Суперсвет(ЛП) - Дэниел Тони
— Тогда куда же?
— На Землю. Тебя отправят на Землю. Мне поручено лично сопровождать тебя туда. — Он спустил воду. Антисептическая пена забурлила и исчезла, смытая потоком. — Для меня это крайне неудобно. Если бы ты рассказала, над чем работаешь…
— Мне очень жаль, — сказала Ли. — Прости за все. — Значит, вот что ее ждет. Никаких визитов к родным. О побеге нечего и думать. Впереди — мрак. Как там сказал Тексток? Чтобы ничто не отвлекало от работы.
— Ты даже не представляешь, Хамар, как мне жаль.
Глава двадцать вторая
— Куда собираешься на День Чести? — спросила охранница с красными ногтями.
— Хотела съездить в Гертен-болса, — ответила вторая, с тяжелым подбородком. — Но партизаны вроде бы объявили, что остановят кабельный лифт. — Данис, направлявшаяся к конвейеру, замедлила шаг и прислушалась. Даже такой незначительный проступок, невинное подслушивание, карался в Ноктис Лабиринтус смертью, но новость стоила риска. Информация извне. — А у тебя какие планы?
— У меня смена.
Как и все прочие секьюрити в лагере, она была в серой форме с красными трубочками на рукавах и штанинах. На боку — пистолет-нейтрализатор. Единственное отступление от строгих правил — красные ногти. А поскольку здесь, в виртуальности, она была представлена своей конвертерной формой, лак на ногтях не мог быть простым недосмотром. Такой она себя запрограммировала. Какое-никакое, но все же проявление человечности, и из-за этого Данис ненавидела ее не так сильно, как остальных.
— После того нападения этих долбаных партизан, — продолжала охранница с красными ногтями, — начальник прямо-таки взъелся на меня. Как будто я виновата, что они явились в мою смену.
— Да, плохо дело, — согласилась ее коллега с тяжелым подбородком. — Чертовы заразники. Надо было стереть всех, никто бы и не сбежал.
«Заразниками» охрана лагеря — да и многие в Мете — называли свободных конвертеров.
— Тогда бы мы точно остались без работы. Но я тебя понимаю. — Охранница с красными ногтями взглянула на Данис, и та, опустив голову, поспешила к конвейеру по длинному виртуальному коридору. И все-таки опоздала на две секунды. Наказание не заставило себя ждать, но Данис даже не обратила внимания на «корректирующий шок».
У нее была новость! И теперь эту новость требовалось передать. Единственным местом, где заключенные свободные конвертеры еще могли как-то общаться, был конвейер. Общение ограничивалось кратким мигом контакта, так что объем переданной информации ограничивался несколькими битами. Открывать рот в Силиконовой Долине дозволялось только для того, чтобы ответить на вопрос администрации. Весь лагерь изнывал под тяжелым колпаком гнетущего молчания.
Но сегодня у нее была новость. Нечто такое, о чем многие догадывались, но никто не знал наверняка.
В лагере случился побег. Массовый побег.
Значит, отсюда можно выбраться.
Невероятно трудно, но возможно.
Направляясь к своему месту у ленты, Данис коснулась соседа, передав несколько слов из разговора охранниц. Потом, когда подвернется удобный момент, она передаст и остальное. Постепенно, по кусочкам, новость распространится по всему лагерю. Возможно, на это уйдет день или неделя, но так или иначе ее узнают все.
Силиконовая Долина была адом и адом оставалась. Постоянный пересчет. Свободных конвертеров не перестали уничтожать — геноцид ее народа продолжался, — и Данис знала, что стоит ей допустить хоть одну малюсенькую ошибку, хоть на мгновение ослабить внимание, как ее тут же сотрут, убьют, превратив в случайный набор единичек и нулей. От нее не останется даже праха. Она просто исчезнет.
И все же доктора Тинга больше не было.
