Роберт Хайнлайн - Звездный десант

— Доброе утро, болтушка,— сказал я.— Опять пентаграмма?

— Ммм...— Стар не подняла даже глаз.

Я подошел поближе, чтобы рассмотреть, что она делает. Что бы это ни было, но рисунок исходил не из пятиугольной звезды. Он имел три главных центра, был очень сложен, включал несколько надписей в разных местах — я не разобрал ни языка, ни алфавита. Мне показалось, рисунок чем-то походит на проекцию гиперкуба.

— Уже позавтракала, птичка?

— Я встала давно.

— То-то ты у меня похудела. Это тессеракт?*

— Хватит! — Она откинула волосы назад, взглянула на меня и смущенно улыбнулась.— Прости меня, дорогой. Колдуньи — стервы, как на подбор, это уж точно. Но, пожалуйста, не заглядывай мне через плечо. Я ведь работаю по памяти — книги пропали в болоте, и мне дьявольски трудно. И еще — прошу тебя — сегодня никаких вопросов... Ты можешь нарушить мою уверенность в себе, а я должна быть совершенно уверенной.

— Прошу извинения у миледи,— расшаркался я.

— И не надо быть со мной таким официальным, родной. Просто люби меня и быстренько поцелуй, а потом оставь в покое.

Я наклонился к ней и наградил высококалорийным поцелуем с майонезом, после чего оставил в покое. Одевался я, одновременно приканчивая сандвич и пиво, потом зашел в естественный альков, в сторонке от Хранителей, установленных в проходе, в тот самый, что служил нам мужским туалетом Когда я вернулся, Руфо уже ожидал меня с моей шпагой и перевязью в руках.

— Босс, вы опоздаете даже на собственное повешенье.

— Очень надеюсь.

Через несколько минут мы уже стояли на этой пентаграмме, Стар, так сказать, на площадке питчера[84], а я с Руфо — на второй и третьей центральных точках. Оба были обвешаны вещами: я — с двумя канистрами, со шпагой Стар и с ее боевым поясом, застегнутым на самую первую дырочку, и с моим собственным оружием, а Руфо — с двумя колчанами, с луком

Стар, с ее медицинской сумочкой и нашим ланчем. Наши луки с натянутыми тетивами мы зажали под левыми подмышками. Каждый держал в правой руке обнаженную шпагу. Штаны Стар я засунул сзади под ремень, откуда они торчали неряшливым хвостом, а Руфо поступил так же с ее жакетом Что же касается ее мокасин и шляпы, их мы распихали по карманам. Выглядели мы с ним словно уличные торговцы.

Левые руки у меня и Руфо были свободны. Мы смотрели прямо вперед, шпаги наголо, левые руки откинуты назад, каждую из них крепко держала Стар. Она занимала позицию точно в центре — ноги расставлены, прочно стоят на земле, одета так, как того требует профессия ведьм, занятых тяжелой работой,— даже заколки в волосах, и той не было. Смотрелась она великолепно — волосы копной, глаза горят, лицо пылает, так что я очень жалел, что приходится стоять к ней спиной.

— Вы готовы, мои храбрецы?— возбужденно произнесла она

— Готов! — подтвердил я.

— Ave, Imperatrix, nos moriture te...[85]

— Руфо, прекрати... Молчание!! — Она затянула песнь на незнакомом мне языке. По затылку побежали мурашки.

Стар кончила петь, еще сильнее окала наши руки и крикнула-

— Пошел!

Внезапно, как внезапно захлопывается дверь, обнаружилось, что я (нормальный герой Бута Таркингтона) попал в ситуацию, привычную скорее героям Микки Спиллейна*. У меня не было времени даже простонать.

Вот оно — прямо передо мной, это существо, готовящееся срубить меня, и я воткнул ему клинок прямо в брюхо, выдернул его обратно, пока оно решало, в какую именно сторону упасть. Сразу же — его приятель, которого пришлось успокоить тем же способом. Еще один скорчился внизу, пытаясь нанести мне удар в ногу, просовывая оружие между ног своих товарищей по службе. Я метался, как голый однорукий среди муравейника, и даже не заметил, как Стар сорвала с меня свою шпагу. Зато увидел, как она зарубила противника, намеревавшегося стрелять в меня. Стар была повсюду одновременно, голая, как лягушка, и вдвое более ловкая. Переход между мирами вызвал чувство, сходное с ощущением, которое испытываешь в быстро опускающемся лифте, и, надо думать, резко изменившаяся гравитация была бы для нас трудным испытанием, будь у нас время об этом подумать.

Стар даже воспользовалась этим обстоятельством Прикончив парня, нацелившегося пристрелить меня, она проплыла над моей головой и головой еще одного надоеды, ткнув его по пути шпагой в шею, после чего он навсегда потерял желание к кому-либо приставать.

Я считал, что она помогает и Руфо, но времени для наблюдений у меня не было. Я слышал, как он кряхтит за моей спиной, из чего следовало, что он все еще больше выдает, чем получает.

Тут он заорал:

— Ложись! — И что-то ударило меня под колени, я упал, приложившись весьма капитально, и уже готовился вскочить на ноги, когда сообразил, что виновником падения был Руфо. Он лежал на брюхе рядом со мной и из чего-то, что могло быть пистолетом, палил по движущимся целям — там на равнине, прячась за трупом одного из участников этой игры.

Стар тоже лежала, но уже не сражалась. Что-то пробило дырку в ее правой руке между локтем и плечом.

Вблизи от меня ничего живого не наблюдалось, но на расстоянии четырехсот-пятисот футов от нас ясно виднелись какие-то цели, весьма быстро передвигавшиеся. Я видел, как одна из целей упала, услышал странное гудение и почуял запах горелой плоти. Одно из странных ружей валялось на трупе, лежавшем слева от меня. Я схватил его и попытался понять принцип действия. Там был приклад и какая-то трубка — видимо, ствол, все остальное не лезло ни в какие ворота.

— Вот так, мой Герой.— Стар подползла ко мне, волоча за собой раненую руку и оставляя кровавый след.— Прижми его к плечу как винтовку и смотри в него. Там, под большим пальцем левой руки, есть кнопка. Нажми на нее. Вот и все — ни поправки на ветер, ни поправки на дальность.

И никакой отдачи, как я обнаружил, выследив одну из бегущих фигур и нажав на кнопку. Возник клубочек дыма, и фигура упала. «Луч смерти», или лазерный луч, или что-то еще — а ты целься, нажимай кнопку, и кто-то далеко от тебя закончит пикник с прожженной в теле дырой.

Я сбил еще парочку, работая слева направо, и с помощью Руфо прикончил все мишени. Ничто, насколько я мог видеть, больше нигде не шевелилось.

— Лучше продолжайте лежать, босс.— Руфо подкатился к Стар, открыл ее медицинскую сумочку, висевшую на его поясе, и торопливо наложил ей грубую повязку на раненую руку.

Потом повернулся ко мне:

— Как сильно вы ранены, босс?

— Я? Ни царапины!

— А это что на рубашке? Кетчуп? Когда-нибудь вам влепят хороший заряд. Давайте посмотрим.

Я позволил ему расстегнуть куртку. Кто-то, с помощью зазубренного, как пила, лезвия, проделал мне в левом боку, пониже ребер, изрядную дырку. Я ее не заметил и боли не почувствовал — до тех пор, пока не увидал, а уж тогда она заныла, да так, что голова закружилась. Дело в том, что я совершенно не одобряю насилия, когда оно обращено к моей персоне.

Пока Руфо делал перевязку, я смотрел в сторону, чтобы не видеть рану.

Вблизи нас валялось около дюжины убитых, плюс почти половина этого количества лежала вдали — бежавшие, думаю, уничтоженные поголовно. Как? А как собака весом в шестьдесят фунтов, имеющая на вооружении только зубы, хватает, валит на землю и держит до зубов вооруженного человека? Ответ: благодаря атакующему мужеству.

Думаю, что мы прибыли в Карт-Хокеш в то самое время, когда производилась смена караула у Врат, и если бы мы появились со шпагами в ножнах, нас тут же зарубили бы. А получилось, что мы убили многих прежде, чем они поняли, что драка уже началась. Они были рассеяны, деморализованы, и нам удалось уничтожить их всех, включая и бежавших. Карате и ряд других видов рукопашной (кроме бокса и тех игр, в которых действуют жесткие правила) основаны на том же — нападай, бей на уничтожение и не пугайся. Все эти виды — не столько умение, сколько отношение к делу.

У меня было время, чтобы рассмотреть наших противников — один из них лежал ко мне лицом с распоротым брюхом. «Иглины дети» назвал бы я их, только более экономичной модели. Ни красоты, ни пупков, ни ума, созданные, надо думать, только для одной цели — драться и стараться выжить. Это, правда, и к нам относится, но мы были пошустрее. Зрелище это действовало мне на пищеварение, поэтому я перевел взгляд на небо. Тут было нисколько не лучше — небо было какое-то ненастоящее, виделось как бы вне фокуса. Оно нависало, и цвет был неправильный, что раздражало, как картина абстрактного живописца. Я снова посмотрел на наши жертвы — теперь, в сравнении с небом, они казались почти приятными.

Пока Руфо перевязывал меня, Стар вползла в свои брюки и мокасины.

— А можно я сяду, чтобы надеть и жакет? — спросила она

— Нет! — ответил я.— Может, они считают нас мертвецами.— Руфо и я помогли ей одеться, не высовываясь над баррикадой мертвых тел. Боюсь, что руку мы ей растревожили, хотя все, что она сказала, было: