Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Саше показалось, что его собеседник всхлипнул. А может, и не показалось.
— И у всех так, — продолжал водитель, отхлебывая еще. — А ты говоришь «отпусти». Какая тебе разница? Днем больше, днем меньше. Я бы тебя отпустил, на хрен ты мне сдался, но все равно ведь сдохнешь. Скоро. Так что сиди и помалкивай. Завтра мы, может, все ласты склеим, но сегодня ведь — не завтра, правильно я говорю?
Данилов кивнул. Этот разговор начинал его утомлять. Еще не закинув удочку, он прекрасно знал, что дураков здесь нет его выпускать. Никто не поменяется с ним лишним днем жизни, пусть даже и последним.
Сегодня — не завтра. С этим было не поспорить. Сегодня было сегодня, мать его так. А назавтра нынешнее завтра само превратится в сегодня. А сегодняшнее сегодня превратится во вчера. А завтра, видно, не наступит никогда.
Говорить было не о чем. И снова повисла напряженная тишина.
— Тьфу. — Бандит поперхнулся, закашлялся и сплюнул на пол непрожеванную желтую массу.
Как бы крепок он ни был, но язык у него начинал заплетаться.
— Знаешь, смотрю я на тебя, и кажется мне, что ты на всю голову отмороженный. Да, в натуре. Хуже Михи. Тебе ж на всех насрать, бляха-муха… Погибли все, ну и подумаешь… Тебе же все это до лампочки. Правильно я говорю?
Пока Саша гадал, риторический это вопрос или он требует развернутого ответа с приведением всех аргументов, Андрей откинулся на спинку сиденья. Бутылка выпала из его пальцев и со стуком упала на пол, но не разлилась, а встала вертикально, будто дожидалась своего хозяина, стоя по стойке «смирно». Когда ответ был окончательно сформулирован у Данилова в сознании, необходимость в нем отпала. Его собеседник уже храпел как паровоз, положив широкую ладонь на казенную часть автомата Калашникова. Сон был явно не кошмарным — бандит улыбался.
Саша завидовал ему черной завистью. Объективная реальность была бредом, вызванным недостатком алкоголя в крови. Данилов смотрел на неподвижное тело, и в его голове впервые за все время плена начал формироваться связный план побега. А лучше не побега — мести.
Убежать можно. Но двери открываются не бесшумно. И даже если представить, что бандит, спящий без задних ног, его не услышит или, услышав, не сможет догнать, то куда он денется без верхнейто одежды?
Значит, надо бить. Но не кулаком, это уж точно. Дотянуться до автомата, не разбудив гада, невозможно. При себе держит, чуть ли не под голову положил. А из колюще-режущих предметов в салоне присутствует только вилка, но в ее боевых качествах Данилов сомневался. А еще сильнее — в своих. В конце концов, у него будет всего один удар. Каким бы пьяным противник ни был, их физические параметры все же несравнимы, с перевесом не в пользу Саши.
И тут его взгляд приковала к себе увесистая монтировка, ручка которой выглядывала из ящика с инструментами между передними сиденьями. То, что надо. Только протяни руку, и можно рассчитаться за все. Даже за ту боль, которую он вытерпел в течение всей жизни. Да, он ничего не забыл. Если месть — это блюдо, которое надо подавать холодным, то его час настал. Его ненависть была холодна, как мамонт, вмерзший в ледник. Пусть даже этот гад, дремавший рядом, ничего ему не сделал. Пусть даже он вопреки своим подельникам дал ему немного еды. Неважно. Зато его собратья по стае вряд ли собирались, как обещали, отпустить Сашу на волю после обнаружения тайника. А сколько народу они уже угробили? Сам Бог велел их наказать.
Данилов смотрел в окно, в темную пустоту, озаренную далекими зарницами. Где-то еще не все сгорело. Выражение его лица быстро менялось, гримаса постепенно смягчалась, разглаживалась, пока не исчезла совсем. Уголки губ так же медленно потянулись вверх, образуя загадочный полуоскалполуулыбку. «Чего ты лыбишься, сука?» — спросил бы его Михаил, если бы наблюдал за ним в этот момент. Но он был далеко, а его клеврет, оставленный на страже, дрых, проиграв сражение с алкоголем, и бормотал во сне диковинные слова на тарабарском наречии, которых полиглот Саша не мог разобрать.
Взять эту железку, сжать покрепче, со всего маху обрушить на бритую башку и бить до тех пор, пока она не превратится в кровавое месиво. Хотя нет, слишком много крови. А это не годится. Лучше одним ударом — в висок, чтобы толстая лобная кость не защитила головной мозг, или что там вместо него у этого типа. Потом взять ключ из замка зажигания, вооружиться, спрятать труп на первом этаже ближайшего дома, а самому укрыться на заднем сиденье «шевроленивы», стоящей рядом с забором и наполовину занесенной снегом, и ждать его приятелей. Пусть они решат, что их шофер сбежал, прихватив заодно «калашников» и коечто из вещей, а пленника отпустил к едрене фене. Заодно он осложнил жизнь своим бывшим товарищам, проколов шины и изъяв ключи. Вот скотина неблагодарная. Тогда они забегают, начнут лихорадочно выгружать из машины самое ценное и нужное. Во время этой суеты они будут идеальной мишенью даже для такого профана, как Саша. Не надо быть Василием Зайцевым, чтоб с пяти метров, да еще очередью, перебить этих засранцев как бешеных собак.
Так думал Александр, который и при нормальном освещении с трудом мог разглядеть доску с первой парты. Данилов, увлеченный кровожадными мыслями, и не заметил, как к машине приблизились два силуэта с автоматами наперевес и пустыми рюкзаками за спиной. Вылазка оказалась неудачной. Ничего стоящего найти не удалось, да и с разведкой маршрута тоже возникли накладки. Как понял Саша, отсеяв из их речи матерную примесь, все дороги в нужном направлении были непроходимы, отчего им придется делать немалый крюк, что не могло его не радовать.
Оба промочили ноги, провалившись в какойто замерзший ручей, и теперь были очень злы. Спящего Андрея они грубо растолкали и устроили ему выволочку за то, что уснул на посту и не связал пленника, хотели было объявить ему сухой закон, но после долгих препирательств сошлись на том, что он ограничит количество употребляемого спиртного, если и дальше хочет находиться в их обществе. Возражений, конечно же, не
