Дэвид Файнток - Надежда патриарха
– Да, есть на что посмотреть. – До предела подавленный, замкнувшийся в самом себе. Словно погрузившийся в летаргический сон. При этом, как и прежде, слова скорби то и дело слетали с его губ. Если его страдания добавить к моим, вряд ли я это выдержу.
– Он оживет. – В ее голосе было меньше жалости, чем можно было ожидать. – Раны затягиваются. Найдет другого юношу или девушку.
– Надеюсь, на этот раз будет девушка. Она хихикнула:
– И я тоже. – Потом добавила:
– Так обещай.
– Клянусь именем Господа Бога нашего… – Нет, так нельзя. – Клянусь всем, что у меня есть дорогого, что мы сделаем еще одного ребенка.
– Спасибо тебе, любимый.
– Будь они прокляты, все твои права! У него их стало десять. – Я швырнул свой голографовизор рядом с пультом управления. – Кто тебе сказал, что ты можешь раздавать наряды моим кадетам?
– Я – первый гардемарин. – Лицо Эдвина Спика напряглось. – Ансельм все время слоняется по коридорам. Вы наверняка видели, как небрежно он становится по стойке «смирно», когда я…
– А кто разрешил тебе ставить его по стойке «смирно»? Занимайся собственными делами.
– Если вам так угодно, сэр.
Я сел, весь кипя от ярости. У Тэда не было никаких обязанностей. Я сомневался, что он вообще с кем-то общался из экипажа. Происходившее у него в душе было покрыто мраком, словно саваном. Мне надо было проводить с ним больше времени. Или, еще лучше, свести его с кем-то, кто бы потянул его за собой. Меня чуть не охватывало отчаяние.
Да, гардемарины вправе отдавать приказы кадетам, и Ансельму следовало вести себя дисциплинированнее. Но он не являлся членом экипажа «Галактики», и Спику незачем было к нему придираться.
Власть над ним, которую получил первый гардемарин, была случайной, временной. Джеф Торн давным-давно поучал меня, что ни один командир не может требовать от подчиненного строевой выправки, если сам не служит тому примером.
Позже я заглянул к Филипу в каюту, которую выделил для него. Благодаря пониженной гравитации я, хотя и с трудом, но встал с кресла и подошел обнять его:
– Я люблю тебя, сынок. Помни это всегда.
– Папа? – Он внимательно на меня посмотрел. – Ты говоришь это так, словно прощаешься со мной.
– Так и есть. Мне надо уйти.
– Куда?
Я рассказал ему. Когда я закончил, он поежился:
– Я буду…
– Нет. – Я говорил мягко, но с решительностью, которая не оставляла возможности для возражений, как в его юности. – Не в этот раз. Возможно, я вернусь. Если Господу будет угодно… – Я не докончил бессовестной фразы. – Возможно.
Начальник двигательного отсека Макэндрюс был мрачен:
– Корабельные переборки будут герметично закрыты, но что касается подходов к капитанскому мостику… коммуникации в стенах кое-где повреждены. Рано или поздно обнаружатся неисправности. – Он нахмурился. – Сделаем это позже.
– Держите это на контроле. – Я взглянул на его приборы. – А гравитроны?
– Снабжаются энергией напрямую. – Он уныло посмотрел на винегрет, в который я превратил их пульты управления. – Надо же мне будет чем-то заниматься на пути к Константинии… – Он изобразил подобие улыбки. – Надеюсь, вы не подумываете с этого момента уменьшить гравитацию до нуля.
– Выживу и без этого. – Но мне надо было не только выжить, но и еще работать, а поврежденный позвоночник позволял это делать только при пониженной гравитации. – Но пассажиры…
– Понимаю, сэр. – Жители Земли славились своей неприспособленностью к любому тяготению, меньшему, чем на их родной планете.
Я покатил обратно к капитанскому мостику. Проезжая по коридору, я услышал впереди голоса:
– …сделаю это собственными руками, слышишь? – Голос принадлежал Дереку Кэрру.
– Капитан отменил…
– Меня не волнует, что сказал мистер Сифорт. Каждое движение он делает как в агонии, жизнь в нем висит на ниточке, и я не хочу, чтобы какой-то несчастный кадет добавлял ему беспокойства…
Я решил развернуть свое кресло и поехать в обход. Круг получался длинным, но…
– Я не…
– Встаньте по стойке «смирно», Ансельм! Я подавал команду «вольно»?
– Нет, сэр!
– Слава богу, что хоть это ты сказал! Что, плачешь? Что, черт побери, с тобой происходит?
– Я не знаю, – ответил парень измученным голосом. – Увольте меня со службы. Высадите с корабля. Отправьте меня домой.
Я с трудом себя сдерживал, чтобы не наброситься на Дерека. Раньше ничего подобного за ним не водилось. Он сказал задумчиво:
– Я тоже когда-то такое чувствовал. Примерно в твоем возрасте. Мне тоже было слишком много лет для кадета. – Ответа не последовало. – Я умолял отправить меня в отставку. Хныкал, как ты. Только не рукавом! – Его голос смягчился:
– На-ка, возьми.
– Спасибо, сэр. – И прошептал:
– А что было дальше?
– Он вывел меня в коридор. Позволил мне выплакаться, и, не знаю как, но он послал меня снова исполнять мои обязанности, и я был этому очень рад. Рад был все для него сделать. – Пауза. – У тебя это как-то связано с Бевином?
– Да-сср.
– Ох-хо-хо. Я никогда не рассказывал тебе о Сэнди Уилски? Молодом гардемарине с «Гибернии»? Пойдем-ка куда-нибудь присядем. Он был убит – в воздушном шлюзе, в котором следовало оказаться мне. И, конечно, я обвинял себя. Как и ты сейчас.
– Я молился, чтобы стать таким, как Дэнил!
– Господь не внимает таким молитвам. Он только слышит их. Не плачь снова, я не имел в виду… Ну, возможно, имел. Послушай-ка, дружок. Одна половина меня была рада, что это Сэнди оказался в шлюзе, и несколько месяцев я так презирал себя…
Их голоса затихли.
«Слава тебе, Господи. Ты сделал то, на что я сам не способен».
В Ротонде установился непрочный мир. Части ВВС ООН не пытались входить в ворота. Но и не уходили. Часы пробили шесть, но ни в это время, ни позже выступление Валера не транслировалось.
Судя по тем отрывкам, которые удавалось поймать нашими приемниками, обе стороны взяли паузу, ожидая моей гибели или пленения, а может – это казалось гораздо менее вероятным, – рассчитывали, что я устраню Хоя и Симовича. Ассамблея поддерживала мое экологическое законодательство и, как предполагалось, должна была остаться на моей стороне. Сенат встал в оппозицию. Хотя это не имело особого значения: я распустил оба собрания.
Командование ВВС ООН хранило нейтралитет, только отдельные части твердо заявили о какой-то позиции. Один такой патруль арестовал Джеренса и продолжал его удерживать.
Все должно было решиться в ближайшее время. Я вызвал Арлину, Дерека и капитана Феннера на последнее совещание. Они снова заверили меня, что все подготовлено.
Я настроил свою трубку на общекорабельную сеть:
– По приказу адмирала Сифорта, лейтенанту Арлине Сандерс временно присваивается звание капитана.
Феннер вернулся на «Мельбурн». Мы перешли в сверхсветовой режим.
– Кадет просит разрешения с вами поговорить, сэр. – Гардемарин Спик держался подчеркнуто строго и официально.
Приведенный на мостик Ансельм дождался команды «вольно». Потом сказал:
– Прошу прощения, сэр. Я постараюсь вести себя лучше. – Он переступил с ноги на ногу. – Вот и все, что я хотел сказать, сэр.
– Спасибо тебе. Свободен. – Когда он повернулся, чтобы уйти, я не выдержал:
– Дэнил погиб по моей вине, а не по твоей. Атаковать «Галактику» было самоубийством. Мне не следовало разрешать…
– Прошу прощения, сэр. Но для того мы и служим. Я имею в виду, кадеты и гардемарины. Мы – военные. И с самого начала готовы к риску.
– А Дэнил?
Он проглотил комок в горле.
– Но не к откровенному убийству. Он был в ужасе.
– И ты тоже.
– Да. – Его глаза встретились с моими. – Да, я был в ужасе.
– Ничего другого нельзя было и представить. Могу ли я попросить тебя об одном одолжении, отдать приказ о котором не может ни один офицер?
– Что, сэр?
– Ты не помолишься о нем со мной?
– О… – Его глаза наполнились слезами. – О, да. Это пришлось бы мне по душе.
– Тогда сегодня вечером. Я вызову тебя к себе.
Я проводил его взглядом. Что-то в его походке напомнило того гардемарина, каким я впервые встретил Ансельма…
«Вот его выносят. Чтобы защитить на время переноски, гроб затянут полиэфирной тканью. К иллюминаторам седьмого уровня приникли сотни глаз. И почти все они влажны от слез…»
Смерть Антона Бурса вызвала шок среди людей. Возможно, только такое событие могло как-то сдвинуть с мертвой точки ситуацию с мятежом. Капитан «Мельбурна» вызвал всеобщее уважение тем, что прервал круиз, дабы доставить тело горячо всеми любимой звезды на орбитальную станцию для последующей переправки на Землю и похорон.
Даже по отношению к «Мельбурну», когда он запросил стыковки, капитан Хой проявил подозрительность. Но капитан Феннер поставил свой корабль на виду у станции на самой подходящей дистанции для ее лазеров.
«Вид подвергшегося декомпрессии человека не для людей со слабыми желудками. Гроб останется закрытым. Похороны состоятся в среду в Калифорнии».
