Александр Дихнов - Один мертвый керторианец
Смысл улыбки был понятен: “Валяйте, ребята, наступайте – время-то идет!” Да, время, безусловно, работало на графа: в любой момент кто-нибудь из его подчиненных мог попытаться войти в кабинет и поднять тревогу или Хильда, пока что покойно лежавшая на полу, могла очнуться… Но у меня никаких дельных мыслей не было, а Уил-кинс только чуть выдвинул вперед нижнюю челюсть и пошел на второй заход.
Пересказывать этот раунд в деталях нет смысла: он мало чем отличался от предыдущего. Только Таллисто вместо продольно-поперечных использовал серию диагональных рубящих ударов, для которых рапира в принципе не предназначена. Но, преследуя, по-видимому, единственную цель – отогнать майора, – он ее достиг. Уилкинс вновь вынужден был отступить – на этот раз на своих двоих, зато с разрезанной на груди рубашкой. Чудо еще, что обошлось без крови…
Тут я уже окончательно решил приказать майору заканчивать эту комедию, достать бластер и вывести Таллисто из строя. Собственно, я даже удивился, почему он не сделал этого раньше. Но пока я удивлялся, майор без передышки вновь отправился вперед, резко изменив тактику. Впрочем, не уверен, что это можно назвать сменой тактики: проведя пальцем по прорехе на рубашке, Уилкинс в свою очередь усмехнулся, чуть развел руки и пошел на Таллисто с видом: “Ну, сейчас я тебя разорву!”
У графа это тоже вызвало недоумение. Более того, он впервые стал en garde, постепенно опуская острие рапиры на уровень груди. А когда между ними осталось чуть больше шага, Таллисто нанес сильнейший удар прямо в середину корпуса наступающему противнику, удар, от которого, казалось, спастись невозможно. Но Уилкинс знал, что делал, – он хотел потягаться с Таллисто в скорости реакции, сведя ситуацию к единственному удару. Что ж, реакция у майора была без преувеличения великолепной: в мгновение ока он вернул себе гибкость, согнул ноги в коленях и, унося корпус далеко вправо, выбросил левую руку вперед. В результате Таллисто вновь промазал, рука Уилкинса сомкнулась поверх его пальцев на рукояти рапиры, и я готов был уже аплодировать ловкости своего напарника, но… Но получилось, что граф его переиграл. То ли он просчитал события на ход дальше, то ли просто здорово сориентировался, но, почувствовав захват, не растерялся, поймал майора свободной рукой за локоть, моментально развернулся на сто восемьдесят градусов и провел классический борцовский прием – бросок через плечо. Уилкинс не успел предпринять ничего, а силы Таллисто, как и любому керторианцу, было не занимать, так что пришлось моему товарищу совершить небольшой полет головой вперед, прямо на стену… Ковер отчасти смягчил удар, но все равно Уилкинс, явно оглушенный, бесформенной грудой рухнул на пол, и…
И тут настала моя очередь покинуть наконец категорию зрителей. Причем отнюдь не в связи с желанием помочь майору – таковое даже не успело оформиться… Просто Таллисто сам решил со мной покончить, пока никто не мешает! Развернувшись в мою сторону, он сделал два длинных скользящих шага, уже отводя руку с рапирой для удара…
Возможно, меня спасло то, что я сохранил в этот момент присутствие духа, а может, виноват и Таллисто, излишне уверовавший в свои силы и действовавший чересчур примитивно. Но так или иначе, я не сделал ни малейшей попытки уклониться, а он – как-то меня обмануть. Поэтому, когда острие рапиры с расстояния в ярд устремилось точнехонько мне в сердце, мне оставалось только проверить состояние собственной реакции. К счастью, она оказалась на уровне – я успел защититься, попросту подставив правую руку под острие клинка. Предплечье мгновенно пронзила резкая, жгучая боль – у Таллисто хватило силы, чтобы пробить мою руку насквозь, но, выскочив на дюйм с внутренней стороны, клинок застрял. И тут же я изо всех сил дернул в сторону и вниз словно охваченной огнем правой рукой, а левой нанес прямой удар, не особо целясь… Рапира вырвалась из руки Таллисто, а сам он отлетел на пару шагов, получив мой свинг по ребрам. И все было бы ничего, но я вдруг заметил, что граф напряженно смотрит не на меня, а куда-то вбок. Даже не задумавшись над возможностью уловки, я скосил глаза в том же направлении и… увидел серенький приборчик Лана, лежавший на полу в нескольких метрах, ближе к центру комнаты! Разумеется, я же все это время держал его в своей несчастной правой и теперь выронил, когда выбивал у него рапиру!
