией, поэтому идею исследовать подземелья быстро отмёл. Скорее всего, это байки. Из того, что читал про убежища, он знал: их не строили в природных пещерах.
Поэтому парень решил просто прогуляться на одну из заранее примеченных гор, которая не казалась сложной для восхождения. А детали… было одно место рядом с Усть-Катавом, где Сашка сделал небольшой тайник. Вот его и распотрошит, чтобы оправдать потраченное время.
Главной для него была сама прогулка. К тому же шанс встретить людей у горы и на ней был даже не минимальный, а нулевой. Он не сомневался, что сможет на нее взойти.
Вскоре Младший уже поднимался по некрутому склону, по разноцветному ковру из трав и цветов, по большей части невзрачных, но милых. Он жалел, что не знает их названий.
Даже запах здесь был совсем не тот, как там, где жили люди. Дышалось легко.
Он задумался: понравилось бы тут Лене, если б она смогла сбросить груз дел? Ведь у него даже мысли не возникло ее пригласить. И решил для себя, что нет, не понравилось бы. Ей это показалось бы скучным.
Потом начали попадаться деревья, иногда – одиночные, иногда – группами, а то и целыми рощами. Время от времени путь преграждали нагромождения старых стволов. Пробираться было трудно. Хорошо еще, что насекомых не очень много. Все-таки не тайга. Но какие-то членистоногие твари звенели и стрекотали в воздухе, а иногда норовили укусить или залететь в глаза, нос и рот. Наверное, и змеи тут могли водиться. Их вообще-то и внизу хватало, но Младший таких тварей не сильно боялся. Вокруг Прокопы обитало не меньше, включая гадюк, он в детстве иной раз сталкивался чуть ли не нос к носу. А ботинки у него крепкие, не прокусят. Те самые, в которых он вышел из Прокопы, подарок сестры, Женьки.
Отец, нашедший как-то время, рассказывал Сашке, что настоящая тайга отличается от тех лесков, которые выросли на месте бывшего обитания людей. И если со стороны разницы почти не видно, то внутри девственный лес куда менее гостеприимен.
«Понадобится несколько сотен лет, чтобы на месте городов появилась такая же глушь».
Это уже говорил дед.
Тайга, где никогда не бывал человек, представляет собой хаос, через который трудно продраться, не наколовшись, не подвернув ногу. Сашка заходил один раз в такую тайгу с отцом в Кузбассе, возле Таштагола. Андрей Данилов попытался сделать из него охотника и следопыта. Не вышло. Стоило немного углубиться в настоящий дикий лес, как Сашка почувствовал жуткий дискомфорт. Просто уверенность, что они заблудятся, что выйти невозможно, что их съедят волки, а мелкие звери обглодают кости. Отцу он тогда ничего не сказал и терпел весь поход.
Ни разу за время пути через Сибирь и Урал он и близко не подходил к крупным лесным массивам. Поэтому сейчас, приближаясь к вершине, еще и преодолевал старую боязнь. Одним страхом будет меньше.
А наверху было уже более свободно. Макушка горы оказалась каменная, покрытая россыпями валунов. Среди них были пятна мха и травы да редкие и чахлые ели и березки, кривые и уродливые.
И здесь он нашел старую почти истлевшую палатку, но в ней не было ничего, кроме помятой алюминиевой посуды, закопченного котелка и дырявого спального мешка, почти истлевшего. Кто-то поднимался сюда безумно давно. Может, до Войны. А может, вскоре после ее начала.
А потом что? Спустился вниз по той же тропинке? Нашел склон покруче и сбросился?
Не узнать. Ни знака, ни послания.
Увиденное показалось ему символичным. Вот так и в обществе людей. В больших городах и империях. Многие хотят, но мало кто забирается на вершину. Расталкивают других, калечат и уродуют себя. И в итоге кто-то один добирается. Но становится иссушенным, сгоревшим изнутри. И даже не надо молнии. Сам сгинет на своей вершине.
Воздух здесь странный, вроде дышалось легко, но он будто не насыщал полностью. Хотя был свежий, приятный на вкус. Поэтому Сашка через полчаса начал спуск. Но на душе стало хорошо-хорошо, будто восполнился какой-то резерв, потраченный за время жизни среди чужих людей, когда ни на минуту нельзя уединиться. Хорошо!
Успел полюбоваться видом горизонта с высоты. Оно того стоило. Ему даже показалось, что разглядел: тут − Европа, а тут − Азия. Одно
