На грани возможного - Кайла Стоун
Квинн потрогала рану на губе. Эвелин наложила на нее швы — болезненно, без анестезии, — и после этого остался неровный шрам.
Воспоминания о той ночи нахлынули снова. Боль. Страх.
— Я знаю, бабушка. Поверь мне я знаю.
— Просто проверяю.
Квинн глубоко вздохнула и взяла себя в руки.
— Я была глупой. Это я тоже понимаю. Именно об этом я и хотела сказать. Врать тебе неправильно. Я с этим покончила. Я буду осторожна. Я буду умной. Так вы с дедушкой меня воспитали.
Острые глаза бабушки смягчились.
— Вопреки распространенному мнению, я не буду рядом вечно. Я должна быть уверена, что ты знаешь, что делаешь. Нельзя, чтобы ты носилась по округе, позоря доброе имя Дингов.
— Я бы хотела, чтобы ты не твердила об этом! — пробормотала Квинн.
— Это правда. Все умирают. Никто не может смотреть на это иначе, кроме как открыто.
— Это не значит, что ты должна говорить об этом вот так.
Бабушка пожала плечами.
— Я не боюсь смерти. Я знаю, куда направляюсь. Моя жизнь в руках Господа. И твоя тоже.
Некоторое время они работали в комфортной тишине. Воздух оставался неподвижным, солнце почти не грело. На деревьях щебетали птицы. Коза фыркала и ела траву, колокольчик на ее ошейнике звенел.
Валькирия охотилась вдоль кромки деревьев, преследуя ничего не подозревающего бурундука. Тор и Локи спали на крыльце. Тор был уже не таким толстым, как раньше, но все еще пушистым, с густым рыжим мехом.
Бабушка предлагала им объедки со стола, но кошки привередничали. Локи умел охотиться, хотя и был ленив. Валькирия, казалось, поддерживала жизнь всех пяти кошек с помощью мышей, белок и случайных птиц, которых она ежедневно подбрасывала на заднее крыльцо. Она не позволяла грызунам заселять сады или забираться в подвальные запасы.
Наполнитель для кошачьего туалета давно закончился, но кошки могли выходить на улицу. Следующая зима принесет новые проблемы, но пока им не нужно об этом думать.
— Ты не рисуешь, — вдруг сказала бабушка.
Квинн продолжала работать, ничего не говоря.
— Почему нет?
Ее дыхание сбилось.
— Нет времени.
— И все?
Она не могла лгать бабушке, поэтому молчала.
— Я думаю о тех красках, которые купил тебе дедушка. Как много ты вложила во фрески в своей комнате.
Желудок Квинн подпрыгнул. Бабушка никогда не интересовалась этими вещами. Или не замечала.
— Тебе стоит вернуться к рисованию, вот и все, что я хочу сказать.
Угольные портреты Ноа и малышки Шарлотты так и лежали на комоде в полузаконченном виде. Квинн ничего не рисовала с тех пор, как умер Ноа. Ей не хотелось. Как будто что-то внутри нее сморщилось и умерло. Даже сейчас, после всего, она не знала, как вернуть это.
Она закончила поливать ряд и перешла к последнему. Лейка почти опустела.
— Есть дела поважнее.
— Важное — понятие относительное. Другие вещи тоже важны. — Бабушкин рот работал, ее морщинистые брови нахмурились, словно она хотела сказать что-то еще, но не могла вымолвить нужные слова.
Бабушка колебалась.
Квинн ждала.
Молли внимательно смотрела на Квинн из-под широкополой шляпы, ее водянисто-голубые глаза оставались такими же острыми и проницательными, как всегда.
— Мир по-прежнему нуждается в прекрасных вещах, — произнесла она хрипло, словно разговор о чем-либо, даже намекающем на сентиментальность, вызывал у нее удушье. — На каждую тысячу людей, которые убивают и разрушают, приходится один, достаточно одаренный, чтобы творить, создавать что-то из ничего.
Квинн уставилась на нее, слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать.
Молли сняла перчатки, потерла руки о бедра, затем вздохнула.
— Подумай об этом. Это все, что я хочу сказать.
— Хорошо, бабушка, — согласилась Квинн. Она хотела бы добавить: «Я люблю тебя, не оставляй меня». — Я подумаю об этом.
Глава 27
Генерал
День сто девятый
Генерал расхаживал по просторному помещению гостиничного номера.
За его окнами озеро Мичиган сверкало живописной сапфировой синевой, а солнце садилось в огненном взрыве розового, мандаринового и алого цвета.
Он едва заметил.
Гнев пронизывал его, пока он ждал соединения со спутниковым телефоном.
В одной руке он вертел коньяк «Реми Мартен Луи XIII» в хрустальном бокале. Он опрокинул высококачественный алкоголь в рот, наслаждаясь богатым, роскошным вкусом и слабой цитрусовой цедрой.
Бакстер все-таки выкрутился. Генерал не знал, где он его достал; ему все равно. Его волновало только то, что напиток достался ему.
Спутниковый телефон заработал.
Генерал остановился на месте, повернувшись лицом к окну от пола до потолка. Оранжевый отблеск заката отражался от стекла. Ленты яркого цвета прочертили облака. Вода рябила, как жидкое золото.
На мгновение воцарилась тишина. Молчание было намеренным. Человеку на другом конце нравилось заставлять людей ждать.
У Генерала не хватало терпения на игры разума. Он предпочитал организовывать их сам и не любил, когда другие пытались использовать эту уловку.
— Не трать мое время. Какого черта ты творишь?
— Уточни. — Голос звучал глубоко и звучно. Властно. Хотя по сути обладатель голоса ничем не лучше мафиози, его английский отличался безупречностью — отточенный, нетерпеливый, подразумевающий ровный, искусный интеллект.
— Не играй со мной в игры, По.
Александр По беззлобно усмехнулся.
— В любой момент времени я планирую дюжину ходов на дюжине разных досок.
— Я получил множество сообщений о том, что ты захватил Саут-Бенд и Мишаваку и собираешь своих людей на границе Индианы. Не надейтесь, что сможешь пересечь мою территорию без тяжелых последствий.
Тишина на другом конце.
— Я не терплю угроз.
— Ну, так рассматривай это как угрозу! — прорычал Генерал.
Он не ожидал, что Синдикат так быстро окрепнет. Северная Индиана быстро покорилась. Он надеялся на большее сопротивление.
Возможно, он недооценил разрушительное воздействие зимы на слабое и беспомощное население. Болезни, переохлаждение и голод опустошили ряды тех, кто мог бы оказать отпор.
Генерал сделал длинный глоток коньяка. Это нисколько не успокоило его.
— Помни, кто здесь главный.
— Я помню, кто мой благодетель. Я не забываю. Ни на одну секунду. — По говорил ровно, без колебаний, и все же Генерал услышал подтекст — дикую обиду за этими несколькими простыми словами.
Генерал осушил свой хрустальный бокал и на мгновение закрыл глаза, задумавшись.
Он встретил По однажды на шикарном ужине по сбору средств для Музея современного искусства в Чикаго. По был мафиози, но не головорез в спортивном костюме. Он был образован и умен, уравновешен и грациозен как леопард.
По носил дорогие фирменные костюмы и пил изысканные вина. Он заключал хитроумные финансовые сделки и делал головокружительные деловые предложения в элегантных ресторанах, на высококлассных полях