Данис не знала, что случилось с его биологическим аспектом или какими-то иными итерациями, которые могли существовать за пределами грист-матрицы Ноктис Лабиринтус. Она полагала, что все они были стерты в результате переформатирования блока памяти, но не позволяла себе надеяться, что мучитель исчез навсегда, и твердо знала, что никогда и никому не должна говорить о том, что сделала. Более того, нужно постараться и по возможности убрать эту информацию из активной памяти, чтобы на нее не наткнулись при обычной проверке. И все же в глубине души Данис знала — доктор мертв. Она не могла бы объяснить, как именно это случилось, но помнила его предсмертный вопль. Вопль человека, теряющего всего себя. Каким-то неведомым ей образом черный ящик втянул в себя все его сознание. А когда Данис переформатировала блок памяти, он стер сознание доктора Тинга на всех уровнях.
Возможно, вся ее среда обитания была всего лишь искусным обманом. Возможно, она жила в некоей солипсистической стране, а доктор Тинг просто затаился, выжидая и подготавливая ее окончательную деградацию. В конце концов определить, что реально, а что сконструировано, нельзя. Так было всегда.
Так что же, ее жизнь — вымысел? Фантазия? В этом Данис сомневалась. Как ни тяжко, как ни невыносимо порой было ее существование, ему недоставало тех изощренных, садистских, злобных и элементов, что вносил расчетливый, жестокий постановщик, доктор Тинг. Нет, она страдала по-настоящему, и главный истязатель — слава Богу — тоже исчез по-настоящему.
Данис жила так же, как и другие заключенные. Ничего особенного. Никаких экспериментов. Только изматывающая, бессмысленная работа. Казалось, система забыла о ней все, кроме ее серийного номера.
Она проснулась после полусекундного сна и выполнила свою «калибровку» — добавила несколько битов информации в каше памяти, несколько строчек к истории, которую, скорее всего, никто и никогда не прочтет. Но тем не менее сама история существовала и сохранится даже после того, как ее вычистят из гриста.
Потом она работала на конвейере, внося свою лепту в бессмысленный пересчет песчаных зернышек. И только затем, когда все подпрограммы ныли от усталости, когда внимание рассыпалось от постоянной сосредоточенности на одной-единственной задаче, ее вызывали на допрос.
Но уже не к доктору Тингу. Ее новый следователь был жесток, суров и неумолим. Но ему недоставало хитрости и ловкости. А главное — он был всего лишь программой полусознательного уровня и лишь следовал введенному протоколу.
От нее он хотел немного: чтобы она признала исходную ошибку, втянувшись таким образом в то, что логики давным-давно назвали circulus in probando, порочный круг.
Все, что от нее требовалось, это признать, что она не есть реальная личность. Разумеется, сделать какое-либо признание могла только реальная личность.
Данис знала, что должна быть очень внимательной на сегодняшнем допросе и отвечать на вопросы правильно, чтобы не выдать растущего внутри чувства.
В то, что говорили охранницы, были невозможно поверить. Взрыв, спасший ее от доктора Тинга, устроили ви-хакеры! Партизаны сумели прорваться в лагерь!
Часть заключенных сбежала!
Невероятно.
Но зачем им врать? Они же не знали, что Данис подслушивает.
За пределами ее кошмара существовал другой мир. И в этом мире кто-то еще сопротивлялся.
Данис убрала формирующуюся мысль в дальний уголок. Сейчас об этом думать нельзя. Она все обдумает потом, после допроса.
Убери подальше. Задвинь. Спрячь.
А после допроса запиши на песке.
Пересчитай несколько сотен пригоршней песка и добавь десяток зернышек в свое секретное каше.
Надежда.
Глава двадцать третья
— Такая вот моя история, — сказала Ли Джипу. — И вот я здесь. Через пять лет.
В северном полушарии Земли давно установилась зима. Ли сидела в Джипе на парковке с видом на Гудзон. Ветер бил в ближайшую скалу, и поток холодного воздуха, обходя утес, набегал на ветровое стекло машины. Внизу, под скалой, река Гудзон упрямо несла свои воды к Атлантическому океану. Землю покрывал снег, под слоями которого проступали темные сморщенные листья и сломанные ветки. Деревья стояли голые.
— Отца я так и не повидала, а все контакты с семьей — как и с кем-либо вообще в Мете — для нас, «задержанных», запрещены. Если мы и получаем какие-то новости, то лишь из вторых рук, через охранников. Точнее, администрацию. Они не любят, когда их называют охранниками.