В следующую секунду Таллисто бросился за приборчиком. Я тоже, но тотчас споткнулся и упал на колени. Не иначе, по-прежнему болтавшаяся в ране рапира задела какой-то нерв или что-то в таком духе. По крайней мере, мое сознание вдруг затопила боль, настолько всепоглощающая, что из горла против воли исторгся вопль, а в глазах будто вспыхнуло слепящее белое пламя… Чисто механически, не отдавая отчета в своих действиях, я потянулся левой рукой к правой, нащупал холодное стальное лезвие и дернул наружу… На мгновение стало еще хуже, я чуть не потерял .сознание, но затем зрение ко мне вернулось.
И против ожидания моим глазам предстал еще не смертный миг. Естественно, Таллисто без помех подобрал прибор и сейчас стоял с ним в руке, готовясь нажать на кнопку, но пальцы его заметно тряслись, и глаза смотрели совсем не на меня… А на Уилкинса, едва-едва вскарабкавшегося на четвереньки, но уже нашаривавшего бластер в кобуре у пояса. Я вскочил, и одновременно с этим Таллисто нажал-таки на кнопку, отключающую поле, а майор выхватил оружие и распрямился, стоя на коленях. Не знаю, кто из них выстрелил бы в последнюю секунду первым, – меня не устраивал любой результат. Поэтому я присвоил эту последнюю секунду себе! В самом прямом смысле…
Может быть, вы заметили, что однажды я упоминал об одной побрякушке, вывезенной некогда с Кертории, – кулоне, замедляющем время. Я действительно сроду им не пользовался, просто не мог включить, но тем не менее, собираясь в гости к Президенту, захватил с собой в числе прочего, и сейчас этот кулон (в принципе задуманный как дамское украшение и предназначенный для ношения на шее) валялся где-то в кармане брюк… И вот, когда генератор Лана отключился, я рванулся к графу, в свою очередь занося левую руку для удара и с отчаянным усилием взывая мысленно к кулону… Возможно, мне помог некий вновь обретенный в последнее время навык или желание было уж очень велико, но древняя магия сработала: я понял это по тому, как словно в замедленном повторе ползет вверх рука Таллисто. Она дошла лишь до пояса, а я был уже рядом и только изменил слегка точку удара: вместо челюсти – в скулу. Как правильно заметил граф – мертвый он был мне не нужен…
Впрочем, дальше расслабляться тоже оказалось некогда. Едва я отключил кулон, как раздался стук в дверь кабинета, позади которой слышались встревоженные голоса, – вероятно, шум, которым сопровождалась схватка, привлек все же чье-то внимание, да и жена графа вроде бы начала шевелиться… Но на нашу удачу, входя в кабинет, они заперли за собой дверь, и, пока охрана решилась ее ломать, мы успели убраться. Все еще слегка пошатываясь, Уилкинс действовал весьма оперативно: он пересек кабинет, еще одним неласковым ударом вернул жене Таллисто покой, а затем проделал быструю манипуляцию с одной из полок шкафа, через который мы пришли. Потайной ход не стал капризничать, и я, подхватив на плечо находящегося в глубокой отключке графа (то еще удовольствие, доложу вам, – не иначе как выброс адреналина, или как там это у нас называется, помог), протиснулся в отверстие и устремился по спиральному спуску. Не могу сказать, зачем я бежал так далеко, едва различая дорогу в темноте, но остановился только у перегородки в самом низу, почувствовав, что окончательно выдохся и вот-вот свалюсь… Тогда я последним усилием сгрузил Президента у одной из стен и сел рядом. Ноги меня не слушались, в ушах шумело, сердце билось будто с перебоями – голод и большая потеря крови делали свое дело, и хорошо, что подоспевший вскоре Уилкинс не растерялся…
Ничего сверхъестественного он, правда, не предпринял, но тут важнее была скорость. Разрезав намокший от крови рукав моей рубашки, майор соорудил жгут из подручных средств и перетянул мне руку в районе локтя. Было больно, рука неприятно занемела, но ручейки крови, толчками вытекавшие с обеих сторон раны, сразу же сузились, а потом и вовсе пересохли, – к счастью, на свертываемость крови я никогда не жаловался. Вслед за тем Уилкинс вынул из моего нагрудного кармана пачку сигарет, всунул одну мне в рот и поднес зажигалку. А затем уселся у противоположной стенки и стал ощупывать голову, словно проверяя, все ли ее части на месте… Не знаю, что показал его осмотр, но в моем мыслительном приспособлении с каждой затяжкой прояснялось все больше, и на первый план с завидной настойчивостью вылезало то соображение, что надо спешить. И потому, что с необработанной раной в моей руке шутки были плохи, и по все той же прежней полуосознанной причине… Поэтому, собравшись с силами, я всполз вверх по стене, опираясь на нее здоровой рукой, отпустил наконец жгут и кивнул майору на валяющуюся на полу фигуру:
