Цена слов - Руслан Валерьевич Дружинин
– Что ты наделал?! – воскликнул скиталец.
– Гнилая кровь – выродок, мерзко касаться его! Такие не достойны жить в Явьем мире, – отбросил тщедушное тело охотник. – От сестры или тётки родился, или впал во власть чёрной души. Таких сразу надо гнать от себя или резать, покуда не навредили. Неужто ты забыл уклад Навьего племени, а сказалец?
– Он ведь тоже человек…
– Навь – не люди. А это – мой враг, – коротко отрезал юноша и зашёл в клеть. Внутри закопчённой кабины больше никого не было. Нерв бесследно исчез – наверное, вышел на одном из нижних горизонтов.
– Торопись, сказалец. Мне надо совершить месть. Ты всё ещё хочешь спасти девицу? Кто она тебе? Дочь? Жена? Сородич?
– Зовёт дедом – значит, выходит, что внучка… – отозвался Олег, пока проверял рожок автомата. Он заранее переложил гранату поближе, в нагрудный карман. Никто не мог знать, что ждёт их внизу, в самом Пекле. Клеть вздрогнула и отправилась на нижние горизонты – туда, где уже много Зим пылает пожар.
*************
Лиска как могла вжималась в решетчатую ограду вокруг ствола шахты. Серые глаза воровки с испугом смотрели на медленно подходившего к ней старика.
– Стой! Меня нельзя трогать, у меня среди Нави много друзей!
Но старец лишь улыбнулся:
– Не обманывай, бесполезно – я любую ложь слышу. Враньё человеческое – как полог над истинной, да-да – полог. Но для Нави покров кривды так тонок, что любую ложь мы видим насквозь.
Старик нагнулся над сумками с едой и начал перебирать драные лямки.
– Ишь ты, умный какой! А сам врал – я всё слышала! – вдруг выдала Лиска. Ведун с удивлением посмотрел на неё, а девчонка храбрилась. – Когда Нерву говорил, что в племени для колдунов больше нет ничего, а сам что-то прячешь!
Старик быстро прижал длинный палец к губам и, полусогнувшись, затрясся, умоляя Лиску не кричать слишком громко. Позабыв о требах в сумках, Ведун шагнул к испуганной девушке, но она ещё больше вжалась в ограду, не выпуская свой побитый фонарь.
– Не бойся, мы перестали пытаться продолжить свой род с чернушками. Некому больше пытаться, да-да, некому. Когда-то в племени было четыре сотни охотников, наши норы прятались так далеко от горящей земли, мы жили сыто, у нас были семьи – наши любимые весты и дети с душой сильного Волка. Я вёл наш род с первых дней, я помню самые первые жестокие Зимы, я знаю, как всё началось, да-да, я это знаю, и думал, что всё делаю правильно, как мне велела Чёрная Матерь. Двадцать Зим племя Исхода не мёрзло и не голодало…
Старик обернулся, словно заметил в густой темноте невидимое для Лиски:
– Всё с людей началось и ими же будет закончено. Люди – настоящие цари надземья. Зачем Нави сила, зачем Волк внутри и страшное колдовство – чтобы уметь от людей защищаться. А люди и доселе, и впредь хотели нас погубить – нашли норы Исхода, воевать с нами начли, убивали. Им хотелось вырезать наше племя, они никого не щадили. А ежели над родом беда, мы бросаем обжитые межени и уходим искать новые норы. Так мы и сделали – племя Исхода оставило логово, чтобы найти новый дом. В войне сгинула половина охотников, но у нас осталось много вест и чернушек – мы верили, что сможем воспрянуть!.. Однако долгие дни холодов приближались. О том, чтобы вырыть новое логово – нельзя было и думать. Потому мы пришли в эти тёплые шахты. Ежели бы у нас хватало мужчин, мы бы убили всех колдунов, но я не рискнул воевать с человечьей общиной опять, и горько жалею об этом…
Голубые глаза старика устремились к крепёжным балкам на сводах. Он как будто смотрел сквозь сотни метров подземной породы и тяжело вздохнул:
– Мы пробрались в горящие шахты, чтобы пережить Долгую Зиму. Я до сих пор слышу то, что случилось здесь в стародавние времена, когда вспыхнул пожар. Люди хотели затушить огонь, согнали много железных машин и с великим трудом обустроили, чтобы горело подальше отсюда: топили тоннели, душили пламя белёсой пеной, ставили запоры для воздуха. Но вовремя унять пожар не успели, пришла лютая стужа, и люди сбежали от шахты – бросили и огонь, и машины. Пожарище до сих пор рвётся наружу, прокладывает себе путь через трещины, горит сильно и близко к надземью, так что дома кродов изредка проваливаются в жаркое Пекло…
Ведун прервался и опустил грустный взгляд снова к Лиске:
– Мы вошли в шахту свободно, а вот выйти не в силах, да-да, нам не дели! Колдуны нашли нас, завалили все входы и выходы, оставив только этот колодец. Они называют его «шахтный ствол», по нему ходит клетка с едой. Но взамен за пропитание мы отдавали им свою кровь. Колдуны хотели брать наших вест, но те не стали жить рядом с оседлыми – ни одна из них не вернулась, все погубили себя из-за горя! Страшный позор, унижение! Мы томимся в ловушке оседлышей, слабеем и сходим с ума, но род должен выжить!..
Вдруг рядом с Лиской бешено забормотали. Луч фонаря метнулся на звук и осветил бредущих к ней навьих охотников – жалкое зрелище: измученные и оборванные, в ветхой одежде на голое тело; одни растирались руками, будто пытаясь согреться, другие постоянно шипели и колотили себя по голове – только мужчины, всего тридцать подземников. В глазах каждого одержимого мерцало безумие.
