Проклятый род - Руслан Валерьевич Дружинин
Серко присмотрелся к сестре и наконец-то заметил, что в ней изменилось:
– Я вот тоже кое-что вспомнил – у тебя коса раньше была, с оберегом, а кто ж её срезал?
– Слёзы по тебе вчера нечем вытереть было, – огрызнулась ведунья. – Не по уму знать кобелям всяким, что я с власами делаю!
Такого резкого ответа Серко не ожидал, но вдруг разговор прервали странные звуки. Где-то в тумане перекликались далёкие голоса.
– Людям в росах не место – заповедно в них заходить. Здесь в полшага окажешься рядом с теми, коих глаз не увидит, – Влада остановилась и прислушалась к густой дымке. Не только Серко чудились голоса, сестра тоже их слышала.
– Может это разбойники, кто вчера в нас стрелял? – испуганно шепнул Михаил.
– Порой лучше с человеком бороться, чем с тварями, которые росами прикрываются, – ответила Влада. – Ты разве не знаешь – вода не токмо жизнью одаривает, но и домом для разной нечисти служит – водяных, лоскотух, да мавок с лобастами укрывает.
– Да хватит уже! – зашипел Серко, но Влада всё равно продолжала стращать:
– Росы – та же вода, но не с дождём в небесах, а с дымом от земли поднимается. Ежели тебя кто потянет, голосом знакомым звать будет – так ты не ходи. Лучше затаись, не дыши и не слушай – к одной страшной смерти тебя призывают...
Михаил перекрестился и забормотал:
– Господи, Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного! Господи, Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного!
– Совсем умом тронулся? Замолчи, а то всех нас выдашь! – оскалилась Влада.
– Нечего было его пустыми дымами пугать, – напомнил Серко.
– Шестьсот раз он сейчас это всё повторит, а потом знаешь, чего сто раз добавит? – Влада передразнила бормотание крестианца: «Владычице моя, пресвятая Богородица, Помилуй мя, грешного! Владычице моя, пресвятая Богородица, Помилуй мя, грешного!».
Эти слова как громом поразили всех, кто шёл рядом. Каждый дивился на Владу.
– Чего уставились?.. Знать – не верить, – огрызнулась Волчица. – Не к вашем лицемерным святым надо тут обращаться, – она подняла глаза к небу и крепче сжала винтовку, покрытую рунами. Губы охотницы быстро и горячо зашептали. – Стою я к исполнению замысла своего, дела светлого, чтобы род мой в силе приумножить. Силой своей великой надели меня, дабы путь к победе очистила. Дабы просторы земли родной покорились мне, дабы разметала препятствия лихие и вражеские. Пусть сила моя поражает врагов, как стрелы Твои, и лишь победы познаю я. Слава Тебе, слава сыновьям Твоим – ветрам-Стрибожичам! Слава яри Твоей, что мир наполняет! Пребудь со мной в небе и на земле, на чужбине и на Родной Земле. Славу тебе возношу, Стрибоже!
Влада подняла голову и прислушалась. На лице у неё проступила улыбка, а волосы цвета пепла едва колыхнулись. По просьбе или же просто случайно, но ветер правда полетел над землёй, коснулся в холодном тумане людей и разогнал пелену до самого горизонта.
– Ведьма! Колдовство и волхование! – с жаром заявил Михаил. Влада одарила крестианца презрительным взглядом:
– Говорила тебе: наши Боги защитят и помогут. А что ответил твой бог?
Михаил зло отмолчался.
– Это лишь ветер… – едва слышно добавила Вера. Влада горделиво посмотрела на белую как туман крестианку.
– Одну русалку росы нам всё же оставили. Стоит тут, бледным духом бормочет, – ведунья бережно сорвала с земли листок щавеля и протянула его девчонке. – Груды на листе видишь?
– Что?
– Капли!
– Да…
– Пей.
– Если в воде нечистый дух, так зачем же?.. – попытался встрять Михаил.
– Много ты знаешь! Росы целебные – пусть пьёт, говорят! – осадила Волчица.
Опасливо глянув на брата, крестианка все же собрала губами капли росы. Щавель тоже у неё не пропал. Глядя, как Вера разжёвывает кислый лист, Влада насмешливо фыркнула.
«И правда, овцы…»
Она хотела добавить что-то ещё, но Серко настойчиво потянул за собой. Он указал вдаль, где за обрывками тумана виднелся угловатый силуэт вышки. Все вместе они дошли до самого кладбища.
*************
Охотники Нави ещё никогда не видели такого странного места – огромное поле, которое не вспашешь и не засеешь из-за плотного серого панциря. Трава росла только в глубоких трещинах, расколовших камень с годами. Вокруг поля стояли арочные дома, чьи стены были собраны из тонкого листового железа. Метал проржавел и местами осыпался с выгнутых рёбер. Сквозь дыры темнели кучи гнилого мусора. Внутри ангаров до сих пор прятались корабли. Среди тлена и ржавчины только они по-прежнему сверкали как новые, словно ещё могли взлететь в небо.
Корабли стояли не только в ангарах, но и снаружи. Множество перевёрнутых, сломанных и разбитых громоздилось на полосе. Кладбище кораблей начиналось от диспетчерской вышки, а на другом конце аэродрома утопало в зелёных лесах.
Ни одной живой души, ни единого звука, кроме жалобного скрипа металла. Ветер пел заунывную песню сквозь лопасти двигателей и осколки иллюминаторов, как музыкант-самоучка ловил ритм визгливой мелодии и пристукивал себе рваными кусками обшивки.
