Идеальный герой - Денис Кузьминов
Слева змеилась черная река, от её бурного потока отражались лучи света, блики чешуйками плясали на водной глади. И горы, и река, как направляющие линии, указывали прямо к центру, туда, где люди воздвигли портовый город. Они выбрали это место не случайно — только там рос яркоцвет. В провинции Реки Черного дракона это была гигантская магнолия.
Ствол цветка был виден за многие сотни ли. Он мог посоперничать по толщине с рощей многовековых дубов. Яркоцвет тянулся высоко к небу, его листья то и дело закрывали облака. Горный хребет лишь немного изменил траекторию роста ствола. Даже почва и камни не могли удержать титаническое растение в утробе земли: оно буквально прорывалось сквозь каменную породу, изменяя весь ландшафт провинции.
Бутон состоял из девяти розовато-белых лепестков, расположенных в три ряда. Первый ряд — наружный, он разворачивался в самом начале цикла дня и ночи. В нем было четыре лепестка. Второй ряд, тот что посередине, уже имел три лепестка, как и последний — внутренний. Цикл только начался. Бутон развернул один лепесток, и даже этого хватило, чтобы разогнать тьму. Из открывшейся бреши в мир пролился ярчайший свет тычинок яркоцвета.
Так время и отмеряли — по раскрытию яркоцвета. Чем больше расцветала магнолия — тем светлее становилось. Ночью цветок закрывался, чтобы под утро вновь начать цикл цветения.
На горизонте вырисовывались очертания Цветочной столицы провинции — Магнолии. Так уж повелось — называть города как яркоцвет, который в нём рос. Портовый город у истока реки Черного дракона. Казалось до него рукой подать, хоть сейчас выходи в путь. Но у Яна были обязанности и долг перед теми, кто его вырастил, поэтому стоило придерживаться плана. Да и пока он не почувствует энергию, ни о каком путешествии речи быть не могло.
До полудня оставалось ещё три лепестка. Резво поднявшись с циновки, Ян прошелся пальцами вдоль предплечья: бамбук врезался в кожу, оставляя там следы. Ровно восемь отпечатков. Старики говорили, что спать на бамбуковой плетенке полезно для кровообращения. Раз полезно, значит он будет продолжать — хоть и жестко.
Ян внимательно посмотрел на ладонь. Этот жест всегда успокаивал его. Естественные изгибы и линии кожи таили в себе скрытый смысл. Говорят, люди даже могли предсказать по ним судьбу. Круговой рисунок на пальцах походил на ступенчатые рисовые террасы, вырезанные прямо в холме. Вслед за рисовыми полями в его голове появились образы богатого предместья и рыжеволосой девушки, их поцелуя и смерти. Ассоциации помогали вспомнить сны.
Ян узнавал многое из наваждений. Опыт последних часов жизни нельзя назвать приятным, но и игнорировать его было глупо. Оставалось только анализировать и задавать вопросы, выуживать каждую частичку информации. Только так он сможет побороть наваждения.
Кошмарные сны, в которых Ян на собственной шкуре переживал чужую смерть, начались несколько лет назад, когда ему было всего двенадцать. Иногда наваждения отступали, оставляя его в покое на несколько месяцев, но всегда возвращались с новой силой. Так продолжалось на протяжении четырех лет. Сегодня, по подсчетам Яна, наступила сто седьмая смерть.
Говорят, тот, кто пережил собственную смерть, меняется. Что же до Яна — сотня смертей сделала его таким, каков он сейчас. Не изменила, а сформировала и помогла найти мечту всей жизни.
Единственное, что спасало парня от сумасшествия — собственный разум. Он не запоминал всех подробностей кошмара, как бы отсекая весь тот ужас. Часто даже полностью забывал сам момент смерти. Возможно, это был некий предохраняющий механизм. И всё же, видения смерти то и дело просачивались в обыденную жизнь Яна. Они напоминали ему, что каждому под небесами отведен свой срок.
Ян был готов поклясться, что Инь тоже преследовал морок. Несколько раз он заставал её кричащую во сне, всю в холодном поту, а когда расталкивал, его сестра лишь отмахивалась, говоря об обычных кошмарах. Как всегда, темнила.
Тревожные мысли о сестре притянули его взгляд к ней. Она мирно посапывала слева от него, всем своим видом показывая нежелание вставать в такую рань. Инь буквально вцепилась в циновку. Её спальное место было ближе к стене, в тени, подальше от лучей яркоцвета. Он поправил локон её черных волос, упавший на лицо — сестра поежилась, но не проснулась. Ян вздохнул, а потом накрыл её своей циновкой. До полудня от неё не будет никакого толку, только одни беды. Так что он оставил её досматривать сны.
Бросив быстрый взгляд в окно, Ян заметил, как в небо устремилось сверкающее золотом облако. Оно распространялось в стороны от бутона и медленно стелилось на землю. Благословение для крестьян и проклятье для его сестры — пыльца яркоцвета. Стоило ей только попасть в нос Инь, как та исходила на слезы и сопли. Из-за недуга сестра предпочитала вставать только к вечеру, когда вся пыльца уже улеглась.
Ян убрал бамбуковую палку, что держала вертикальные ставни раскрытыми, прикрыл окно. Так пыльца не потревожит сон Инь вплоть до вечера.
Третье спальное место справа пустовало. Тайцзи опять пропадал где-то всю ночь.
«Циновку он свернул и забрал с собой, значит, спал на улице. Если ночью его не задрал оборотень, то от нагоняя дедули Цао лентяю точно не уйти».
Ян достал из сундука брусок туши, размером с кулак, тушечницу, два чистых листа бумаги и кисть. Аккуратно разложил всё это на деревянном полу. Тушь, как его учили, он делал из сосновой сажи и костного клея. Приняв упор лежа, Ян начал отжиматься на левой руке. Правой рукой он налил воды на тушечницу и стал растирать по ней тушь плавными круговыми движениями.
Как закончил, смочил в тушечнице кисть, убрал лишнюю краску и принялся писать. Начинать день стоило с пробы пера. Не отрывая кисточки от листа, парень записал два иероглифа, вместе они обозначали слово «жизнь». Скоропись позволяло ему изливать на бумагу всю страсть и желание. Размашисто, с толстыми штрихами и небрежными линиями.
Рождение и судьба — два иероглифа в слове «жизнь». От рождения и до смерти, человека ведет его судьба. Ян скривился. Он сложил лист пополам и порвал ровно посередине, разделив на два слова. За неуважительное обращение с бумагой учитель всыпал бы и ему.
После нехитрого ритуала пришел черед настоящей практики. Чтобы не нарушать распорядок дня, его сначала нужно записать. Сегодня он изучал написание иероглифа «мужчина». Тот состоял из двух ключей: «рисовое поле» и «сила». Это прекрасно подходило для начала списка дел.
Под заголовком «один», он обозначил работу в
