Евгений Войскунский - Очень далекий Тартесс (др. изд,)
— Нет. Это я от себя.
Распломбировать двигатель и подключить питание дело нехитрое. Надо только хорошо знать, что к чему. Схему я знал хорошо. Недаром столько времени лазал по кораблю…
— Нет. — Я покачал головой. — Нет, старший. Всю жизнь я только и делаю, что выхожу из графика… С меня хватит.
Борг опять потянулся к стакану.
— Н-ну что ж, — сказал он медленно, — выходить из графика, конечно, не следует.
Я понял, что разговор окончен. Но уходить не хотелось. Решительно не хотелось. Когда-то я теперь увижу Борга?
— Старший, — сказал я, — ты понимаешь теорию расслоённого времени?
— В самых общих чертах.
— Вот я был на эксперименте, видел все своими глазами, но понять никак не могу… Ведь это же аксиоматично, что время не может течь вспять.
— Оно и не течёт вспять, — устало сказал Борг. — Все законы мироздания остаются на месте.
— Позволь, но как же тогда…
— Не спрашивай меня, Улисс. Обратись к Феликсу.
Опять мы помолчали. Что ж, надо идти. Чего я расселся тут, на самом деле! Видно же, что Боргу не до меня. Я уже упёрся ладонями в подлокотники, чтобы встать, но тут заметил, что Борг набрасывает что-то на блокнотном листке.
— Вот, смотри, — сказал он, быстро заштриховывая промежуток между двумя параллельными кривыми. — Это, допустим, река. Течёт сюда. — Он нарисовал жирную стрелку. — Течёт сюда, и назад воде хода нет: разность уровней определяет направление. Теперь представь себе, что это не вода, а время. Река Времени. Представил? Отлично. А вот лодка. В лодке плывём мы. Человечество — скажем так. И плывём мы, значит, по Реке Времени, куда оно, туда и мы, с той же скоростью. И проплываем, скажем, мимо острова. Вот. — Борг нарисовал посреди реки неровный кружок и упёр в него острие карандаша. — Такой, знаешь ли, милый островок, зелёные берега…
— Знаю, — кивнул я. — Зелёные берега и белый домик-башенка под красной крышей.
— Белый домик, — повторил Борг, мельком взглянув на меня. — Отлично, белый домик. Так вот, пронесло нашу лодку течение мимо острова — и никогда ты больше этот свой белый домик не увидишь. Правильно?
Я молчал.
— Он уже в прошлом, и ничего не вернёшь. — Борг заметно оживился. — Но представь себе далее, пилот, что, пока несёт тебя течение, ты изобрёл весла. И ты начал грести назад — к островку с белым домиком. Трудно против течения, не так ли? Много надо потратить сил. Но вот ты тем не менее догрёб.
Он задумался, а я напряжённо ожидал продолжения.
— Ты вернулся, — сказал Борг, морща просторный свой лоб, — и снова увидел остров. И белый домик на нём. Ну конечно — место то самое. Но та же самая ли вода обтекает теперь этот остров? Отвечай, пилот! — рявкнул он вдруг.
— Нет, — ответил я, глядя на него во все глаза. — Нет, конечно.
— То-то и оно! Помнишь как Гераклит говорил? Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Другая вода — другое время. Вот! — Борг помолчал и добавил: — Тут, конечно, время надо понимать в его материальном, энергетическом смысле. Впрочем… Все аналогии, впрочем, примитивны.
Он скомкал листок и отшвырнул в угол.
— Я вот о чём думаю, — сказал я. — Допустим, такое переселение когда-нибудь состоится. Конечно, найдутся добровольцы, и часть человечества перенесётся на миллионы лет назад…
— На десятки миллионов, — вставил Борг.
— Хорошо, на десятки. Они окажутся на необитаемой земле… то есть нет… на земле, населённой ящерами. Вот ещё, кстати, вопрос: поселенцам понадобятся большие площади для застройки, и они перебьют динозавров — перебьют, скажем, до того, как от этих динозавров произойдут первые теплокровные, млекопитающие… Можно ли представить страшные последствия такого вмешательства в эволюцию? Имеем ли мы право…
— Да нет же, Улисс, — перебил меня Борг. — Не произойдёт никакого вмешательства. Тех динозавров, которые были, переселенцы не встретят. Они будут в другом материальном потоке времени, пойми же.
— Ну, допустим, — сказал я с сомнением. — Другой поток времени. Но пространство ведь то же самое? Переселенцы начнут его обживать, строить дома и прочее. Представь себе: они строят дом как раз на том месте, где стоит этот отель. Мы-то им не помешаем, нас для них ещё нет. Но ведь нам-то их стройка помешает, она будет столь же материальной, как… ну, скажем, как кости динозавра, которые, может быть, лежат под фундаментом этого отеля.
