Земля после - Юрий Симоненко
Дрезина вкатилась в помещение с низким — около двух с половиной метров от бетонного пола — потолком. Зал станции — прямоугольного помещения примерно сорока метров в длину и пятнадцати в ширину — освещали яркие люминесцентные лампы дневного света. Шесть квадратных колонн — три справа и три слева от утопленной в бетонный пол узкоколейки — подпирали тяжёлый потолок. На станции было восемь гермодверей, подобных той, через которую и они попали в тоннель, — по четыре слева и справа. В дальнем конце зала узкоколейка снова ныряла в бетонную трубу, которая плавно заворачивала вниз и влево.
В командный пункт «Рябина-17» вёл короткий коридор, начинавшийся сразу за первой дверью слева. Другие двери вели в помещения отдыхающей смены, столовую и склад НЗ, которые также соединялись с командным пунктом. За дверями справа располагались аварийная генераторная и системы жизнеобеспечения, а также резервуар с водой — всё для автономного функционирования комплекса в течение одного месяца.
Им оставалось пройти всего ничего — несколько метров по коридору, за которым центр управления, когда по полу пробежала лёгкая дрожь. Гражданский, возможно, принял бы это за землетрясение, но ни Скворцов, ни его товарищи так не подумали. Они тотчас всё поняли: это был множественный запуск. Запуск командных ракет системы «Периметр»…
В общих чертах задача «Периметра» к тому времени была известна любому интересовавшемуся вопросами ядерного вооружения. Из Интернета можно было узнать немало интересных, порой противоречивых сведений, из всей массы которых выделялось главное: система эта раньше, ещё при СССР, существовала. Во времена Холодной Войны американская пропаганда даже дала «Периметру» несколько пафосно-зловещих названий, среди которых были «Dead Hand» и «Машина Судного Дня». Главным предназначением этой самой «машины», по мнению американских экспертов, было полное уничтожение жизни на планете во славу коммунизма. Но потом наступил 1991 год, СССР не стало и о «Периметре» на время забыли. С появлением же Интернета внимание к этой системе возобновилось, но уже не с подачи ангажированных СМИ, а из искренней любознательности интернет-пользователей. Отметая в сторону всякий параноидальный бред, коего в Сети было предостаточно, о «Периметре» можно было сказать следующее: система эта в действительности была и предназначалась она для гарантированного ответного удара по стране-агрессору в случае уничтожения Верховного Главнокомандующего и Генерального Штаба. Даже если приказ от высших звеньев не поступал, система была способна нанести ответный удар самостоятельно, без участия человека. Это и был главный фактор сдерживания.
КП «Рябина-17» был одним из десяти объектов системы «Периметр» оставшихся на территории Российской Федерации после развала Союза.
…Когда Скворцов с товарищами влетели в помещение командного пункта, начальник сменяемой смены майор Белогоров стоял, склонившись над интерактивным рабочим столом — развёрнутым сенсорным экраном два на два метра и толщиной в сантиметр, лежавшем на металлическом столе, вполне обычном, сделанном ещё в прошлом веке. В ярком освещении были заметны проступившие на висках и шее майора капельки пота.
В помещении было тихо. Весь состав смены находился на своих местах и скупыми нервными движениями напоминал роботов. Лица офицеров были бледны.
— Что случилось, Андрей? Почему ушли ракеты? — спросил сходу майора Скворцов.
— Началось, Володя… — ответил Белогоров.
Это был короткий и исчерпывающий ответ. В голове капитана как будто щёлкнул тумблер: всё происходившее стало как на экране… или даже в виртуальной игре-симуляторе: раздражитель — анализ — вывод — действие.
— Кто начал первым… они, или?..
— Мы, Володя, мы начали… — Майор смахнул ладонью пот с лица, глядя на рабочий стол с картой мира, на которой то тут, то там появлялись красные точки. — Ракеты запустила Москва, я лишь дал подтверждение. Четыре ракеты ушли, пятая в шахте. Не отзывается…
— Сколько осталось городу?
— Минут пятнадцать, может, семнадцать…
Запущенные командные ракеты в это время уже неслись по заданным заранее траекториям, подавая один и тот же сигнал, заглушить который для противника было задачей почти невыполнимой. Таких ракет в небе над Россией было тринадцать, и каждая подавала одну и ту же команду, дублируя сигнал остальных. Повинуясь этому зову, в горах и лесах открывались пусковые шахты и выпускали в небо таившиеся в них до этого часа межконтинентальные баллистические ракеты, в морях и океанах всплывали для пуска субмарины, с аэродромов взлетали стратегические бомбардировщики.
— Не стойте, ребята, — произнёс Белогоров. — Коваленко дал канал связи с городом, звоните родным.
Последние слова дежурного майора вырвали пришедших со Скворцовым из короткого оцепенения: все рванулись к пультам, принялись по очереди с офицерами сменяемой смены набирать городские номера. В помещении командного пункта поднялся шум; каждый что-то говорил в гарнитуру, спешно объяснял, кричал, приказывал…
Владимиру Скворцову было тогда тридцать четыре года, и последние девять он был женат на Светлане — тридцатидвухлетней худенькой кареглазой женщине, преподавателе русского языка и литературы. Светлана была уже на девятом месяце, и в сентябре семья Скворцовых должна была увеличиться до четырёх человек. Третьей была их семилетняя дочь Анечка — подававшая надежды маленькая гимнастка и просто умница, собиравшаяся в сентябре идти в первый класс. Скворцовы жили в служебной двухкомнатной квартире, на восьмом этаже шестнадцатиэтажного дома в новом микрорайоне города N.
С юности Владимир был патриотом своей страны. Его отец и дед были военными. Дед воевал в Великую Отечественную и дошёл до Берлина, отец был офицером Советской Армии. Дед с отцом тоже были патриотами, но они были патриотами совсем другой страны. Владимир же был патриотом России новой — России претендовавшей на преемственность той царской России, от которой измученный царизмом народ избавила революция 1917 года, и о которой, спустя семьдесят лет, бросившаяся наперебой угождать сменившейся власти интеллигенция принялась скорбно вещать как о «России, которую они потеряли». Владимир служил этой России и, как он всегда думал, защищал её своей службой, ведь он был частью того, чему ещё во времена службы его отца было дано благородное и грозное название: Ядерный Щит Родины. Именно Щит. Не меч. Щит!
…Владимир набрал домашний номер. Трубку взяли после пятого гудка.
— Алло… — ответил в наушнике голос Светланы.
— Света! Это я. Номер служебный. Слушай, и не перебивай. Сейчас берёшь Анюту, обуваетесь обе в кроссовки, берёте с собой одеяло, пятилитровую баклажку