— Дались тебе динозавры! — с досадой сказал Борг. — Мешают они нам с тобой сейчас? Нисколько. Мы совпадаем, совмещаемся с ними в пространстве, а во времени — нет. Точно так же не помешают нам стройки переселенцев. Остров с твоим белым домиком будет обтекать другая вода.
— Вчера, перед началом киносеанса, — сказал я, помолчав, — слышал я, как спорили трое. Так вот, один утверждал, что загонять живых людей в прошлое бесчеловечно, что это хуже убийства, и все такое.
Борг коротко взмахнул рукой.
— Знакомые разговоры, — проворчал он. — Нечто в этом роде кричали, когда начиналось заселение Венеры… Кстати: переселенцы не останутся за непроходимым барьером, канал связи с ними будет сохранён. Во всяком случае, — добавил он, — все это — дело отдалённого будущего.
В том-то и штука, подумал я. Отдалённое будущее. Но что делать нам сейчас? Вот вопрос…
— Какие у тебя планы, старший? — спросил я, поднимаясь. — Полетишь на «Элефантину» или проведёшь праздники здесь?
Борг не успел ответить: пропищал его видеофон. Даже не пропищал, а, скорее, замурлыкал. У Борга даже видео было собственной конструкции, не как у всех.
— Здравствуй, старина, ещё раз, — услышал я незнакомый мужской голос на неважном интерлинге.
— Здравствуй, Кнуд. — Борг поднёс видео к лицу. — Ты такой румяный, что сердце радуется.
Невидимый мне абонент захихикал. А потом:
— Наш утренний разговор меня… э-э… ошеломил. Может, ты пошутил, старина? Помню, в школе ты любил… э-э… пошутить.
— Да нет, — сказал Борг. — Какие там шутки!
— Ты просил ещё час на размышление, час прошёл… э-э… Конечно, у нас в бюро найдётся место для такого конструктора, как Ивар Борг, но… может быть, ты передумал, старина?
— Час — не слишком долгое время для размышления, но… В общем, я не передумал, Кнуд. Подыщи мне, пожалуйста, домик где-нибудь в пригороде, у моря.
— Я живу в Торнбю, старина. Это, если помнишь…
— Прекрасно помню. Торнбю — очень хорошо.
— Значит, будем жить по соседству… Э-э… я даже не знаю, радоваться или нет, что ты… решил…
— Я сам не знаю, — сказал Борг. — Ну, до свиданья, Кнуд, спасибо тебе.
Он выключился, тяжело поднялся и заходил по комнате.
— Старший, прости, что вмешиваюсь, но… что-то я не понимаю.
— Очень просто, — чётко выговаривая каждый слог, сказал Борг. — Я сделал всё, что сумел. А теперь мы с моим старым другом Хансеном будем конструировать дегские игрушки.
— Детские игрушки?..
— Да. — Борг залпом допил вино и налил ещё стакан. — Как ты считаешь, пилот, — медленно спросил он, подойдя ко мне и вглядываясь в глаза, — до каких пределов простирается человеческое право на поступки?
Я пожал плечами:
— До разумных пределов.
— До разумных пределов, — повторил Борг. — Да, конечно, ты прав. Разумные пределы… Ладно, ступай. Мне нужно хорошенько подумать… Будь здоров, Улисс.
Глава двадцать четвёртая
ПРОЩАНИЕ
Я шёл по празднично оживлённым улицам. Карнавал должен был начаться вечером, когда стемнеет, но уже сейчас чувствовалось его приближение. Вон спустилась со станции трансленты целая процессия, в шляпах с перьями, в средневековых камзолах, кожаных колетах не поймёшь, не то моряки Колумба, не то стрелки Робина Гуда. Спешат куда-то, репетировать представление, должно быть. Вон танцуют на площади девушки в звериных масках; их окружила детвора, галдит и смеётся. У огромного визора толпятся, смотрят прибытие олимпийской команды одной из коммун. Уличное кафе — столики сдвинуты, пожилой шахматист даёт сеанс одновременной игры. Да это же Корунья, экс-чемпион Системы, кумир нашего детства! Я постоял немного, глядя на орлиное смуглое его лицо. Надо же — Корунья! Вспомни, вспомни, как мы, зелёные школьники, забросили занятия и потеряли всякий покой во время его знаменитого матча с Вержбицким… До сих пор помню неувядаемую седьмую партию — внезапный рейд коней, сокрушительную, неудержимую атаку…
Мне захотелось сыграть в сеансе против Коруньи. Захотелось, позабыв обо всём, слиться с праздничной толпой, нацепить маску посмешнее, пуститься в пляс — ну вот с той белокурой смеющейся девушкой, например. Чего мне, собственно, надо? Разве плохо этой милой девушке, всем этим людям под голубым сентябрьским небом? Куда ты их тянешь, Улисс? Будь как все, наслаждайся жизнью, не гонись за несбыточным. В конце концов, у тебя тоже есть дом и все такое.
